Заглянет в окно, на улице весна, зацветает сирень, да как заорет: «…снег выпал только в январе на третье в ночь!»
— Итак, господа товарищи, приготовить к пятнице по стихотворению. Наизусть. Вольный выбор. Тема — русский народ. Судьба, так сказать, народа. Понятно? Посмотрим, как усвоили вы литературу. Будем считать это устным экзаменом для перехода в следующий класс. Урок окончен!
Подхватил под мышку классный журнал — и был таков. Свиней побежал кормить!
Тут суды и пересуды. Что учить? Двух одинаковых стихотворений Иван Фомич не потерпит.
Пятница — затрапезный день. Однако Иван Фомич изменил самому себе, явился в куртке, сам выдвинул стол на середину, торжественно уселся, раскрыл журнал.
— Итак… — Пауза. — Начнем… — Пауза. — Бобров!
Общий вздох облегчения, вызывает по алфавиту, всякому свой черед.
Ну и пошло! «Друг мой, брат мой, усталый страдающий брат… Вырыта заступом яма глубокая, жизнь бесприютная, жизнь одинокая… Выдь на Волгу, чей стон раздается…»
Чтецы постанывают, Фомич удовлетворенно улыбается.
— Отлично. Отлично. Хорошо. Четыре. Пять.
«Вот парадный подъезд…»
— Ознобишин!
Тут уж наперед пять. Славушка выбирается из-за парты, уверенный в успехе, неторопливо подходит к столу, в руках узенькая книжечка, он всю ночь повторял стихи, не зубрил, не читал, — повторял, вслушиваясь в ночной весенний шум, знает наизусть, как символ веры.
— Наизусть!
— Конечно, Иван Фомич.
— Прошу.
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек…
— Это о чем?
— О России.
— Гм…
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Катька с Ванькой занята -
Чем, чем занята?…
— Погодите. Чем занята?
Славушка не может остановиться, стихи влекут мальчика помимо его воли.
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в святую Русь -
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую…
— Довольно!
Запрокинулась лицом,
Зубки блещут жемчугом…
Ах ты, Катя, моя Катя,
Толстоморденькая…
В кружевном белье ходила -
Походи-ка, походи!
С офицерами блудила -
Поблуди-ка, поблуди!
— Довольно!
Эх, эх, поблуди!
Сердце екнуло в груди!
Славушка не может остановиться. Голос звенит на самых высоких нотах. Иван Фомич скрещивает на груди руки: говори, говори, тебе же хуже. Славушка ужасается и читает:
Ох, товарищи, родные,
Эту девку я любил…
Ночки черные, хмельные.
С этой девкой проводил…
Из-за удали бедовой
В огневых ее очах,
Из-за родинки пунцовой
Возле правого плеча…
Многие хихикают, хотя толком никто ничего не понимает.
Шаг держи революцьонный!
Близок враг неугомонный!
Вот тебе и старший класс трудовой школы. За окном весенний день, чирики-пузырики, благорастворение воздухов, а здесь, в четырех стенах, загадочная, неподвижность Ивана Фомича и, как дощечки в иконостасе, деревянные лица деревенских мальчиков.
Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди — Исус Христос.
— Садитесь!
Иван Фомич молчит. Долго молчит. Выходит из-за стола, руки за спину.
— Так, так… — И быстро руку к Славушке. — Что это за стихи? Дайте-ка… — Небрежно перелистывает книжечку. — Д-да… Ну что ж… — Медленно прохаживается, медленно говорит: — Мне встречался этот поэт… Нарисовать образы своих современников не так-то просто. Это лучше удавалось представителям русской демократической интеллигенции. Затем наступил упадок, поэзия стала пренебрегать интересами общества… — Иван Фомич глядит на мальчика сверху вниз. — Вам известно, что такое decadentia? Символизм, декадентство… Падение искусства. Французская болезнь. Бодлер, Верлен, Метерлинк… Перекинулось это поветрие и к нам. Бальмонт. Белый. Брюсов… Несть числа. Мистика, индивидуализм… — Он отпустил бороду, укоризненно покачал головой. — Ну что вы нашли в этих, извините, стихах? Тр-р-раге-дия… — Пророкотал это слово. — Только не все ладно в этой трагедии. Толстая морда Катьки и бедовая удаль ее очей… — Вернулся к столу, засмеялся. — Мало идут огневые очи к толстой морде! Да и пунцовая родинка… Петруха в роли изысканного ценителя женских прелестей… — Иван Фомич небрежно помахал книжечкой. — И вообще, поэзия и политика — две вещи несовместные.
Рассуждает уверенно, убежденно. Славушке нечего возразить, он сам не понимает, почему ему нравятся эти стихи…
Быстрым движением Иван Фомич вынул из кармана часы, взглянул на циферблат.
