Последнее замечание я сделал для того, чтобы читатель понял, на кого были похожи остальные.
Комиссар иностранных дел производил впечатление человека, с которым группа насильников-гомосексуалистов только что имела многократные сношения. Глаза его бегали, лицо все время менялось, на нем то появлялось выражение беспокойства, то просто паники, а то какого-то отрешенного фатализма — чему быть, того не миновать. Медведеобразный мужчина с красным флажком имел цвет лица, по которому его политические убеждения можно было определить очень точно. Конечно, это был настоящий коммунист, раз обладал малиновой непроницаемо-неподвижной мордой, заплывшими жиром глазами и очень низким лбом, переходящим как-то незаметно в седую шевелюру. Молодой человек, сопровождавший его, был, как выяснилось, переводчиком.
— Я рад представить компаньеро президенту посла Союза Советских Социалистических Республик компаньеро Евстафия Бодягина и его переводчика Андрея Мазилова. И я рад представить компаньеро послу Бодягину компаньеро президента Эстеллу Рамос Роса и ее супруга министра социального обеспечения Республики Хайди Анхеля Рамоса.
— Прошу садиться, товарищи, — объявила Киска. Посол Бодягин гулко кашлянул, его подручный вытащил из красной папочки листок бумаги. Посол добыл из кармана мощные очки с дальнозоркими стеклами и стал, после очередного откашливания, зачитывать текст на русском языке. Переводчик, ничего не доставая, замолотил на классическом кастильском наречии с легким гран-кальмарским акцентом:
— Товарищ Бодягин говорит, что по поручению своего правительства он уполномочен начать переговоры об установлении дипломатических отношений между Республикой Хайди и Союзом Советских Социалистических Республик. Посол полагает, что это в наибольшей степени отвечало бы интересам наших обеих стран и народов. О согласии хайдийской стороны на начало таких переговоров он готов немедленно уведомить Советское правительство. Кроме того, по согласованию с торговым представительством, можно будет определить размеры помощи, которые СССР готов оказать дружественному хайдийскому народу, избравшему социалистический путь развития. В ближайшее время, как мы надеемся, из эмиграции на Хайди вернется Генеральный секретарь действовавшей в подполье Коммунистической партии Хайди Альфонсо Гутьеррес, и тогда можно будет рассмотреть вопрос об установлении межпартийных контактов. Желаем Хайдийской революции дальнейших больших успехов в построении социализма!
— Простите, компаньеро посол, — несколько взволнованно спросила Киска, — о каком Альфонсо Гутьерресе вы упомянули?
Медведь бесстрастно глядел перед собой. Переводчик Андрей, бросив на босса обеспокоенный взгляд, сказал сам:
— Дело в том, компаньеро президент, что в эмиграции на территории СССР вот уже двадцать пять лет, даже, по-моему, двадцать семь, проживает Генеральный секретарь КПХ Альфонсо Гутьеррес. Сама партия у вас на Хайди действовала в глубоком подполье, и даже охранка Лопеса найти ее не могла.
— А как же быть с моей партией? — обиженно спросила Киска. — У меня массовая революционная партия — Хайдийская народно-социалистическая, я ее Первый секретарь, нас тридцать тысяч членов…
— Ну, это не страшно… — Андрей еще раз глянул на босса и что-то сообщил ему по-русски. Моих познаний в русском языке было ноль целых ноль десятых, но слово «технические» понять мог и без перевода. Вероятно, малыш сказал медведю, что оговаривает технические вопросы.
— В таких случаях, — сказал Андрей, — вы можете, во-первых, провести объединительный съезд и организовать, допустим, Социалистическую Единую Партию Республики Хайди, а если нет — то создать Народный Антиимпериалистический фронт. Так все делают…
— Все ясно, — сказала Киска. Она встала, медведь и все прочие тоже встали, произошел обмен рукопожатиями, после чего все, кроме нас с Киской, убрались из кабинета.
— Ты расстроена, девочка? — спросил я. Киска выглядела очень надувшейся и сердитой.
— А ты был бы рад? Оказывается, у них, видишь ли, был свой парень на эту должность! Какая у них там сейчас пятилетка? Одиннадцатая? Революцию на Хайди они планировали только на восемнадцатую, неужели же этот эмигрант должен был дожить до нее?!
— Ну и что? У него и заместитель был, наверно.
