ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Всё это было сказано почти вслух, а громкий смех привлёк общее внимание.
Старший брат укоризненно покачал головой и отошёл.
Павел весь побагровел, но ничего не сказал. Воспитание сыновей было отнято у отца, и Павел даже с некоторым злорадством смотрел, как юноша семнадцати лет, женатый, великий князь несдержанно ведёт себя в такую торжественную минуту.
Подошёл Салтыков, что-то прошептал Константину.
– Что же я делаю? – почти громко ответил Константин. – Или теперь такое печальное собрание, что и посмеяться не…
Он не докончил.
Екатерина, давно заметившая, что её младший внук, по своему обыкновению, держит себя слишком непринуждённо, сначала делала вид, что не слышит хохота, не замечает тревоги, поднятой молодым великим князем.
Но тот не унимался.
Оставя короля беседовать с Зубовым, который всё время стоял за её плечом, на расстоянии полушага, и с графиней Шуваловой, Екатерина подошла к Марии Фёдоровне, словно желая ей что-то сообщить, а по дороге только подняла строгий, тяжёлый взгляд на расшалившегося внука.
Тот сразу умолк, даже не договорив начатой фразы, и незаметно стал подвигаться к выходу, не дожидаясь, пока уйдёт императрица, давая тем знак, что приём кончен…
* * *
После приёма, который своим многолюдством, блеском, богатством обстановки и нарядов произвёл впечатление и на юного гордеца Густава, начался ряд праздников у первых богачей и вельмож, у посланников и великих князей, сменяясь приёмами и балами во дворцах: Зимнем, Таврическом; давались концерты и спектакли в Эрмитаже, сжигались блестящие фейерверки, гремела музыка на парадах, и стройно шли рядами лучшие полки гвардии, потревоженные ради высокого гостя от своей ленивой, весёлой жизни, поставленные напоказ, как цвет русского войска… Графы Остерман, Строганов, Безбородко и Самойлов, затем Лев Нарышкин, пользуясь хорошими днями, давали роскошные балы, сжигали тысячи потешных огней у себя на богатых дачах, не уступающих дворцам столицы.
Оживление охватило всех. Даже в мрачном Павловске и молчаливой Гатчине словно зашевелилось, затрепетало что-то.
Правда, Павел, упорный в своём одиночестве и отчуждении от «большого» двора, почти не показывался нигде. Но Мария Фёдоровна поневоле изменила обычный образ жизни.
Два-три раза в неделю, а то и чаще, она отвозила дочь в Таврический дворец или в Эрмитаж, смотря по тому; где в этот день пребывала императрица. Какой бал назначался там, полусветский или дворцовый, в галереях и залах Зимнего дворца, в театре или в покоях уютного Эрмитажа.
Часто великая княжна с матерью оставались ночевать в Петербурге, где для этого были отведены особые покои в Таврическом и Зимнем дворцах.
Тогда курьеры мчались от жены к мужу, передавали частые, короткие записочки, в которых Мария Фёдоровна извещала Павла обо всех событиях дня, бросая искры веселия и радости в серые сумерки, какие умел создать вокруг себя подозрительный, вечно раздражённый и озлобленный цесаревич.
В обычное время придворный Петербург представлял из себя странное и запутанное зрелище.
Он делился не только на «большой» и «малый» двор Екатерины и Павла, был ещё двор цесаревича Александра, так называемый «молодой», но уже имеющий значение, благодаря той особенной любви, какую питала бабушка к своему старшему внуку и «наследнику», как добавляли недруги Павла, хорошо осведомлённые в этом вопросе.
Был недавно образованный «константиновский» двор, очень немногочисленный и незначительный пока, во главе которого стоял гофмаршал, полковник гвардии, князь Борис Голицын.
Затем, кроме «заднего» двора, или «basse cour», самой Екатерины, в виде её любимой Перекусихиной, Нарышкиной, Протасовых, Захара и других незаметных, но очень влиятельных людей, у Платона Зубова тоже составился свой «птичник», главным лицом в котором был граф Морков, но не менее влиятельными считались и некоторые иностранцы вроде графа Эстергази, пройдохи Альтести, дельца де Рибаса и других; поэт, певец Фелицы, Державин, стихотворец Эмин, а также и секретарь Грибовский.
Конечно, все эти «главные» дворы, дворики, задворки и всякие придворные закоулки соперничали между собою, старались урвать как можно больше милостей и земных благ, которые так и сыпались из рук щедрой хозяйки всего царства, из рук Екатерины.
Но несмотря на соперничество и столкновение различных интересов, между этими людьми существовала прочная связь.
Лица, служащие при разных, словно бы и враждебных один другому лицах и дворах, были одного класса, имели общие интересы, несмотря на кажущуюся взаимную враждебность. Большинство состояло в родственных или давних дружеских связях. И если случайно открывалась вакансия при каком-либо «дворе» или «дворике», чужой туда мог попасть очень редко, по воле необычайного случая; вакансии всегда замещали своими.
Дядя служил при императрице, племянники и племянницы при Павле или при юных великих князьях…
При дворе велась показная война. Приближённые Павла старались на глазах у него даже не разговаривать с приближёнными Екатерины. А между тем и Павлу исправно передавалось всё, что делается при большом дворе, и самые близкие к нему люди служили агентами Екатерины, оправдывая себя лишь тем, что они так поступают для блага великого князя, который сам не понимает своей пользы, вредит сам себе неосторожными поступками, поправить которые и стараются эти непрошеные друзья-предатели…
Разумеется, со временем всё тайное делалось явным, и тяжело дышалось зачастую при блестящем дворе Екатерины…
С появлением коронованного гостя сразу всё изменилось. Мелкие по большей части, но тем более жгучие пререкания, столкновения разных интересов, переплёт интриг и встречных подвохов на время как бы оборвался, вытесняемый одним новым, общим крупным интересом: удачным исходом такого необычайного сватовства.
Екатерина могла по праву торжествовать и забыть всякие домашние дрязги, неурядицы, семейный и иной разлад.
Король шведский и принц-регент явились к ней как два посланца Европы, подтверждающих огромное значение и силу российской государыни среди других властителей мира.
Правда, до сих пор, желая женить внуков и сына, она вызывала в столицу своего царства иностранных принцесс и делала выбор сама.
Одиннадцать таких «невест» для одного жениха, Константина, ещё недавно вызвала она поочерёдно сюда. И те приехали, выдержали смотрины и уехали, одаренные, правда, но всё же с клеймом неудачных невест, не подошедших для русского великого князя, а главное, забракованные его великой «бабушкой»…
И только одиннадцатая, бедная, но родовитая Юлиана Саксен-Заальфельд-Кобургская удостоилась избрания.
Теперь же к «Семирамиде Севера» явился настоящий король древней династии, пришёл на поклон и просил руки одной из внучек императрицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190