Сейчас Никитин кончит урок и пойдет кормить свиней. А после таких стихов нельзя идти к свиньям! Можно пойти в поле, в лес, запеть, заплакать… Иван Фомич просто ничего не чувствует. Он умный, безусловно умный, но совершенно немузыкальный. Определение нравится Славушке. Немузыкальный. Ничего не слышит. То есть, конечно, слова слышит, рассуждает о словах, но не умеет дышать словами, слышать скрытую в них музыку; шелест листьев, биение сердца, стон любви, то самое движение миров, которое приносят людям поэты.
Но вот наконец и звонок. Однако Иван Фомич не собирается уходить.
— Так что же такое поэма? Прошу вас… — спрашивает он Славушку.
— Поэма — это повествовательное художественное произведение в стихах…
— А это что?
— Поэма.
— Почему? Ни связи, ни смысла… — Глаза Ивана Фомича блестят, он обводит рукой класс. — Мы сейчас выясним, кто готов признать это за поэзию. Демократическим способом, путем всенародного опроса. Кому понравились эти стихи, прошу поднять руку.
Они не могут не понравиться. Это же стихи! Это же настоящие стихи!
Славушка торжественно поднимает руку… Все сейчас поднимут руку за эти стихи!
Иван Фомич проводит ладонью по бороде и спокойно, даже вежливо, обращается к Славушке:
— Видите?
И он видит, что никто, никто… Трусы! Боятся не перейти в следующий класс. Сейчас они получат та, что заслужили!
Славушка стискивает кулаки, вытягивается на носках и кричит:
— Бараны! Бараны!
— Как вы сказали?
— Бараны! — взвизгивает он…
Сейчас он заплачет… Он выскакивает из-за парты, проносится мимо Ивана Фомича, выбегает за дверь, устремляется вниз по лестнице… Прочь, прочь отсюда!
Он не знает, что последует дальше…
А дальше Иван Фомич сконфуженно разведет руками, точно и он повинен в том, что Славушка обозвал своих одноклассников баранами.
— И как же вы, уважаемые товарищи, будете на это реагировать?
Уважаемые товарищи не знают, как надо реагировать и надо ли вообще реагировать.
Тулупов многозначительно усмехается.
— Сочтемся…
Известно, он любитель драться.
— Нет, не сочтемся, — резко обрывает Иван Фомич. — Но и нельзя смолчать. Ведь он вам товарищ. Он оскорбил вас… Людей, которые идут наперекор обществу, общество бойкотирует!
Он довольно долго распространяется о конфликтах между личностью и обществом, объясняет, что такое общественный бойкот, и опять предлагает голосовать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
— Итак, господа товарищи, приготовить к пятнице по стихотворению. Наизусть. Вольный выбор. Тема — русский народ. Судьба, так сказать, народа. Понятно? Посмотрим, как усвоили вы литературу. Будем считать это устным экзаменом для перехода в следующий класс. Урок окончен!
Подхватил под мышку классный журнал — и был таков. Свиней побежал кормить!
Тут суды и пересуды. Что учить? Двух одинаковых стихотворений Иван Фомич не потерпит.
Пятница — затрапезный день. Однако Иван Фомич изменил самому себе, явился в куртке, сам выдвинул стол на середину, торжественно уселся, раскрыл журнал.
— Итак… — Пауза. — Начнем… — Пауза. — Бобров!
Общий вздох облегчения, вызывает по алфавиту, всякому свой черед.
Ну и пошло! «Друг мой, брат мой, усталый страдающий брат… Вырыта заступом яма глубокая, жизнь бесприютная, жизнь одинокая… Выдь на Волгу, чей стон раздается…»
Чтецы постанывают, Фомич удовлетворенно улыбается.
— Отлично. Отлично. Хорошо. Четыре. Пять.
«Вот парадный подъезд…»
— Ознобишин!
Тут уж наперед пять. Славушка выбирается из-за парты, уверенный в успехе, неторопливо подходит к столу, в руках узенькая книжечка, он всю ночь повторял стихи, не зубрил, не читал, — повторял, вслушиваясь в ночной весенний шум, знает наизусть, как символ веры.
— Наизусть!
— Конечно, Иван Фомич.
— Прошу.
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек…
— Это о чем?
— О России.
— Гм…
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Катька с Ванькой занята -
Чем, чем занята?…
— Погодите. Чем занята?
Славушка не может остановиться, стихи влекут мальчика помимо его воли.
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в святую Русь -
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую…
— Довольно!
Запрокинулась лицом,
Зубки блещут жемчугом…
Ах ты, Катя, моя Катя,
Толстоморденькая…
В кружевном белье ходила -
Походи-ка, походи!
С офицерами блудила -
Поблуди-ка, поблуди!
— Довольно!
Эх, эх, поблуди!
Сердце екнуло в груди!
Славушка не может остановиться. Голос звенит на самых высоких нотах. Иван Фомич скрещивает на груди руки: говори, говори, тебе же хуже. Славушка ужасается и читает:
Ох, товарищи, родные,
Эту девку я любил…
Ночки черные, хмельные.
