Она заплакала в подушку; и острая боль в душе вдруг утихла. В глубине сознания она понимала, почему он прервал их отношения. Он все еще любил Анастасию. Она это знала, даже когда их роман был в разгаре. Он всегда будет любить Анастасию, и только ее.
Нетерпеливо сбросив простыню, она пошла в ванную, взяла из коробочки бумажную салфетку, промокнула глаза, высморкалась, плеснула на лицо холодной воды.
Любить равнодушного мужчину – попусту тратить время. Она так никогда и не пришла в себя после проявленного к ней безразличия тогда, в январе, когда Максим возвратился из Лондона. Ну его к дьяволу, прошептала она, твердо решив дать согласие сниматься в фильме. Завтра она скажет об этом Дэвиду, когда он приедет, чтобы перевезти ее к себе на виллу.
Работа сгладит мои муки, сказала она себе, гася свет в ванной и возвращаясь в постель.
51
Трудно было объяснить таксисту, куда она хотела попасть. Эта большая белая вилла на горе до сих пор оставалась безымянной. Она расплатилась с шофером и толкнула створку железных ворот. Звякнул колокольчик, она кивнула привратнику, высунувшемуся на звук из своей сторожки. Старик низко поклонился, коснувшись рукой своей темно-красной фески. Камилла улыбнулась, еще раз кивнула и стала быстро подниматься по пандусу, гравий шуршал у нее под ногами.
Вилла стояла на склоне холма, ее беломраморные колонны словно лоснились в лучах полуденного солнца. Травка газона, опрыснутая из спринклеров, установленных Дэвидом, ярко зеленела под цветущими кустами и деревьями. Цветы, яркие, сочные, буйные, радовали глаз. Она жила на вилле уже три недели, но все еще не свыклась с красотой дома и видом вокруг. В доме было полно книг и картин и прочих бесценных трофеев, собранных Дэвидом за годы писательских скитаний по белу свету.
Камилла обернулась, подойдя к ступеням, ведущим к наружной двери, и по ее лицу, как обычно, пробежала довольная улыбка. От виллы по склону круто сбегали ярко-зеленые лужайки, обсаженные эвкалиптами и апельсиновыми деревьями, а далеко за каменной стеной едва виднелись крыши Танжера. Дальше тянулись белесые песчаные пляжи и аквамариновое Средиземное море.
Когда она вошла внутрь, в помещениях царила тишина.
В холле она кинула свертки на инкрустированный перламутром столик и прошла в гостиную. Жалюзи были опущены, дабы солнце не накаляло помещение, и она часто заморгала, привыкая к прохладным потемкам после яркого света улицы.
С первого дня, как переехала сюда, Камилла дала этой комнате название «комната мятного чая» за приятные зеленые тона шелковых штор на белых стенах. На белом мраморном полу лежали коврики более густого зеленого цвета; шелковые подушки различных оттенков зеленого были в беспорядке разбросаны на белых мягких диванах и креслах в стиле Людовика V, также обтянутых тяжелой белой декоративной тканью. Огромные фикусы и какие-то тропические растения с мясистыми темно-зелеными листьями стояли в медных кадках у всех окон. Яркими цветными пятнами в этой прохладной комнате были картины, полки с книгами, белые керамические вазы с множеством цветов, собранных на небольшой лужайке за домом.
Она порадовалась и посмеялась про себя, когда взгляд ее упал на низенький марокканский столик со старинным серебряным чайником и стаканами в серебряных подстаканниках филигранной работы.
«Ты назвала ее комнатой мятного чая, и отныне она станет ею навсегда», – сказал Дэвид пару недель назад, и с тех пор Фатьма либо Меноубах ежедневно сервировали здесь к концу дня чай. Это был новый ритуал, который надлежало соблюдать, однако она и Дэвид не всегда ему следовали.
Прикрыв дверь гостиной, Камилла направилась в библиотеку Дэвида, откуда доносился стук пишущей машинки: он вбивал новые слова в свой сценарий. Дэвид по старинке писал на древней электрической машинке, никаких новомодных электронных средств, диктофонов и компьютеров этот кузнец слова не признавал.
Работа, как видно, спорилась, и, перед тем как постучать, Камилла засомневалась, стоит ли его беспокоить. Вдруг из-за тяжелых, обитых медью дверей раздался его голос:
– Входи, Камилла, я знаю, что это ты. Я слышал стук твоих высоких каблучков. Фатьма и Меноубах шлепают босиком. – Дверь перед ее носом распахнулась. – Конечно, если это не визит нежданной дамы.
– Я тебе помешала? – спросила она. Дэвид проводил ее в библиотеку.
– Нисколько. У меня очень острый слух, Камилла, и я скучаю без постукивания твоих туфелек в этом огромном старом гнезде. Я сижу и жду, когда ты вернешься, даже если я за работой.
