Дела твои отнюдь не казались тебе столь понятными, когда мы с тобой встретились за ленчем две недели назад. Ты выглядел растерянным и очень меня взволновал и расстроил.
– Я же сказал тебе: позавчерашний ужин с Корешком привел меня к внутренней ясности. Это было как Богоявление мне.
В дверь резко постучали.
Максим обернулся и посмотрел на Тедди.
– Странно, кто бы это мог быть? – тихо проговорил он, вставая.
– Ах, миленький, совсем забыла тебя предупредить, я жду еще одного гостя.
– Кого же?
Его вопрос она и на сей раз оставила без внимания.
– Боюсь, я опять взяла на себя роль Бога, – призналась она.
Максим подбежал к двери, открыл ее и в первый момент обомлел, уже дважды за этот день. Однако он с завидной быстротой взял себя в руки, и лицо его просияло.
– Анастасия! – воскликнул он и сделал шаг ей навстречу.
60
Княжна Ирина Трубецкая, радушная, но взволнованная, приветствовала Максима, Тедди и Анастасию, когда они пожаловали к ней вечером того же дня.
– Извините нас за опоздание, – начала было Тедди, но Ирина, подняв руку, остановила ее.
– Вы еще не знаете? Вы разве не слыхали? – глядя на гостей, возбужденно восклицала Ирина.
У Тедди вид был смущенный, у Анастасии – заинтригованный.
– Слыхали – о чем, Ирина? – решился уточнить Максим.
– О новостях из Восточного Берлина!
– Нет, – ответил он. Анастасия перехватила инициативу.
– Пойдемте-ка, Ирина, в гостиную, и вы нам расскажете все по порядку. – Она сняла пальто и положила его на скамью в прихожей.
– Да, да, да! Какая же я невежа, держу вас столько времени здесь, в передней. Разденьтесь, ради Бога. Тедди, давай сюда твое манто, Максим, повесь свое пальто в шкаф, – распоряжалась Ирина, вертясь между ними.
Спустя несколько секунд всех усадили перед камином в гостиной. Пришедшая троица выжидательно уставилась на хозяйку. Ирина была чересчур возбуждена, чтобы усидеть на месте, и потому стояла у камина, положив руку на полку. Тем же взбудораженным голосом она сообщила:
– Сегодня днем Гюнтер Шабовски, секретарь коммунистической партии Восточного Берлина, давал пресс-конференцию. Он заявил, что сегодня начиная с полуночи восточные немцы могут, если желают, уходить на запад. – Голос Ирины задрожал, и она прослезилась. – Могут уходить без всяких спецразрешений… хоть на несколько часов или дней, или навсегда, если хотят. Они свободны! Наконец свободны от пут! – Она была настолько потрясена этим событием, что зарыдала и полезла в карман жакета за платком.
Максим подошел к ней и положил руку на плечо.
– Ты был прав, Максим, – чуть погодя снова заговорила она. – Ты был прав, когда говорил, что Берлинская стена скоро должна пасть, так это и будет, как ты предсказывал.
– Вот уж не думала, что доживу до этого дня! – воскликнула Тедди.
– И я тоже, Тедди, – прошептала Ирина, вновь промокая глаза платком и силясь взять себя в руки.
Максим был искренне удивлен.
– Мы с Тедди были заняты несколько часов со старым другом… потом Тедди надо было обсудить со мной ряд вопросов, затем неожиданно появилась Анастасия, и я пропустил вечерние новости по телевизору. Ясно, что мы были в неведении, когда пришли сюда. А новость прямо-таки замечательная!
– У меня был заказан столик в ресторане, – сказала Ирина, – и я отменила заказ. Мы поужинаем здесь, потом около одиннадцати пойдем на улицы. Мы должны своими глазами увидеть открытие контрольно-пропускных пунктов вдоль всей Берлинской стены.
– Правильно! – воскликнул Максим. – Не можем же мы пропустить такое событие. Ведь исторический сдвиг происходит буквально у нас на глазах и в этот самый момент. Мы видим историю в процессе ее творения. Ничто никогда не повторяется одинаково, как раньше…
– Что это значит? – спросила Анастасия. Максим вдруг понял, какие последствия может иметь это событие в будущем, и таким же, как у Ирины, взволнованным голосом сказал:
– Я думаю, мы очень скоро станем свидетелями падения коммунистических режимов в Европе. Вот увидите, один за другим они полетят кувырком. На марше свобода и демократия.
– Ты в самом деле так считаешь? – спросила Тедди.
Он редко ошибался. По крайней мере, в бизнесе и в политике.
– Да, я так считаю, – повторил Максим. – Это Михаил Горбачев. Он открыл путь своей перестройкой и призывами к реформам. Поверьте мне, этого не произошло бы без него.
