– Немножко нездоровится, – обрадовавшись подсказанному предлогу, солгал внук и даже не поморщился при этом. – Голова что-то… Вот уж дня два. И нынче этот приём… Шум, люди…
– А ты любишь тишину, покой… Я заметила. Спасибо твоему наставнику. Он сумел пробудить в тебе любовь к природе и к иным хорошим, серьёзным вещам, помимо дворского блеска и суеты… Надо чести его приписать… Жаль будет отпустить теперь его.
Говорит, а сама пристально вглядывается в лицо внуку. Тот сразу встрепенулся.
– Как, расстаться, ваше величество? Разве?..
– А что же ты думал, моё дитя? Не вечно же под указкой сидеть. Вон у тебя и пушок на верхней губе… Скоро станем невесту тебе искать… Не красней, это мещанство… Ты помнишь ли, – вдруг серьёзней заговорила она, – к чему готовит тебя жребий? Не то после срока – даже раньше иных надо тебе познать людей и жизнь, чтобы уметь потом управлять многими миллионами людей. Всё предвидеть, помнить обо всём. Это великое слово, Саша: царствовать – значит провидеть всё наперёд… А для того спокоен должен быть государь. Ни страсти, ни вожделения не должны тревожить его крови. Он имеет право жить не по тем узким прописям, кои всем иным с детства натверживают попы либо педанты-наставники… Ни отец, ни мать для истинного государя не значат ничего. Его народ, благо миллионов, слава царского имени – вот его высшее благо и закон, вот его родня и дети… Царь – отражение Божьей власти на земле. Бог уносит тысячи жизней, смывает волною большие города с лица земли. Кто осудит волю его? Миллионы существ любят и порождают себе подобных по единому закону хотения Господа. Кто скажет, что в этом стыд? Так и царь!.. Никогда не красней, чтобы ни сделал, Саша. Верь, что не можешь сделать дурного, и будет по вере той… Дурное сделаешь, прямо всем скажи. И дурное царя станет законом для людей; лучше будет, чем добродетель мелкой души. Я так всю жизнь жила. И, видишь, судьба не карает меня… Люди боятся и любят. Мир чтит и прославляет… Меня слушай, Саша. Больше никого… Ты всё молчишь?
– Что мне сказать, ваше величество? Я чувствую, понимаю, вы чего-то ждёте от меня. Да не пойму, чего? Спрашивайте. Я отвечу, как всегда. Как Богу, так и вам, государыня.
– Откуда ты такой? Ну, с людьми нельзя открытым быть, правда твоя. Да я – не люди. Я – бабушка тебе. Люблю тебя, как себя люблю. Ты же знаешь… Надежда моя в тебе. А ты со мною так… Почему? За что?..
– Простите, бабуся. Я и сам того бы не хотел… да не умею совсем справиться с собой. Боюсь всё: дурно бы не сказать, не сделать… Не огорчить бы вас… Как батюшка часто огорчает. Вот и молчу больше… Разные мысли во мне. Граф Николай Иванович всегда учил: про себя таить, чтобы не повредили злые люди. Лагарп тоже говорит, только по-иному. Если хорошее в душе, не надо его напоказ давать. А дурное лучше в себе утаить, побороть… Самому с ним справиться… А я порою и разобраться не могу: дурно ли, хорошо ли, что задумал, чего желаю, что покою не даёт… Вот и молчу…
– Да, да… Моя судьба… Я тоже так росла при покойной государыне… Но она мне тётка была по мужу. Любила мало… Враги кругом меня обступили. У тебя же не так… Что теснит твою молодую душу? Скажи!
Она подняла его опущенное лицо, заглянула в глаза ему и медленно отвела свою руку.
Как будто затаённое чувство брезгливости прочла она в этих глазах. Даже подбородок задрожал у юноши, словно коснулось что-то нечистое, холодное, скользкое.
Это инстинктивное движение заставило всю кровь прилить к лицу бабушки. Ей показалось, что в глазах внука она прочла весь длинный ряд имён, с которыми долгие годы связывалось её имя. И теперь, на старости лет этот список не закрылся. Новые имена вносятся в него. Внук видит. Софизмы бабушки плохо влияют. Что он простит себе и людям более юным, чем она сама, то кажется ему противным в ней, в бабушке…
Сразу меняя тему разговора, Екатерина спросила:
– Кстати, как тебе понравилась сегодняшняя церемония? Красиво? А Платон Александрович? Как он умел подать шпагу этому бедному «странствующему принцу».
– Да, – тоже меняясь и принимая очень любезный вид, ответил внук. – Платон Александрович, как всегда, прекрасен. Я очень люблю его.
Этот ответ вторично заставил съёжиться бабушку.
Ей больше бы понравилось, если бы теперь, после всех её слов, внук прямо обрушился бы на фаворита, высказал открытое, благородное негодование, презрение. А это уклончивое, придворное отношение к ней, лесть в адрес её угодника, которого в душе внук, конечно, недолюбливал! Такое лицемерие сильно задело Екатерину. Снова меняя тон, она прямо спросила внука:
– А скажи, правду мне передавал Платон Александрович, что господин Лагарп затеял мировую между вами с братом и батюшкою вашим?
Вопрос был слишком неожидан и прям.
Но юноша, очевидно, сильно преуспел в искусстве не удивляться ничему и таить каждое движение души и сердца. Он только переспросил самым простым тоном:
– Платон Александрович сказывал? Да, наставник нам много раз толковал, что не следует верить наветам покойного Панина и иных людей, будто батюшка нас ненавидит… даже извести со свету готов, чтобы мы ему дороги к трону не перешли. Что не может отец родных детей губить. А если прадедушка и казнил своего цесаревича Алексея, так по причинам много важнее, чем наша, настоящая… Мирить же нас он не мирил. Потому, полагаю, что и ссоры нет между нами. Мы здесь, с братом, у вас, ваше величество. Батюшка – у себя. Где же нам ссориться?
– Вижу, тебе не придётся в своей жизни ссориться ни с кем. Хороший ты будешь политик. Благодарю за прямой ответ на вопрос. Больше сказать не имеешь? Нет? Ну с Богом, прощай… Поцелуй всё-таки меня, мой откровенный и прямой Саша! Иди с Богом!
* * *
Через короткое время Лагарп получил отставку и предписание как можно скорее выехать из России.
* * *
Следующий 1793 год золотыми знаками должен был бы отметить Платон Зубов в своих таблетках.
Счастье не просто кокетничало с ним, а открыто осыпало щедротами своими в лице великой государыни Севера.
Вся семья Зубовых получила графское достоинство, а сам он вскоре был сделан светлейшим князем Священной Римской империи. Престарелый Иосиф не мог отказать в этой любезности своей неувядающей союзнице, о которой всегда вспоминал с самым приятным чувством.
Кроме пожалованных ему лент Андрея Первозванного и Александра Невского, Зубов был кавалером Чёрного и Красного Орла, назначен был генерал-фельдцейхмейстером, генерал-губернатором Новороссийского края, был увешан десятками различных русских и иностранных орденов первого ранга, числился начальником целого ряда высших учреждений империи, фактически управлял ею при помощи нескольких чиновников из школы Потёмкина и самой государыни, а впереди ожидал только фельдмаршальского жезла и звания генералиссимуса, чтобы отнять у своего старого покровителя, Николая Ивановича Салтыкова президентский пост в Военной коллегии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190