Когда я наконец научился сидеть, мне предложили переехать в соседнюю страну, где тоже завелись коммунисты. В той стране, где я получил осколок, делать было уже нечего, нас оттуда выгнали. Честно скажу, что я десять раз подумал, прежде чем дать согласие. Если от Вьетконга я ушел невредимым, от «мувименту популар» заполучил осколок, но выжил, то в следующей стране, по логике событий, меня должны были убить. К тому же у меня появились весьма существенные сомнения относительно эффективности борьбы с коммунистами, поскольку они, словно тараканы по Гарлему, расползались по всему миру. У меня не было никаких сомнений, что и отсюда нас выгонят. Тем не менее, я все-таки поехал.
Оттуда нас действительно выгнали, но весьма корректно и культурно. Здешние белые люди, устав гоняться за партизанами, и партизаны, уставшие гоняться за белыми людьми, договорились провести всеобщие выборы. Все почему-то думали, что выберут здешнего епископа и его партию, но почему-то выбрали бывших партизан. После этого нас тихо рассчитали, впихнули в самолет и отправили в Европу, откуда мы разошлись кто куда.
Прилетев домой, я подсчитал приход и расход, после чего отметил, что рисковал, в общем, не зря. Я уже прикидывал, не обзавестись ли магазинчиком,
но тут мне позвонил один парнишка, которого я знавал еще по самой первой заварушке. Мы встретились в баре и, припомнив прошлое, поразмышляли о будущем. Узнав о том, что я собираюсь заняться делом, приятель усомнился в том, что у меня достаточно стартового капитала. На это я, как помнится, заметил, что не против был бы начать сразу с миллионов, но исхожу из того, что есть. Дружок усмехнулся и заявил, что знает, где можно получить контракт на миллион, но дело, вероятно, уж очень рискованное. То ли я был чересчур хмельной, то ли еще почему-то, но только я расхрабрился и списал у парнишки адресок.
На всякий случай я туда поехал, будучи убежден, что просто узнаю условия, а затем откланяюсь. По адресу оказалось агентство по торговле недвижимостью. Как предупредил парень, там следовало спросить Майка — без всякой фамилии. Милая девушка понимающе кивнула, нежно улыбнулась, а затем нажала кнопку. Явился здоровенный, как шкаф, негр и тоже очень вежливо пригласил меня
следовать за ним. Следовать пришлось в лифт, который увез нас по меньшей мере, на три этажа под землю. Я оказался в комнатушке, подозрительно похожей на камеру пыток, где меня встретили три плечистых молодца, а здоровенный негр, сопровождавший меня, начисто заслонил собой дверь. Парни вежливо обыскали меня, несколько раз сфотографировали и даже сняли отпечатки пальцев с обеих рук. После этого появился Майк. Он предложил мне виски. Подозреваю, что в стакане было какое-то снадобье, развязывающее язык. С разных сторон Майк и трое остальных стали задавать мне разные вопросы. Очевидно, то, что я им наболтал, их устроило, ибо они не стали растворять меня в серной кислоте и спускать в канализацию. Мне налили второй стакан, в котором, надо понимать, было снотворное. После этого стакана я проснулся неизвестно на какие сутки и не в подвале, а на какой-то секретной базе в горах, обросших джунглями.
Путь на Хайди
Когда я проснулся, мне вежливо растолковали, что я принят кандидатом в специальное подразделение особой секретности. Секретность этого подразделения, как мне объяснили, настолько велика, что я не имею права не только задавать какие-либо вопросы относительного того, что мне придется делать в дальнейшем, но и вообще что-либо спрашивать. Никаких гарантий личной безопасности, кроме страховки в миллион долларов, мне не обещали. Сказали только, что, если условия меня не устраивают, я могу отказаться, и тогда меня, опять же в сонном состоянии, вернут туда, куда я пожелаю. При этом вежливо намекнули, что о конторе Майка следует забыть навеки, а если я почему-либо не смогу сделать этого, то мне в этом обязательно помогут.
Последнее, я думаю, означало, что отказываться не следовало.
Я не задавал вопросов. Джентльмены объяснили мне все сами и были весьма предупредительны. Они пояснили, что с того момента, как я скажу «да», моя жизнь перестает мне принадлежать. Если меня после трех недель тестов отбракуют, то опять-таки предстоит усыпление и держание языка за зубами на воле. Однако в том случае, если я буду отобран в подразделение и со мной будет подписан контракт, сумма которого — страшно подумать! — сто тысяч в неделю, я уже не смогу выйти из игры иначе, чем на катафалке. По истечении контракта, то есть через пять лет, я получаю свободу с условием постоянного молчания в течение пятидесяти лет после того, как завершится срок контракта. Это меня вполне устраивало, ибо давало надежду дожить до восьмидесяти.
Три недели я проходил тестирование. Это отнюдь не означало, что я корпел над листами бумаги или шлепал по клавишам компьютера. Кое-что, конечно, я сдавал и письменно, и устно, и на компьютере, и даже на полиграфе «детектора лжи». Однако большую часть времени люди, которые проверяли мои способности, интересовались тем, как я умею убивать и калечить. Во всяком случае, я показал им все, чему научился в Азии и в Африке, и даже почему-то чуть-чуть больше.
Вместе со мной было примерно двадцать человек, которые точно так же маялись с этими играми. Довольно быстро они выбывали из наших рядов. Как они исчезали и куда — неизвестно. Утром, когда мы просыпались, могло кого-то не хватать. Перед занятиями инструктор мог сказать: «А вы, Рыжий, останьтесь в казарме!» После этого Рыжего больше никто не видел. Кстати, следует упомянуть, что никаких имен мы не имели — только клички. Их нам раздали в первый день. Меня звали Капралом — видимо, считали, что это звание ко мне подходит. Инструкторов было три. Все они ходили в вязаных масках и перчатках, с дымчатыми очками-консервами на глазах, и никто из нас ни разу в жизни не видел ни одного участка их тела. Таково было и наше одеяние.
Казарма представляла собой приземистый бетонный бункер без окон, но с кондиционером, водопроводом и канализацией. У каждого в казарме был свой отсек, где имелся необходимый набор удобств, позволяющий оправляться и умываться. Несомненно, там стояла и аппаратура прослушивания, а также скрытые телекамеры. Раздеваться, снимать маску и перчатки разрешалось только здесь. Общаться дозволялось лишь в присутствии инструктора. После выхода на очередные тесты, во время перерывов на завтрак, ланч, обед и ужин инструкторы приводили нас в казарму и запирали каждого в отсеке, где уже стояла еда. Откуда она появлялась и где ее готовили, так и осталось для меня загадкой — ничего похожего на кухню на базе не было, по крайней мере, на поверхности земли, в пределах ограды. Сколько вокруг базы было оград — никто не знал, а задавать вопросы запрещалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177