— Зачем вам птица? — спросил как-то Славушка, держать дома птиц, а особенно канареек, он считал мещанством.
— У меня отец большой любитель канареек, — объяснила она. — Вот и дал одну, когда уезжала в деревню.
— А он у вас действительно генерал? — поинтересовался Славушка.
— Да, генерал, — улыбнулась Александра Семеновна. — Но он несколько своеобразный человек.
— Генерал, обожающий канареек?
— Генерал, набравшийся мужества осудить весь пройденный им путь, — поправила его Александра Семеновна. — Он никогда не уважал ни царя, ни его сподвижников, с первых дней революции перешел на сторону народа и признал в Ленине национального вождя.
— И развлекается теперь с канарейками? — насмешливо спросил Славушка.
— Он в Красной Армии, командует дивизией под Орлом…
После этого разговора Славушка начал посматривать на канарейку с большим уважением, сам стал подсыпать ей конопли, канарейки, оказывается, не отвлекали людей от революционной борьбы.
Однажды Быстров явился мрачнее ночи, отказался от ужина, сел за стол, долго молчал, заметно было, что ему не по себе.
— Ты не простудился? — спросила Александра Семеновна.
Он не ответил.
— Что с тобой?
— Сдали Орел.
Долго молчали все трое. Александра Семеновна хорошо знала, когда Степана Кузьмича нельзя прерывать.
— А что она могла сделать, эта армия, набранная из дезертиров? — вдруг сказал он, оправдываясь перед женой и Славушкой, имея в виду Тринадцатую армию, во всяком случае, так его понял Славушка. — Не так-то легко переломить мужиков…
Опять он долго молчал, все о чем-то думал.
— Как же так, Степа? — спросила Александра Семеновна. — Как это им удалось?
— Корниловцы, — объяснил Быстров. — Корниловская дивизия, отборные офицерские части. Звери, а не люди! У нас пятьдесят тысяч штыков и больше четырехсот орудий, а у них двести орудий и сорок тысяч, но у нас мужики, а у них кадровые офицеры. Не хватает нам…
— Чего не хватает, Степа?
— Пролетарьяту. Рабочего класса не хватает.
Он вскоре уехал, не остался ночевать и появился снова лишь через три дня.
Опять пробыл недолго.
Александра Семеновна спросила:
— Ну что там?
— Вся свора сбегается… — Быстров указал куда-то за окно. — Послы всякие, домовладельцы, помещики. По Болховской улице гуляют казачьи патрули. Достаточно указать: вот, мол, советский работник, — сразу шашкой по черепу… — Его взгляд упал на «Капитал». — Убери! На черта это читать, все равно всех нас скоро повесят…
Он исчез и не показывался дня четыре, неожиданно примчался днем, верхом, а не в бедарке, накинул поводья на зубцы изгороди, молодцевато постукивая каблуками, вошел в дом.
— Выбили их, Шура! — крикнул на всю школу. — Принеси карту!
— Кого? — не сразу поняла Александра Семеновна.
— Из Орла! — крикнул Быстров. — Позавчера после ночного боя наши взяли Орел! — Сам полез в школьный шкаф, нашел карту Европейской России, принялся объяснять, пожалуй, не столько жене, сколько Славушке: — Кончается твое здесь сидение, скоро опять за работу!
Белые ударной группой обрушились на Тринадцатую армию, их фронт шел дугой от Воронежа до Севска. Тринадцатая армия растянулась более чем на двести верст, ее левый фланг был обращен против наступавшего на Орел противника. Но отборные офицерские части спутали все карты… Он вдруг хитро улыбнулся и рассмеялся.
— А наша партия спутала карты офицерам. Они рассчитывали на мужицкое сопротивление и победили бы, но… В бой вступил международный рабочий класс, прибалтийские рабочие, коммунисты! Эстонская дивизия и латышские части вместе с правым флангом Тринадцатой армии перешли в наступление и после боя выбили белых из Орла…
Он все водил и водил по карте пальцем…
— Запомни, — сказал Степан Кузьмич мальчику. — Большевики не возвеличивают отдельных личностей, но тем, кто организовал разгром деникинцев под Орлом, поставят памятники. И Егорову, и Уборевичу, и Примакову. Ты еще увидишь обелиски в их честь.
Он напился чаю, ускакал, но через два дня появился снова, еще более мрачный и подавленный, чем даже тогда, когда привез известие о падении Орла.
— Опять плохо? — встревожилась Александра Семеновна.
— Напротив, похоже, взят Воронеж…
Он подошел к клетке с канарейкой и накинул на нее платок.
— Что за забота? — удивилась Александра Семеновна.
— Пусть не слышит того, что я сейчас скажу, — ответил Быстров, притянул жену и посадил к себе на колени.
— Ты сошел с ума!
Но Быстров точно не слышал, он обхватил ее голову и прижал к груди, чтобы она не могла заглянуть ему в глаза.
— Спокойно, — пробормотал он. — То, о чем я тебе сейчас скажу, не менее страшно, чем падение Орла…
Александра Семеновна замерла, Быстров не умел шутить и никогда ее не пугал.
— Семен Дмитриевич… — сказал Быстров и смолк.
— Убит?
— Да.
Она высвободилась из его рук, не заплакала, не закричала.
— Говори.
Семен Дмитриевич Харламов командовал дивизией. Какой-то его штабист перебежал к белым и указал местонахождение штаба. Харламова захватили. Предложили перейти на сторону деникинцев, соглашались сохранить за ним генеральское звание, обещали доверить дивизию. «Я служу Советам вот уже год, — сказал генерал Харламов, — служу не за страх, а за совесть, дело рабочих и крестьян должно победить, Красная Армия разобьет вас…» Его предали военно-полевому суду и приговорили к смертной казни. Предложили просить о помиловании. Харламов отказался. Казнили его на площади. Выжгли на груди пятиконечную звезду. Харламов поднялся на помост, отстранил палача. «Отойди, — сказал Семен Дмитриевич. — Я служил рабоче-крестьянской власти и сумею за нее умереть». Сам накинул себе петлю на шею…
Александра Семеновна не проронила ни слова.
Встала, как всегда, постелила в классе постель и подошла к мальчику.
— Сегодня я буду спать на твоем месте, — сказала она. — А ты ложись вместе со Степаном Кузьмичом.
Ушла и закрыла за собой дверь.
34
Быстров и Славушка проснулись одновременно.
Славушка собрался, как на пожар.
Быстров приоткрыл дверь в класс. Александра Семеновна сидела за партой. Славушка так и не понял: ложилась она или нет.
— Шура, мы едем…
— Хорошо, — безучастно отозвалась Александра Семеновна.
Быстров вывел из сарая Маруську, вскочил в седло и обернулся:
— Удержишься за спиной?
Славушка уцепился за всадника, Маруська рванулась, они понеслись.
Домчались до леска позади Кукуевки, там Быстрова ждал отряд.
Подозвал Еремеева:
— Есть запасной конь?
У Еремеева в запасе было все — и конь, и оружие, и даже лишняя шинель, хотя и не по росту мальчику.
Еремеев вопросительно взглянул на Быстрова.
— На Корсунское, — сказал тот. — Дошел слух, собирается наша княгиня наделать глупостей…
Единственную титулованную помещицу в волости — княгиню Наталью Михайловну Корсунскую — Быстров называл нашей потому, что в ранней молодости Степана Кузьмича она его опекала, в четырнадцатилетнем возрасте Быстрова взяли в помещичий дом поваренком, он показался молодой Наталье Михайловне удивительно смышленым мальчиком, и она надеялась, что со временем из него получится неплохой повар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204