— Какая мне радость в этом? Русские привезут этого старого хрыча, и он начнет мне тыкать в нос «21 условие приема в Коминтерн», на основании которого его когда-то взяли в Россию на содержание. Вся его партия, извините за выражение, два с половиной рамолика, которые когда-то видели дедушку Ленина и папочку Сталина, но очень издалека и по одному разу в жизни. Но самое главное — он начнет совать всюду нос, давать советы и всемерно мешать мне и моему правительству. И еще он будет сообщать обо всем в Москву, откуда будут приезжать вот такие красавцы, как Бодягин, с целой командой партийных и кагэбэшных чинов. Будь покоен, в конце концов меня обвинят в ревизионизме и отправят поднимать сельское хозяйство, а если я буду очень упираться, то назовут карьеристкой, перерожденкой и подстроят автомобильную катастрофу.
— Ты знаешь, Киска, — сказал я очень серьезно, — по-моему, нам надо как можно скорее удирать отсюда. Твои наполеоновские планы, конечно, заманчивы. Но, может быть, проще — не стоит гнаться за большим? Возьмем самолетик, пару миллионов долларов из казны… и в Бразилию, в Венесуэлу, а?
— Не так-то просто, — сказала Киска, — мы теперь ребята заметные, меня каждая собака на Хайди знает. Пристрелят, а потом скажут, что «контрреволюционеры совершили подлый террористический акт»… Удирать надо умеючи, раз уж мы во все это влипли.
Появился студент-адъютант, ошалело хлопая глазами:
— Посол США…
— Не иначе разрыв дипотношений, — вздохнула Киска, — давайте его сюда.
Посол был очень вежливый, улыбчивый, с легкой хитринкой в глазах. Возможно, в госдепе его всегда держали на вторых ролях, а потом сунули сюда, чтобы подлечить нервы.
— Сеньора президент, — сказал он, — мое правительство выражает надежду, что отношения между нашими государствами, несмотря на происшедшие изменения в политическом строе Хайди, сохранят традиционную близость… Кстати, я с удивлением узнал, что вы имеете некоторое отношение к стране, которую я имею честь представлять?
Киска нервно дернулась, я почувствовал легкий холодок. Никаких суток им не понадобилось. В кабинете, кроме нас и посла, никого не было, но я непроизвольно оглянулся.
— У меня есть с собой, совершенно случайно, разумеется, — очки посла гнусно блеснули, — два паспорта, на имя граждан США мистера Ричарда Брауна и мисс Элизабет. Стил. Надеюсь, что вас не очень удивит наличие в этих паспортах ваших фотографий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Комиссар иностранных дел производил впечатление человека, с которым группа насильников-гомосексуалистов только что имела многократные сношения. Глаза его бегали, лицо все время менялось, на нем то появлялось выражение беспокойства, то просто паники, а то какого-то отрешенного фатализма — чему быть, того не миновать. Медведеобразный мужчина с красным флажком имел цвет лица, по которому его политические убеждения можно было определить очень точно. Конечно, это был настоящий коммунист, раз обладал малиновой непроницаемо-неподвижной мордой, заплывшими жиром глазами и очень низким лбом, переходящим как-то незаметно в седую шевелюру. Молодой человек, сопровождавший его, был, как выяснилось, переводчиком.
— Я рад представить компаньеро президенту посла Союза Советских Социалистических Республик компаньеро Евстафия Бодягина и его переводчика Андрея Мазилова. И я рад представить компаньеро послу Бодягину компаньеро президента Эстеллу Рамос Роса и ее супруга министра социального обеспечения Республики Хайди Анхеля Рамоса.
— Прошу садиться, товарищи, — объявила Киска. Посол Бодягин гулко кашлянул, его подручный вытащил из красной папочки листок бумаги. Посол добыл из кармана мощные очки с дальнозоркими стеклами и стал, после очередного откашливания, зачитывать текст на русском языке. Переводчик, ничего не доставая, замолотил на классическом кастильском наречии с легким гран-кальмарским акцентом:
— Товарищ Бодягин говорит, что по поручению своего правительства он уполномочен начать переговоры об установлении дипломатических отношений между Республикой Хайди и Союзом Советских Социалистических Республик. Посол полагает, что это в наибольшей степени отвечало бы интересам наших обеих стран и народов. О согласии хайдийской стороны на начало таких переговоров он готов немедленно уведомить Советское правительство. Кроме того, по согласованию с торговым представительством, можно будет определить размеры помощи, которые СССР готов оказать дружественному хайдийскому народу, избравшему социалистический путь развития. В ближайшее время, как мы надеемся, из эмиграции на Хайди вернется Генеральный секретарь действовавшей в подполье Коммунистической партии Хайди Альфонсо Гутьеррес, и тогда можно будет рассмотреть вопрос об установлении межпартийных контактов. Желаем Хайдийской революции дальнейших больших успехов в построении социализма!