– Колесо истории, – тихо проговорила Ирина. – Оно поворачивается то медленно, то слишком быстро. Мне семьдесят восемь лет, и всю свою жизнь я прожила под грозной тенью коммунизма. Большевики убили мою семью: моего отца, моего дядю Романова, царя Николая, его жену, царицу Александру, моих двоюродных сестер. Я была ребенком, когда мы с матерью бежали из России. – Она вздохнула: – Больше семидесяти лет я ждала, Богу молилась о падении коммунизма… о том, чтобы народ устоял и чтобы его стремление к свободе и справедливости в конечном счете взяло верх.
– Оно уже берет, – прервал ее Максим. – Несколько месяцев идут демонстрации в Лейпциге и по всей Восточной Германии. И восточные немцы через Венгрию и Чехословакию удирают в Западную Германию в огромных количествах. Падение Берлинской стены было лишь вопросом времени. Однако, Ирина, как у тебя обстоит дело с напитками? Мы должны поднять тост по случаю такого исторического события.
– Ах, какая же я глупая! Хильде перед вашим приходом поставила шампанское на лед. Вон там, Максим, на буфете, и бокалы там. Будь добр, открой бутылку!
Он подошел к буфету, открыл и разлил по бокалам вино. Анастасия подошла, взяла два бокала и подала Тедди с Ириной.
Все чокнулись и отпили по глотку.
– За свободу! – воскликнула Ирина, высоко поднимая свой бокал.
– Свобода! – в унисон возгласили Тедди, Максим и Анастасия.
– Сегодня девятое ноября! – сказала Тедди, и ее лицо вмиг озарилось воспоминанием. – Девятое ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Пятьдесят один год назад в этот вечер праздновали двадцать первый день рождения Генриетты Мандельбаум… и в эту ночь наци подожгли центральную синагогу. Хрустальная ночь девятого ноября тысяча девятьсот тридцать восьмого года… Мне никогда этого не забыть… гонка по улицам на заднем сиденье мотоцикла с Вилли Герцогом, бегство от разъяренных штурмовиков. Сегодня пятьдесят первая годовщина Хрустальной Ночи!
– Сколь знаменательно то, что стена рушится именно сегодня, – сказал Максим. – История и впрямь совершила полный круг.
Ирина кивнула в знак согласия.
– Не приди к власти Гитлер, никогда не было бы войны. Берлин никогда не был бы разделен на зоны. И страна не была бы разделена: в Восточной Германии не было бы коммунистического режима. Все так или иначе возвращается и упирается в нацистов, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
– Я же сказал тебе: позавчерашний ужин с Корешком привел меня к внутренней ясности. Это было как Богоявление мне.
В дверь резко постучали.
Максим обернулся и посмотрел на Тедди.
– Странно, кто бы это мог быть? – тихо проговорил он, вставая.
– Ах, миленький, совсем забыла тебя предупредить, я жду еще одного гостя.
– Кого же?
Его вопрос она и на сей раз оставила без внимания.
– Боюсь, я опять взяла на себя роль Бога, – призналась она.
Максим подбежал к двери, открыл ее и в первый момент обомлел, уже дважды за этот день. Однако он с завидной быстротой взял себя в руки, и лицо его просияло.
– Анастасия! – воскликнул он и сделал шаг ей навстречу.
60
Княжна Ирина Трубецкая, радушная, но взволнованная, приветствовала Максима, Тедди и Анастасию, когда они пожаловали к ней вечером того же дня.
– Извините нас за опоздание, – начала было Тедди, но Ирина, подняв руку, остановила ее.
– Вы еще не знаете? Вы разве не слыхали? – глядя на гостей, возбужденно восклицала Ирина.
У Тедди вид был смущенный, у Анастасии – заинтригованный.
– Слыхали – о чем, Ирина? – решился уточнить Максим.
– О новостях из Восточного Берлина!
– Нет, – ответил он. Анастасия перехватила инициативу.
– Пойдемте-ка, Ирина, в гостиную, и вы нам расскажете все по порядку. – Она сняла пальто и положила его на скамью в прихожей.
– Да, да, да! Какая же я невежа, держу вас столько времени здесь, в передней. Разденьтесь, ради Бога. Тедди, давай сюда твое манто, Максим, повесь свое пальто в шкаф, – распоряжалась Ирина, вертясь между ними.
Спустя несколько секунд всех усадили перед камином в гостиной. Пришедшая троица выжидательно уставилась на хозяйку. Ирина была чересчур возбуждена, чтобы усидеть на месте, и потому стояла у камина, положив руку на полку. Тем же взбудораженным голосом она сообщила:
– Сегодня днем Гюнтер Шабовски, секретарь коммунистической партии Восточного Берлина, давал пресс-конференцию. Он заявил, что сегодня начиная с полуночи восточные немцы могут, если желают, уходить на запад. – Голос Ирины задрожал, и она прослезилась. – Могут уходить без всяких спецразрешений… хоть на несколько часов или дней, или навсегда, если хотят. Они свободны! Наконец свободны от пут! – Она была настолько потрясена этим событием, что зарыдала и полезла в карман жакета за платком.
