Однако я предоставляю тебе самой это решить. Ты должна употребить свое благоразумие и можешь почесть более мудрым, чтобы он никогда об этом не узнал.
Быть может, я не права, обременяя тебя такой ответственностью, но мне больше некому доверить эту тайну. Тебе же, Тедди, я доверяю беспредельно. Я не могу давать тебе совет, боюсь, я никогда не была уверена по-настоящему, что смогу сама это сделать, когда Максим достаточно вырастет для понимания правды. Ты же – сильная, умная, и я уверена, принятое тобой решение будет верным для моего сына, которого, я знаю, ты очень, очень любишь, так же, как я.
Для того чтобы я могла начать мой рассказ, мне придется вернуться в 1931 год. Тогда…
Глаза Тедди внимательно пробегали строчку за строчкой, столь тщательно написанные Урсулой в Париже шесть лет тому назад. Письмо имело продолжение на следующей странице, и, дочитав до конца, Тедди откинулась на спинку стула. Она была ошеломлена, она не поверила прочитанному.
И ей страстно захотелось, чтобы никогда это письмо не было написано для нее Урсулой Вестхейм.
Тедди вышла из «Росситер Мерчант банк» и направилась через Беркли-Сквер. Был сухой солнечный зимний день с легким морозцем, и она надеялась, что свежий воздух поможет мыслям устояться. Только что прочитанное письмо глубоко ее взволновало, но она знала, что должна до поры до времени выбросить его из головы. Было кое-что значительно более неотложное и важное, чем следовало заняться. Должен вот-вот приехать из школы на уик-энд Максим, наверное, он уже дома, и она должна сказать ему о родителях. Правда, она себе пока не представляла, что и как говорить, но эта мысль то и дело лезла ей в голову.
Возле Марбл Арк она взяла такси и всю обратную дорогу в Белсайз-Парк-Гарденс билась над своей тяжкой проблемой. В тот момент, когда она вылезала из машины у дома тети Кетти, она твердо знала лишь одно: не важно, как она расскажет, но одного она не сможет рассказать никогда – как умерла его мать. Обременить душу ребенка этим страшным знанием было бы непростительно.
Должно быть, он поджидал ее, глядя из окна своей спальни на улицу, потому что стоило Тедди войти в дом, как Максим тут же протопал вниз по лестнице.
– Тедди, я здесь! – закричал он, промчавшись через холл и ринувшись к ней с разбегу. Он обнял ее. Она тоже прижала его к себе, потом подняла глаза и увидела стоявшую в двери задней прихожей тетю Кетти, озабоченно наблюдавшую за ними.
– Дай же мне, миленький, раздеться, – сказала она Максиму и быстро прошла к гардеробу.
– Поезд на сей раз пришел вовремя, – отметила Кетти. – На вокзале была миссис Трентон, встречала Корешка. Она пригласила завтра на ленч Максима. А Марк звонил перед моим уходом, сказал, что у него есть увольнение на уик-энд. Тебе надо будет поставить в известность миссис Трентон, что ты намерена делать с приглашением в субботу на ленч.
– Да, тетя Кетти, я позвоню ей попозже. Благодарю вас за то, что доставили с вокзала Максима.
– О-ля-ля! Если на уик-энд приезжает Марк, то я лучше повидаюсь с ним. Корешка я ведь вижу все время, правда? И ленч у меня с ним в школе бывает ежедневно.
– Это верно, – согласилась Тедди. – Возможно, Корешок присоединится к нам. Было бы здорово провести денек с Марком!
Она положила руку ему на плечо, и они двинулись по холлу вместе. Тедди остановилась у двери в кладовку.
– Зайдем на минутку сюда, – предложила она. – Я хотела бы поговорить с тобой кое о чем.
– Ты что-то серьезное задумала! – крикнул он хмурясь. – Надеюсь, это никак со школой не связано. Старина мистер Хеллиуэлл…
– Это не имеет никакого отношения к школе. Ты ни в чем не провинился, – отрезала она, отворяя дверь и входя.
Тедди села на диван и похлопала по подушке рядом с собой.
– Садись, Максим, поближе ко мне.
Тот послушно сел, продолжая с любопытством смотреть на нее.
– Меня пару недель не было дома. Я ездила в Берлин.
Его темные глаза сделались шире.
– И ты мне ничего не сказала! – выпалил он с обидой, даже с упреком.
– Я туда ездила искать твоих родителей и не хотела преждевременно будоражить твои надежды.
– Ты нашла их? – спросил он, заволновавшись.
– Скорей – нет.
– Ты что-нибудь узнала? – требовательно спросил он, пронизывая ее взглядом.
Она сделала глотательное движение.
– Нет, не совсем. В общем, не очень много.
– Но что именно?
– Что они были в замке у Тигалей в сорок первом году, а потом они вчетвером исчезли. Пропали.
– Но это мы уже знали!
– Это все, что мне удалось узнать.
– Я тебе не верю, – сказал Максим. На лице его обозначились жесткие, упрямые черты. – Я знаю тебя, Тедди, я тебя знаю всю мою жизнь. И ты слишком умная, чтобы так ничего-таки больше и не узнать. А я точно знаю, что ты узнала, – настаивал он.
– Нет, – возразила она, качая головой. Он молча смотрел на нее.
Тедди почти слышала, как работает его мозг, и затаила дыхание. Ему было всего одиннадцать лет, но он был блестяще одаренный мальчик, и потому его было не провести. Он все равно дознается. У нее пересохло во рту, и она ломала голову над тем, где взять нужные слова. Глаза ее заволокло, и она ничего перед собой не видела.
Он тотчас заметил это.
– Они что… они… умерли?
– Прости меня, милый мой, прости ради Бога, – прошептала она голосом, преисполненным любви, и протянула руку к его руке.
Он взял ее за руку, прижался к ней и спросил тихо и мягко:
– Как умерли папа с мамой?
Тедди не могла говорить.
– В бомбежку или… или… в концлагере? – спросил он неуверенно, еще более тихим голосом.
Тедди все никак не могла собраться с силами, чтобы сказать хоть что-то, но слезы залили глаза и свободно покатились по щекам.
– Это было в лагерях, – прошептал он так тихо, что она едва расслышала. – Мамочка и папа умерли в концлагерях, да?
– Да.
– В каком?
– Твой отец в Бухенвальде… мама в Равенсбрюке.
– Как?
– Этого я не знаю. Действительно, не знаю. Даю тебе слово, Максим, мне не известно, как они умерли, – сказала она спокойно и твердо.
Он сидел и безмолвно смотрел на нее. Лицо его выглядело серым, глаза почернели от боли.
– О Тедди… Тедди!.. – воскликнул он, и рожица его сморщилась.
Она потянулась к нему, а он – к ней, она обняла его, а он выплакивал в рыданиях боль и скорбь по матери и отцу. Она покачивала его, пытаясь хоть как-то унять его горе.
– Я всегда буду ухаживать за тобой и помогать, и Марк тоже. Я знаю, что разница велика, но все-таки у тебя будем мы. Ты будешь наш мальчик.
Он не отвечал, но она знала, что он ее слышит и понял, хотя он еще плакал, и сердце его разрывалось.
Позднее, когда он немного успокоился, Тедди велела ему сесть на диване ровно. Когда он утер мокрое лицо носовым платком, она опустила руку в карман жакета.
– В тот день, когда мы уезжали из Парижа в тридцать девятом году, твоя мама вручила мне коричневый конверт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148