— Простите, компаньеро посол, — несколько взволнованно спросила Киска, — о каком Альфонсо Гутьерресе вы упомянули?
Медведь бесстрастно глядел перед собой. Переводчик Андрей, бросив на босса обеспокоенный взгляд, сказал сам:
— Дело в том, компаньеро президент, что в эмиграции на территории СССР вот уже двадцать пять лет, даже, по-моему, двадцать семь, проживает Генеральный секретарь КПХ Альфонсо Гутьеррес. Сама партия у вас на Хайди действовала в глубоком подполье, и даже охранка Лопеса найти ее не могла.
— А как же быть с моей партией? — обиженно спросила Киска. — У меня массовая революционная партия — Хайдийская народно-социалистическая, я ее Первый секретарь, нас тридцать тысяч членов…
— Ну, это не страшно… — Андрей еще раз глянул на босса и что-то сообщил ему по-русски. Моих познаний в русском языке было ноль целых ноль десятых, но слово «технические» понять мог и без перевода. Вероятно, малыш сказал медведю, что оговаривает технические вопросы.
— В таких случаях, — сказал Андрей, — вы можете, во-первых, провести объединительный съезд и организовать, допустим, Социалистическую Единую Партию Республики Хайди, а если нет — то создать Народный Антиимпериалистический фронт. Так все делают…
— Все ясно, — сказала Киска. Она встала, медведь и все прочие тоже встали, произошел обмен рукопожатиями, после чего все, кроме нас с Киской, убрались из кабинета.
— Ты расстроена, девочка? — спросил я. Киска выглядела очень надувшейся и сердитой.
— А ты был бы рад? Оказывается, у них, видишь ли, был свой парень на эту должность! Какая у них там сейчас пятилетка? Одиннадцатая? Революцию на Хайди они планировали только на восемнадцатую, неужели же этот эмигрант должен был дожить до нее?!
— Ну и что? У него и заместитель был, наверно.
— Какая мне радость в этом? Русские привезут этого старого хрыча, и он начнет мне тыкать в нос «21 условие приема в Коминтерн», на основании которого его когда-то взяли в Россию на содержание. Вся его партия, извините за выражение, два с половиной рамолика, которые когда-то видели дедушку Ленина и папочку Сталина, но очень издалека и по одному разу в жизни. Но самое главное — он начнет совать всюду нос, давать советы и всемерно мешать мне и моему правительству. И еще он будет сообщать обо всем в Москву, откуда будут приезжать вот такие красавцы, как Бодягин, с целой командой партийных и кагэбэшных чинов. Будь покоен, в конце концов меня обвинят в ревизионизме и отправят поднимать сельское хозяйство, а если я буду очень упираться, то назовут карьеристкой, перерожденкой и подстроят автомобильную катастрофу.
— Ты знаешь, Киска, — сказал я очень серьезно, — по-моему, нам надо как можно скорее удирать отсюда. Твои наполеоновские планы, конечно, заманчивы. Но, может быть, проще — не стоит гнаться за большим? Возьмем самолетик, пару миллионов долларов из казны… и в Бразилию, в Венесуэлу, а?
— Не так-то просто, — сказала Киска, — мы теперь ребята заметные, меня каждая собака на Хайди знает. Пристрелят, а потом скажут, что «контрреволюционеры совершили подлый террористический акт»… Удирать надо умеючи, раз уж мы во все это влипли.
Появился студент-адъютант, ошалело хлопая глазами:
— Посол США…
— Не иначе разрыв дипотношений, — вздохнула Киска, — давайте его сюда.
Посол был очень вежливый, улыбчивый, с легкой хитринкой в глазах. Возможно, в госдепе его всегда держали на вторых ролях, а потом сунули сюда, чтобы подлечить нервы.
— Сеньора президент, — сказал он, — мое правительство выражает надежду, что отношения между нашими государствами, несмотря на происшедшие изменения в политическом строе Хайди, сохранят традиционную близость… Кстати, я с удивлением узнал, что вы имеете некоторое отношение к стране, которую я имею честь представлять?
Киска нервно дернулась, я почувствовал легкий холодок. Никаких суток им не понадобилось. В кабинете, кроме нас и посла, никого не было, но я непроизвольно оглянулся.
— У меня есть с собой, совершенно случайно, разумеется, — очки посла гнусно блеснули, — два паспорта, на имя граждан США мистера Ричарда Брауна и мисс Элизабет. Стил. Надеюсь, что вас не очень удивит наличие в этих паспортах ваших фотографий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177