И мадам Еписеева поднимет крик! Только что мне до этого? И вдруг я осознал, что смотрю на свою жизнь отстраненно, как биолог, любующийся в микроскоп на суету амебы. Решение, к которому я подбирался все эти месяцы вынужденного безделья, внезапно сформировалось и окрепло. У меня даже дух перехватило. Я вернулся к подъезду. Меня все еще переполняла решимость. Вопреки своему обыкновению я не опустился на скамейку и не принялся размышлять над превратностями судьбы.
Вместо этого я устремился вверх по лестнице.
Мария куда-то собиралась. Она уже была накрашена. На ее шее развевался зеленый газовый шарфик. Меня охватила смутная грусть. Я подошел и прикоснулся губами к ее щеке:
- Я ухожу…
- Куда это? - резко бросила она. - Смотри, доходишься - опять сляжешь, а в сентябре…
- …на работу, - закончил я. - Только я насовсем ухожу.
И тут до нее дошло.
- Ой, Сеня… - она всплеснула руками.
Не слушая, я прошел в комнату и снял со шкафа чемодан.
- Лучше бы шла в свой солярий.
Мадам Еписеева запричитала. Я быстро собрал свой нехитрый скарб. Сверху, подумав, положил коробочку с Ленькиной маркой, подаренной на свадьбу. Кажется, тот самый момент уже наступил.
- Это куда?.. - поперхнулась Мария. - Куда марку-то?
Я не ответил. Она схватилась за болванистого «Оскара», стоящего на полке, и попыталась прикрыть телом хрустальную вазу. Звякнули застежки чемодана. Я посмотрел в глаза летчику. Мария лихорадочно раздумывала, как бы меня удержать.
- Эй, тебе же алименты придется платить! - привела она последний довод, когда я уже был в прихожей. - Володьке! До восемнадцати лет!
- Как вы мне все надоели! Не волнуйся, скрываться не буду. У такого дурака, как я, даже на это ума не хватит.
- Я тебе развода не дам! - брякнула Маша. - Так и знай! Я до суда дойду, но с тебя ползарплаты сдеру! И квартиру твою разделим! Как совместно нажитое…
Где у нее только логика хранится? И совесть? Этого мне уже никогда не узнать… Я прикрыл дверь.
- Дурак, сволочь, гадина! - понеслось сверху. - Обманул девушку…
Я медленно зашагал вниз.
- Люби-и-имый!
Пришлось прибавить шаг. Из подъезда я почти что выбежал. Под окнами стояло такси. Надо же, как кстати! Я плюхнулся рядом с шофером. Растрепанная Мария выскочила на балкон.
- Откуда у тебя деньги, мерзавец?!
Такси быстро скрылось за гаражами.
Говорят, грузинский художник Пиросмани распродал все картины, чтобы устелить площадь перед домом любимой цветами. Картин у меня не было, зато имелась Ленькина марка. Она оказалась действительно очень редкой. Когда я выпустил бабочку на свет божий у магазина «Филателия», в толпе знатоков возник легкий взрыв. А потом - форменный аукцион, в конце которого коробочка с маркой перекочевала в карман к бородачу с золотыми кольцами. Мои же карманы просто отвисли.
- Ты в чемодан положи, - посоветовал довольный бородач, который чуть ли не целовал марку под завистливыми взглядами коллег. - Суммочка-то не для сумочки! - скаламбурил он.
Я последовал его совету, но все-таки оставил в кармане несколько купюр покрупнее. Багровое солнце осветило Киевский вокзал последними лучами, и я начал действовать.
Черный автомобиль остановился у Катькиного подъезда. Бабушки охнули и скрылись по домам. Из машины вылез гладко выбритый джентльмен в костюме и с бабочкой в мелкий горошек. В руках у джентльмена была охапка красных орхидей с высунутыми желтыми языками. Запах цветов и одеколона, смешавшись, распространился по двору. За джентльменом двинулся шофер, неся в руке потертый фибровый чемоданчик с наклейкой «Еписеев Володя. 2 отряд».
Я поправил орхидеи и бабочку и позвонил в дверь.
- Ого, ящерица, ты все-таки сбросил хвост?
Сейфовая дверь, скрывавшая от меня мадам Колосову, распахнулась. Глаза Кэт расширились.
- Поздравляю всех вас я с первым утром сентября? - осведомилась она. - Ты что это так вырядился?
Я молча протянул ей охапку орхидей. Катька слегка отшатнулась.
- Васильев, это как понимать?
- Однозначно, - веско ответил я.
- Гусеница… То есть жужелица, - моя мадам не находила слов. - Сеня, ты что, серьезно?
Цветы упали на пол, я подхватил чуть было не рухнувшую вслед за ними Катьку. В крови бурлил адреналин, щедро вырабатываемый надпочечниками.
Это любовь!
И почему на открытках и прочей дребедени изображают пошленькое сердечко? Надпочечник! Вот что должно красоваться там!
Нащупав в кармане купленный несколько часов назад бриллиантовый браслет, я вынул его и попытался застегнуть на Катькином тонком запястье.
- Командир, - позвал шофер, все еще топтавшийся на лестнице. - Платить-то когда будешь? Мне еще за президентом ехать в Шереметьево.
Я нервно похлопал себя по карманам. Катька усмехнулась, осторожно переступила через красные цветы и скрылась в комнате. Через минуту она вернулась.
- Здесь должно хватить, - она протянула водителю несколько купюр.
Он поставил чемоданчик и, поблагодарив, удалился.
«Да что ж я за дурак такой?» - стучало в моей голове, пока я целовал Катькины мягкие губы. Она обвила мою шею чуть крепче.
Катька на мгновение оторвалась от меня и озабоченно спросила:
- Как хвост? Прошел? Анализы удачные?
- И эксперименты тоже, - пробормотал я и впился в ее губы. Два глаза передо мной хлопнули густыми ресницами и закрылись.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87