В иных случаях хорошую сделку они выжидали несколько лет. В общем, «Уэст Рент» приносил доходы благодаря послевоенному строительному буму в Англии в середине пятидесятых годов.
В 1952 году Максим решил официально сменить фамилию. Когда он впервые заикнулся Тедди о своем желании англизировать «Вестхейм», отбросив немецкое окончание, и впредь называть себя Уэстом, она признала, что мысль эта правильная и как его опекун дала свое согласие.
– Твои родители собирались это сделать, – сообщила ему Тедди. – Когда мы жили в тридцать девятом году в Париже, твоя мама не раз обсуждала со мной это дело. Ты ведь знаешь, как она любила Англию, хотела, чтобы мы стали англичанами. Она наверняка обрадовалась бы, узнав о твоем намерении, и отец тоже. Он хотел взять «Уэст» в качестве новой фамилии еще до нашего отъезда из Германии, но барон усомнился, сумеет ли адмирал Канарис выправить паспорта на новые имена.
Итак, Максим сменил фамилию, а заодно и национальность и превратился в Максимилиана Уэста, натурализовавшегося англичанина с британским паспортом и правом голоса на выборах.
С восемнадцати лет Максиму неизменно сопутствовал успех.
Когда сделки с недвижимостью стали для него обыденным занятием, он утратил боевой азарт и начал испытывать скуку. Тогда он скупил несколько малых неприбыльных компаний: типографию в Уэйкфилде, автобусную компанию в Бристоле и кирпичный завод в Ноттингеме. За сравнительно короткое время он сумел вновь поставить их на ноги, предпринял ряд блестящих мер по реорганизации с помощью направленной туда новой команды менеджеров. Впоследствии он продал эти предприятия, отлично заработав на всех трех. Таким образом зародилась следующая компания – «Уэст Инвест».
Помимо деловой сметки и дружбы с цифрами, Максим обладал также способностью моментально схватывать суть бухгалтерских отчетов и документов, давать оценку и прогнозировать последствия решений. Он был наделен воображением и способностью предвидеть и всегда полагался на свой безошибочный инстинкт и чутье, подчас отметая выводы и рекомендации аналитиков. Все эти качества были важными факторами его успеха и хорошо послужили ему в будущем. Ныне, в свои двадцать пять лет, он был генеральным директором компаний «Уэст Рент» и «Уэст Инвест». Ему принадлежала великолепно обставленная квартира в Мейфере и новейшей модели «ягуар» винного цвета. Он был членом нескольких элитарных частных клубов в городе и смело проложил себе путь в светское общество Лондона, эскортируя юных красоток, парочку известных киноактрис. Британская пресса усматривала в нем что-то от плейбоя. Репортеры скандальной хроники любили его. Они посвящали ему газетные столбцы, неизменно восторгаясь его сногсшибательной внешностью, элегантностью и стилем, его роскошными спутницами, приемами, которые он устраивал, и его богатством.
Сам же он не слишком ценил все эти приемы, женщин и вообще светскую жизнь, считая это чепухой и воспринимая не слишком всерьез. Единственное, что имело для него значение и доставляло истинное удовольствие, это – его работа.
Он признался Корешку, что намерен сделать миллион фунтов стерлингов к своему тридцатилетию. И Корешок нисколько не сомневался, что так оно и будет. Не было сомнений на этот счет и у самого Максима: продвижение к намеченной цели стало для него мерилом оценки и самого себя, и своих достижений. И он гнал и гнал себя к этой цели.
«Впереди еще пять лет пути», – подумал он, подойдя к площади Сен-Мишель, и остановился в ожидании зеленого света. Он улыбнулся; он был неколебимо уверен, что цели своей достигнет.
Если же разобраться по существу, то истинный секрет успеха Максима состоял в верности избранной цели, преданности делу, в напряженном труде и способности к многочасовой работе без чувства усталости. Он обладал потрясающей выносливостью, ему хватало не более пяти часов сна для восстановления сил; по своему обыкновению он вставал в четыре утра, в четыре тридцать садился у себя дома за письменный стол и работал с документами до семи, после чего отправлялся на весь день в свой офис на Джермин-стрит. Семь дней в неделю он не думал ни о чем, кроме работы, и так – по многу недель кряду без перерыва. Максим давно признал себя неисправимым трудоголиком и потому откровенно хохотал, когда газеты называли его плейбоем.
При этой мысли он и сейчас ухмыльнулся. Н-да, плейбой, пробурчал он. Если б они только знали!
В действительности красивые женщины, с которыми он появлялся, были для него не более, чем декоративными аксессуарами. Разумеется, несколько раз было, разумеется. Но всегда это быстро проходило. В промежутках неоднократно бывали мелкие романы. Но ни одна из женщин не оставалась с ним долго. Дело в том, что до сих пор ему не доводилось встретить подходящую женщину. Иной раз он и сам понять не мог, что же он ищет. Совершенство? Но он был достаточно умен, чтобы знать: совершенной женщины не существует. Так же, как совершенного мужчины. Да он и не хотел заполучить некий идеальный образец.
Настоящая любовь, похоже, обходила его стороной.
Зажегся зеленый свет, и Максим двинулся через площадь Сен-Мишель, а затем свернул на улицу Юшетт.
Идя по узкой старинной улочке, он испытывал чувство ностальгии. Слева от него возвышался отель «Монблан», где они с Корешком не раз останавливались, а прямо напротив – «Эль Джазье», африканский ночной клуб, куда они частенько наведывались выпить мятного чаю, поглазеть на экзотические танцы живота и поесть кускус с хариссой, горячим пикантным соусом, от которого лопалась голова, но ему все равно нравилось. А чуть поодаль были знаменитые джаз-клубы, куда заглядывали помузицировать великие джазмены Америки, и музыканты всех национальностей приходили их послушать, что время от времени делали и они с Корешком.
При виде улочки Ша-Ки-Пеш он остановился.
Это был всего лишь маленький проулок, но Максим всегда помнил эту улочку за ее название, очаровавшее его в детстве. Оно означало „Улица Кота, удящего рыбу", когда-то это перевела ему с французского мама. Он был в восторге и хохотал, представив себе кота-рыболова.
Как-то раз они были на одной из прогулок, он, мамочка и Тедди. «Изучаем древние красоты Парижа», – говорила Урсула про такие экскурсии. И с тех давних дней этот живописнейший район оставался самым его любимым. Он частенько приходил побродить по узким, с булыжными мостовыми, улочкам, пройтись по книжным лавкам и галереям.
Максим продолжал подниматься по Юшетт, миновал греческий и алжирский ресторанчики, дошел до конца улицы и оказался на широкой, словно площадь, улице Бушери. Отсюда он направился к одному кафе, расположенному в сквере и смотревшему на собор Парижской Богоматери, что на острове Ситэ на Сене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148