Максим подошел к ней и положил руку на плечо.
– Ты был прав, Максим, – чуть погодя снова заговорила она. – Ты был прав, когда говорил, что Берлинская стена скоро должна пасть, так это и будет, как ты предсказывал.
– Вот уж не думала, что доживу до этого дня! – воскликнула Тедди.
– И я тоже, Тедди, – прошептала Ирина, вновь промокая глаза платком и силясь взять себя в руки.
Максим был искренне удивлен.
– Мы с Тедди были заняты несколько часов со старым другом… потом Тедди надо было обсудить со мной ряд вопросов, затем неожиданно появилась Анастасия, и я пропустил вечерние новости по телевизору. Ясно, что мы были в неведении, когда пришли сюда. А новость прямо-таки замечательная!
– У меня был заказан столик в ресторане, – сказала Ирина, – и я отменила заказ. Мы поужинаем здесь, потом около одиннадцати пойдем на улицы. Мы должны своими глазами увидеть открытие контрольно-пропускных пунктов вдоль всей Берлинской стены.
– Правильно! – воскликнул Максим. – Не можем же мы пропустить такое событие. Ведь исторический сдвиг происходит буквально у нас на глазах и в этот самый момент. Мы видим историю в процессе ее творения. Ничто никогда не повторяется одинаково, как раньше…
– Что это значит? – спросила Анастасия. Максим вдруг понял, какие последствия может иметь это событие в будущем, и таким же, как у Ирины, взволнованным голосом сказал:
– Я думаю, мы очень скоро станем свидетелями падения коммунистических режимов в Европе. Вот увидите, один за другим они полетят кувырком. На марше свобода и демократия.
– Ты в самом деле так считаешь? – спросила Тедди.
Он редко ошибался. По крайней мере, в бизнесе и в политике.
– Да, я так считаю, – повторил Максим. – Это Михаил Горбачев. Он открыл путь своей перестройкой и призывами к реформам. Поверьте мне, этого не произошло бы без него.
– Колесо истории, – тихо проговорила Ирина. – Оно поворачивается то медленно, то слишком быстро. Мне семьдесят восемь лет, и всю свою жизнь я прожила под грозной тенью коммунизма. Большевики убили мою семью: моего отца, моего дядю Романова, царя Николая, его жену, царицу Александру, моих двоюродных сестер. Я была ребенком, когда мы с матерью бежали из России. – Она вздохнула: – Больше семидесяти лет я ждала, Богу молилась о падении коммунизма… о том, чтобы народ устоял и чтобы его стремление к свободе и справедливости в конечном счете взяло верх.
– Оно уже берет, – прервал ее Максим. – Несколько месяцев идут демонстрации в Лейпциге и по всей Восточной Германии. И восточные немцы через Венгрию и Чехословакию удирают в Западную Германию в огромных количествах. Падение Берлинской стены было лишь вопросом времени. Однако, Ирина, как у тебя обстоит дело с напитками? Мы должны поднять тост по случаю такого исторического события.
– Ах, какая же я глупая! Хильде перед вашим приходом поставила шампанское на лед. Вон там, Максим, на буфете, и бокалы там. Будь добр, открой бутылку!
Он подошел к буфету, открыл и разлил по бокалам вино. Анастасия подошла, взяла два бокала и подала Тедди с Ириной.
Все чокнулись и отпили по глотку.
– За свободу! – воскликнула Ирина, высоко поднимая свой бокал.
– Свобода! – в унисон возгласили Тедди, Максим и Анастасия.
– Сегодня девятое ноября! – сказала Тедди, и ее лицо вмиг озарилось воспоминанием. – Девятое ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Пятьдесят один год назад в этот вечер праздновали двадцать первый день рождения Генриетты Мандельбаум… и в эту ночь наци подожгли центральную синагогу. Хрустальная ночь девятого ноября тысяча девятьсот тридцать восьмого года… Мне никогда этого не забыть… гонка по улицам на заднем сиденье мотоцикла с Вилли Герцогом, бегство от разъяренных штурмовиков. Сегодня пятьдесят первая годовщина Хрустальной Ночи!
– Сколь знаменательно то, что стена рушится именно сегодня, – сказал Максим. – История и впрямь совершила полный круг.
Ирина кивнула в знак согласия.
– Не приди к власти Гитлер, никогда не было бы войны. Берлин никогда не был бы разделен на зоны. И страна не была бы разделена: в Восточной Германии не было бы коммунистического режима. Все так или иначе возвращается и упирается в нацистов, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148