Екатерина сама слишком хорошо изведала жизнь, сама в себе носила все зачатки хорошего и дурного, чтобы не знать людей, особенно свой собственной двор, свой народ.
Как ни странно, но самообольщения не было у этой умной правительницы людей.
Она доказала это всею своею жизнью. Никто до неё и после, занимая трон, не заботился столько о прославлении своего имени, как эта Великая Екатерина…
Она сыпала золотом философам и поэтам, книги которых читались, к словам которых прислушивался весь мир. И, как благодарное эхо, звон червонцев русской императрицы превращался в поток восхвалений «Семирамиде Севера»…
Не жалея народных денег и крови своих подданных, начинала она военные авантюры, завершение которых приносило только ряд реляций о победах войск императрицы на суше и на воде. Но народу, государству мало пользы было от тех побед.
Только бескровные завоевания Крыма и Польши округляли владения. Но именно эти «завоевания», сделанные под шумок, за счёт бессильных, слабых соседей, не много славы прибавили к имени «победительницы» и в глазах потомства и даже современников.
Правда, генерал Тутолмин в полном собрании Сената решился нагло возгласить, обращаясь к Платону Зубову:
– О, сколь не походите вы на «злотворного гения», который присоединил к России дальние степи казацкие, гнёзда гибельной чумы, тогда как вы завоевали в Польше области плодоноснейшие, на рубеже лежащие с сердцем образованных стран, и жертвуете неустанно счастием, здоровьем, лучшими годами жизни для славы государыни.
Но даже здесь, в этом залитом золотом и милостями императрицы раболепном Сенате, и здесь низкая лесть прихлебателя была встречена гробовым молчанием, от которого побледнел и льстец, и сам фаворит, которому курили такой грубый фимиам.
Екатерина также осудила Тутолмина за плевок на могилу Потёмкина.
А столицы, новая и старая, долго ещё потешались над речью, острили по поводу тех «неусыпных трудов», тех «бескровных жертв», какие фаворит приносит своей покровительнице, «не щадя жизни, здоровья и живота»…
А про Польшу общий говор выразился в словах:
– Ловко урвали кусок от загнанного оленя, когда столько сильных, когтистых лап тянулось к даровому блюду…
Понимает это Екатерина. И страх охватывает её:
– Нельзя показать своей слабости. Стоит согнуться – тебя толкнут, совсем повалить постараются… И протянутся десятки когтистых лап, будут рвать ещё живое, трепещущее, но бессильное тело!..
Этого не хотела старая умная правительница.
Лучше умереть на ходу, на ногах… А там, что будет – ей дела нет…
Пока Екатерина жива, она останется, хотя бы по виду, хотя бы ценой муки тяжёлой, прежней, удачливой, непоколебимой в беде и в радости…
Так и поступает она.
Встаёт почти так же рано, как и всегда. Топит свой камин, садится за работу…
Правда, порою Екатерина долго медлит над чистым листом бумаги… А когда начинает писать, то тяжело, поскрипывая, движется по бумаге её перо. Даже почерк изменился у государыни…
Всё больше предаётся своим воспоминаниям императрица. Как будто утешить себя хочет блестящими картинами былого в страхе перед мраком грядущего дня…
Вот, вот они, юные, прекрасные, полузабытые, ушедшие давно из жизни милые лица… Целые толпы знакомых, близких лиц, вереница блестящих, незабвенных картин прошлого!
Вот бедный замок, где прошло её детство… Сёстры Кардель. Первая быстро ушла. Осталась вторая, весёлая, легкомысленная немного, живая француженка, но такая ласковая, терпеливая. И умная. Она научила девочку быть ровной, любезной со всеми. «Никого не обижай. Тебя меньше обидят!» – твердила наставница.
Это пригодилось в будущем бедной принцессе.
А вот ласковый, важный аббат Менгден, известный своим даром прорицания. Он глядит в глаза худенькой девочке, касается её высокого, гладкого лба и говорит:
– Я вижу здесь не одну, а три короны!..
Считает в уме императрица: российская, крымская и польская! Верно. Предсказание сбылось. Значит, круг завершён? Или ещё нет? А Византия для Константина? А корона Индии, а персидская митра? Или ими не придётся увенчать старое чело?
Горько улыбается императрица…
А воспоминания бегут своей чередой. Вот тот, которому тоже в детстве пророчили несколько корон… Её кузен, потом муж… Красивый сначала. Изуродованный оспой потом…
Ей больше повезло. В ожидании трона она жила среди простых людей, вдали от этого трона, вокруг которого самый воздух ядовит… И это её спасло. А он?.. Идея величия помрачила в нём человеческую душу, последний разум и разнуздала все грубые, животные страсти… И он погиб… Прочь, прочь это воспоминание… Правда, она думала втайне, желала невольно… Но не так ужасно… не руками людей… Таких близких ей, с которыми она делила все свои радости и горести.
Алексей Орлов… Он ещё жив… Но теперь он не тот, каким был тогда… Прекрасный, мощный, как древний воин…
А брат его, Григорий, который ещё дороже был юной Екатерине… И покинутой жене, и торжествующей царице… Она любила его за силу, за решимость…
Всё прошло… А вот и очаровательный красавец Понятовский… Теперь – тоже старый, развенчанный король той Польши, которую она раздробила без пощады…
А из более глубокой тьмы прошлого выплывает образ красивый и лукавый. Её первая любовь – Салтыков…
Странно, самые важные события жизни этой женщины, ведущие к успеху и власти, переплетены с сердечными переживаниями, очень глубокими порою… Она не умела распутничать по расчёту, как большинство женщин, окружавших её при дворе Елисаветы… И не тешилась грубой чувственностью, как другие. Струю чувствительности вносила она во все свои связи, даже мимолётные… Отзвуки немецкой родины, страны женских вздохов и голубых незабудок…
Вот дни переворота… Ряды войск… Толпы народа… Тогда народ любил её. Она умела окружающих, по крайней мере, привязать к себе: гвардию, жителей столицы… Она сумела покорить и Москву, которая сначала холодно отнеслась к «царице-немке». А теперь? Блеску много, но как мало любви! Почему?
Вот начало царствования… Бецкий, Потёмкин… Тоже широко одарённый человек с искалеченной, полубезумной душой…
И всё же он был лучше многих, таких выдержанных, лощёных, как Васильчиков, Мамонов, Зорич, Зубов…
Да, да, лучше этого баловня. Хотя тот мёртв, а этот жив.
Но старая опытная женщина умеет быть справедливой.
Единственное преимущество за этим то, что он жив…
Немало их было… И все ушли.
Этот же здесь…
Давно оценила она своего последнего фаворита.
Вот он стоит перед нею, залитый блеском, женоподобный, с какой-то кошачьей наружностью и манерами… Он любит кошек. Но мужчине не надо бы походить на них… Она знает, как и отчего покрываются влагою и маслом красивые глаза любимца, такие откровенно-жадные, наглые порой, когда, он не стесняясь выпрашивает новых даров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190