– Дэвид, ты удивительно добр ко мне, а дом у тебя просто сказочный… Я всегда ухожу из него с неохотой.
– Тебе и не надо из него уходить, Камилла. Можешь оставаться здесь сколько тебе угодно.
– Это так мило с твоей стороны, дорогой, но должна же я найти дом для себя.
– Я понимаю… Пока ничего?
Она покачала головой:
– Джанина продолжает прочесывать Танжер. Я уже пересмотрела уйму – все не то. Я развращена этим домом, он у тебя непревзойденный.
– Дело в том, что надо дождаться своего часа, и тебе подвернется прекрасная вилла в тот момент, когда ты этого меньше всего ждешь. Как насчет рюмочки? Уже около шести, я как раз собрался выпить бокал шампанского – Поммери и Грено, розовая версия. Я заслужил это после дня, проведенного на соляных копях…
– Ты хочешь сказать, золотые рудники нравятся тебе больше? – перебила она.
– Разумеется, – засмеялся он и пошел к бару в дальнем конце библиотеки. – Выпьешь стаканчик? – спросил он, наклоняясь к холодильнику позади бара и доставая из него бутылку розового шампанского.
– Почему бы нет? Прекрасная мысль. Благодарю.
Он вернулся к столу с двумя стаканами и пачкой черных сигарет, которые иногда курил.
– Какого рода секретная миссия позвала тебя после ленча в Танжер? – поинтересовался он и озорно подмигнул, садясь. – Мне известно, что ты виллы не смотрела. Джанина сказала, что сегодня у нее поездка с богатым американским клиентом в Фез.
Она засмеялась:
– Ну не будь же так глуп! Я ходила купить себе пару шлепанцев, чтобы скользить по дому так же бесшумно, как Фатьма и Меноубах. И кое-какие книги.
– Надеюсь, ты купила хоть одну книгу Дэвида Мейнса. Мне нужны деньги, – поддразнил он Камиллу.
– Нет. Но я купила книжку для Дэвида Мейнса, моего самого щедрого и любящего друга. – Она встала и вышла из библиотеки прежде, чем он успел отреагировать, и, пока бежала в холл, надеялась, что ему понравится ее подарок. Она потратила почти целый день на беготню по магазинам и лавчонкам в поисках какой-нибудь особой вещицы, чтобы, одарив ею Дэвида, дать ему почувствовать, как она высоко ценит проявления его доброты и трогательного отношения.
Он вскрывал пакет с трепетным волнением маленького мальчика, получившего свой первый серьезный подарок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Нетерпеливо сбросив простыню, она пошла в ванную, взяла из коробочки бумажную салфетку, промокнула глаза, высморкалась, плеснула на лицо холодной воды.
Любить равнодушного мужчину – попусту тратить время. Она так никогда и не пришла в себя после проявленного к ней безразличия тогда, в январе, когда Максим возвратился из Лондона. Ну его к дьяволу, прошептала она, твердо решив дать согласие сниматься в фильме. Завтра она скажет об этом Дэвиду, когда он приедет, чтобы перевезти ее к себе на виллу.
Работа сгладит мои муки, сказала она себе, гася свет в ванной и возвращаясь в постель.
51
Трудно было объяснить таксисту, куда она хотела попасть. Эта большая белая вилла на горе до сих пор оставалась безымянной. Она расплатилась с шофером и толкнула створку железных ворот. Звякнул колокольчик, она кивнула привратнику, высунувшемуся на звук из своей сторожки. Старик низко поклонился, коснувшись рукой своей темно-красной фески. Камилла улыбнулась, еще раз кивнула и стала быстро подниматься по пандусу, гравий шуршал у нее под ногами.
Вилла стояла на склоне холма, ее беломраморные колонны словно лоснились в лучах полуденного солнца. Травка газона, опрыснутая из спринклеров, установленных Дэвидом, ярко зеленела под цветущими кустами и деревьями. Цветы, яркие, сочные, буйные, радовали глаз. Она жила на вилле уже три недели, но все еще не свыклась с красотой дома и видом вокруг. В доме было полно книг и картин и прочих бесценных трофеев, собранных Дэвидом за годы писательских скитаний по белу свету.
Камилла обернулась, подойдя к ступеням, ведущим к наружной двери, и по ее лицу, как обычно, пробежала довольная улыбка. От виллы по склону круто сбегали ярко-зеленые лужайки, обсаженные эвкалиптами и апельсиновыми деревьями, а далеко за каменной стеной едва виднелись крыши Танжера. Дальше тянулись белесые песчаные пляжи и аквамариновое Средиземное море.
Когда она вошла внутрь, в помещениях царила тишина.
В холле она кинула свертки на инкрустированный перламутром столик и прошла в гостиную. Жалюзи были опущены, дабы солнце не накаляло помещение, и она часто заморгала, привыкая к прохладным потемкам после яркого света улицы.
