Хотя все знали, что государыня почувствовала себя нездоровой и приёма не будет, никто не разъезжался, наоборот, как будто по воздуху передалась тревожная весть, и около полудня появились здесь даже лица, редко появляющиеся при дворе.
Многие знали, что за последние дни Екатерина, получив простуду в Казанским соборе на молебствии по случаю успехов русского оружия на суше и на воде, всё время недомогала, но крепилась и даже выезжала в эрмитажные спектакли.
А тут второй день упорно стали толковать, что больной стало хуже. Она не встаёт с постели, почти никого не принимает, разве только с самыми важными докладами.
Только Зубов, как верная сиделка, не отходил от постели своей покровительницы, и брат его Валериан порою сменял его, развлекая своими ребяческими выходками скучающую и недовольную императрицу.
– Всё жалуется, – негромко сообщал Захар графу Строганову, который казался искренно огорчён недугом Екатерины, и Льву Нарышкину, забывшему теперь о своих шутках и каламбурах. – Очень недовольна и собою, и докторами своими, и всеми на свете. Мол, дела столько, а с ней вот такая напасть… А доктора поправить никак не могут… Конечно, от огорчения оно ещё труднее болезнь притушить… Норов нетерпеливый, горячий как был, так и остаётся у неё, у матушки у нашей…
– Ну, а сейчас как? Лучше ей, Захарушка? Или нет? Правду скажи…
– Смею ли я неправду… вашему сиятельству… Лучше, Бог дал. Ночь всю не спала, колики донимали, пусто бы им было! А теперь уснула. Вот и не пускаем никого. Одна Анна Никитишна там. Да графинюшка.
– Браницкая? Больше никого? Только эти?
– Только-с. С вечера поручик Валериан Зубов с Платоном Александрычем сидеть изволили. А потом Платон Александрыч почитай всю ночь остаться изволили с доктором. А потом уж уговорила их матушка, чтобы развеяться поехали… Хоть бы на охоту, мол, на часок, на другой… Ну, выехали оба! Да, поди, долго не наполют. Скоро и назад повёрнут. Только что ослушаться не хотели, чтобы не перечить матушке. Известное дело: больной, что малый…
– Да, да, правда твоя. Так на охоте они… Ну, мы ещё переждём немного. Если проснётся государыня, проведай что и как. И скажи нам…
– Да уж первым делом… Ишь, все как кругом зароились, словно пчёлы перед вылетом… Как она, царица-матушка здорова – всех осияет. Всем тепло и светло. А тут и забродили. Вон и графиня Катерина Романовна пожаловала… «Учёная голова»… То ничем не довольна. Ничто ей не нравится… А тут прискакала… Уж будьте покойны, ваше сиятельство… Вам первым повещу…
Все присутствующие, разбившись на отдельные группки, тоже говорили об одном, один вопрос повторяли на разные лады:
– Как себя чувствует государыня? Лучше ли ей? Отчего так долго спит она и в такое необычное время?..
Вести ловились на лету. Менее церемонные люди перехватывали камер-фрейлин и лакеев, полагая, что от «малых сил» скорее и больше всего можно узнать истину. Когда из покоев фаворита появился Николай Зубов с князем Александром Александровичем Вяземским, их обступили и буквально стиснули со всех сторон.
– Право, мы сами не знаем ничего! Я жду брата. Он скоро должен приехать… – откланиваясь на любезные низкие поклоны, отдавая рукопожатия, проговорил наконец Николай Зубов громко, так, чтобы могли слышать стоящие в конце толпы.
Ряды поредели.
Разочарованные, недоверчиво пожимая плечами, молодые и старые куртизаны, заслуженные сановники и генералы отошли и стали искать глазами, к кому бы ещё обратиться. Не выходит ли из покоев государыни Роджерсон или наконец какая-нибудь из камер-юнгфер, которую любопытство выманит сюда поглядеть на блестящее сборище, ведущее себя на этот раз совершенно необычным образом.
Около часа дня появился Безбородко в сопровождении своей «правой руки» по иностранным делам – Аркадия Иваныча Моркова.
С лицом, изрытым оспой, некрасивый, худой, секретарь являл прямую противоположность «хохлу» и напоминал пёструю, хищную щуку, особенно беспокойным взглядом острых небольших глаз.
А Безбородко со своей упитанной фигурой, с одутловатым, сейчас особенно сонным и усталым лицом вследствие бурно проведённой ночи, походил на большого сома, выброшенного из воды и чувствующего удушье в несродной ему, воздушной стихии. И всё же Безбородко не хуже своего юркого секретаря разглядел всё и всех кругом, поздоровался на несколько ладов с различными людьми, которые попадались ему по пути, сообразно их рангу или своей личной близости к ним.
– Смотри, и Николаша-милаша здесь с будущим тестюшкой, – осторожно толкая локтем Моркова, буркнул Безбородко, когда они завидели Вяземского и Николая Зубова, сидящих в углу и о чём-то толкующих.
– Обхаживают друг друга. Старик чает найти лишнюю защиту и покрышку для своих плутней… А другой думает, что с уродом Парашей клад получит от тестя-хапуна. Как бы оба не ожглися один на другом… Помяните моё слово, граф…
– Помяни моих два, Иваныч: крепко засели эти «зубки» в нашей пасти… Много пережуют, перемелют… Уж у меня на это есть нюх. Сначала и я думал: забава на неделю, на две этот молодчик с братцем его, с мальчишечкой, с херувимчиком вербным. А теперь вижу… Как бы новичок и старым дорогу не перешёл, даже тому же князю светлейшему.
– Поди, ваше сиятельство, жалеть о том не станете? Место чище станет, просторнее будет. А вам этих господ бояться нечего…
– Ну, мне! Я своей головой да горбом дела вершу, служу моей матушке и государству… А не ногами фортуну нагоню, пехтурой в храм Славы иду… Мне это не для чего, и такие фрукты для меня – тьфу!
– Ну, конечно, вы сами знаете…
– А всё-таки досадно!.. Куда конь с копытом, туда и…
– Рак с клешнёй… Почитание моё свидетельствую графу всенижайшее… Вестимо, раку надо раком пятиться, садиться под кочку – переспать ночку, а не на бугорок ползти… Да о ком это вы, ваше сиятельство?
Князь Голицын, прозванный «Зайчиком», любезно раскланялся и ждал ответа, подойдя к беседующим.
Сейчас же присоединился к группе граф Салтыков со своим костыльком, в мягких штиблетах, и Чертков, постоянный карточный партнёр Екатерины.
– О ком это я говорил? – вопросом на вопрос отозвался по привычке медлительный «хохол». – Да про шведов, конечно же, не про кого иного… У нас при дворе никто раком не ползёт, не пятится. Всё грудь вперёд! А шведы стали было задаваться. Вот мы им и прописали… Нынче, слышно, и принц сам пожаловал, чтобы матушке доложить, как и что там, про дело про морское, каковое 13 августа нам Бог на радость послал.
– Да, да… Взмылили мы треклятых забияк, – своим резким тоном и обычной грубоватой манерой заметил Чертков, – не сунутся, леший бы им и два водяника в зубы! Одно жаль: немцу пришлось такую славную баталию для матушки выиграть… Словно своих, русских генералов мало?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190