С этой девкой проводил…
Из-за удали бедовой
В огневых ее очах,
Из-за родинки пунцовой
Возле правого плеча…
Многие хихикают, хотя толком никто ничего не понимает.
Шаг держи революцьонный!
Близок враг неугомонный!
Вот тебе и старший класс трудовой школы. За окном весенний день, чирики-пузырики, благорастворение воздухов, а здесь, в четырех стенах, загадочная, неподвижность Ивана Фомича и, как дощечки в иконостасе, деревянные лица деревенских мальчиков.
Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди — Исус Христос.
— Садитесь!
Иван Фомич молчит. Долго молчит. Выходит из-за стола, руки за спину.
— Так, так… — И быстро руку к Славушке. — Что это за стихи? Дайте-ка… — Небрежно перелистывает книжечку. — Д-да… Ну что ж… — Медленно прохаживается, медленно говорит: — Мне встречался этот поэт… Нарисовать образы своих современников не так-то просто. Это лучше удавалось представителям русской демократической интеллигенции. Затем наступил упадок, поэзия стала пренебрегать интересами общества… — Иван Фомич глядит на мальчика сверху вниз. — Вам известно, что такое decadentia? Символизм, декадентство… Падение искусства. Французская болезнь. Бодлер, Верлен, Метерлинк… Перекинулось это поветрие и к нам. Бальмонт. Белый. Брюсов… Несть числа. Мистика, индивидуализм… — Он отпустил бороду, укоризненно покачал головой. — Ну что вы нашли в этих, извините, стихах? Тр-р-раге-дия… — Пророкотал это слово. — Только не все ладно в этой трагедии. Толстая морда Катьки и бедовая удаль ее очей… — Вернулся к столу, засмеялся. — Мало идут огневые очи к толстой морде! Да и пунцовая родинка… Петруха в роли изысканного ценителя женских прелестей… — Иван Фомич небрежно помахал книжечкой. — И вообще, поэзия и политика — две вещи несовместные.
Рассуждает уверенно, убежденно. Славушке нечего возразить, он сам не понимает, почему ему нравятся эти стихи…
Быстрым движением Иван Фомич вынул из кармана часы, взглянул на циферблат.
Сейчас Никитин кончит урок и пойдет кормить свиней. А после таких стихов нельзя идти к свиньям! Можно пойти в поле, в лес, запеть, заплакать… Иван Фомич просто ничего не чувствует. Он умный, безусловно умный, но совершенно немузыкальный. Определение нравится Славушке. Немузыкальный. Ничего не слышит. То есть, конечно, слова слышит, рассуждает о словах, но не умеет дышать словами, слышать скрытую в них музыку; шелест листьев, биение сердца, стон любви, то самое движение миров, которое приносят людям поэты.
Но вот наконец и звонок. Однако Иван Фомич не собирается уходить.
— Так что же такое поэма? Прошу вас… — спрашивает он Славушку.
— Поэма — это повествовательное художественное произведение в стихах…
— А это что?
— Поэма.
— Почему? Ни связи, ни смысла… — Глаза Ивана Фомича блестят, он обводит рукой класс. — Мы сейчас выясним, кто готов признать это за поэзию. Демократическим способом, путем всенародного опроса. Кому понравились эти стихи, прошу поднять руку.
Они не могут не понравиться. Это же стихи! Это же настоящие стихи!
Славушка торжественно поднимает руку… Все сейчас поднимут руку за эти стихи!
Иван Фомич проводит ладонью по бороде и спокойно, даже вежливо, обращается к Славушке:
— Видите?
И он видит, что никто, никто… Трусы! Боятся не перейти в следующий класс. Сейчас они получат та, что заслужили!
Славушка стискивает кулаки, вытягивается на носках и кричит:
— Бараны! Бараны!
— Как вы сказали?
— Бараны! — взвизгивает он…
Сейчас он заплачет… Он выскакивает из-за парты, проносится мимо Ивана Фомича, выбегает за дверь, устремляется вниз по лестнице… Прочь, прочь отсюда!
Он не знает, что последует дальше…
А дальше Иван Фомич сконфуженно разведет руками, точно и он повинен в том, что Славушка обозвал своих одноклассников баранами.
— И как же вы, уважаемые товарищи, будете на это реагировать?
Уважаемые товарищи не знают, как надо реагировать и надо ли вообще реагировать.
Тулупов многозначительно усмехается.
— Сочтемся…
Известно, он любитель драться.
— Нет, не сочтемся, — резко обрывает Иван Фомич. — Но и нельзя смолчать. Ведь он вам товарищ. Он оскорбил вас… Людей, которые идут наперекор обществу, общество бойкотирует!
Он довольно долго распространяется о конфликтах между личностью и обществом, объясняет, что такое общественный бойкот, и опять предлагает голосовать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204