С первого дня, как переехала сюда, Камилла дала этой комнате название «комната мятного чая» за приятные зеленые тона шелковых штор на белых стенах. На белом мраморном полу лежали коврики более густого зеленого цвета; шелковые подушки различных оттенков зеленого были в беспорядке разбросаны на белых мягких диванах и креслах в стиле Людовика V, также обтянутых тяжелой белой декоративной тканью. Огромные фикусы и какие-то тропические растения с мясистыми темно-зелеными листьями стояли в медных кадках у всех окон. Яркими цветными пятнами в этой прохладной комнате были картины, полки с книгами, белые керамические вазы с множеством цветов, собранных на небольшой лужайке за домом.
Она порадовалась и посмеялась про себя, когда взгляд ее упал на низенький марокканский столик со старинным серебряным чайником и стаканами в серебряных подстаканниках филигранной работы.
«Ты назвала ее комнатой мятного чая, и отныне она станет ею навсегда», – сказал Дэвид пару недель назад, и с тех пор Фатьма либо Меноубах ежедневно сервировали здесь к концу дня чай. Это был новый ритуал, который надлежало соблюдать, однако она и Дэвид не всегда ему следовали.
Прикрыв дверь гостиной, Камилла направилась в библиотеку Дэвида, откуда доносился стук пишущей машинки: он вбивал новые слова в свой сценарий. Дэвид по старинке писал на древней электрической машинке, никаких новомодных электронных средств, диктофонов и компьютеров этот кузнец слова не признавал.
Работа, как видно, спорилась, и, перед тем как постучать, Камилла засомневалась, стоит ли его беспокоить. Вдруг из-за тяжелых, обитых медью дверей раздался его голос:
– Входи, Камилла, я знаю, что это ты. Я слышал стук твоих высоких каблучков. Фатьма и Меноубах шлепают босиком. – Дверь перед ее носом распахнулась. – Конечно, если это не визит нежданной дамы.
– Я тебе помешала? – спросила она. Дэвид проводил ее в библиотеку.
– Нисколько. У меня очень острый слух, Камилла, и я скучаю без постукивания твоих туфелек в этом огромном старом гнезде. Я сижу и жду, когда ты вернешься, даже если я за работой.
– Дэвид, ты удивительно добр ко мне, а дом у тебя просто сказочный… Я всегда ухожу из него с неохотой.
– Тебе и не надо из него уходить, Камилла. Можешь оставаться здесь сколько тебе угодно.
– Это так мило с твоей стороны, дорогой, но должна же я найти дом для себя.
– Я понимаю… Пока ничего?
Она покачала головой:
– Джанина продолжает прочесывать Танжер. Я уже пересмотрела уйму – все не то. Я развращена этим домом, он у тебя непревзойденный.
– Дело в том, что надо дождаться своего часа, и тебе подвернется прекрасная вилла в тот момент, когда ты этого меньше всего ждешь. Как насчет рюмочки? Уже около шести, я как раз собрался выпить бокал шампанского – Поммери и Грено, розовая версия. Я заслужил это после дня, проведенного на соляных копях…
– Ты хочешь сказать, золотые рудники нравятся тебе больше? – перебила она.
– Разумеется, – засмеялся он и пошел к бару в дальнем конце библиотеки. – Выпьешь стаканчик? – спросил он, наклоняясь к холодильнику позади бара и доставая из него бутылку розового шампанского.
– Почему бы нет? Прекрасная мысль. Благодарю.
Он вернулся к столу с двумя стаканами и пачкой черных сигарет, которые иногда курил.
– Какого рода секретная миссия позвала тебя после ленча в Танжер? – поинтересовался он и озорно подмигнул, садясь. – Мне известно, что ты виллы не смотрела. Джанина сказала, что сегодня у нее поездка с богатым американским клиентом в Фез.
Она засмеялась:
– Ну не будь же так глуп! Я ходила купить себе пару шлепанцев, чтобы скользить по дому так же бесшумно, как Фатьма и Меноубах. И кое-какие книги.
– Надеюсь, ты купила хоть одну книгу Дэвида Мейнса. Мне нужны деньги, – поддразнил он Камиллу.
– Нет. Но я купила книжку для Дэвида Мейнса, моего самого щедрого и любящего друга. – Она встала и вышла из библиотеки прежде, чем он успел отреагировать, и, пока бежала в холл, надеялась, что ему понравится ее подарок. Она потратила почти целый день на беготню по магазинам и лавчонкам в поисках какой-нибудь особой вещицы, чтобы, одарив ею Дэвида, дать ему почувствовать, как она высоко ценит проявления его доброты и трогательного отношения.
Он вскрывал пакет с трепетным волнением маленького мальчика, получившего свой первый серьезный подарок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148