то ли в том, что я действительно такой, как был, то ли в том, что его подчиненные все мое барахло сохранили в целости и ничего не заменили. Само собой, если б он обнаружил какую-то подмену — например, авторучку «Паркер» вместо моей родной поломанной за 35 копеек, то, поди-ка, последовали бы серьезнейшие «оргвыводы». Догадываюсь, что его гнев обрушился бы на медсестер и всех прочих, ответственных за хранение моего обмундирования и личных вещей.
Некоторое время он еще постоял в задумчивости, словно вспоминая, все ли учел, все ли проверил? Это длилось не меньше двух минут, что мне, человеку, от которого НИЧЕГО не зависело, показалось минимум часом. Этот тип, от которого зависело, как раз, наоборот, ОЧЕНЬ МНОГОЕ, мог в принципе отдать любой приказ, самый неожиданный и нелепый, во всяком случае, такой, истинного смысла которого я ни за что бы не понял. Взглядец у него на данный момент был очень тяжелый и не обещающий ничего хорошего. Такой взгляд вполне мог быть у работника похоронного бюро, оценивающего, насколько клиент готов к переходу в мир иной.
Впрочем, эти две минуты все-таки благополучно прошли, и начальник довольно ровным и бесстрастным голосом объявил:
— Все в порядке, рядовой Коротков. Можете следовать дальше!
Дальше я мог следовать только по коридору к лифту. И само собой, не один, а в сопровождении двух мрачных сопровождающих, которым с их-то мордами и плечами очень подошло бы исполнять смертные приговоры. То, что до лифта они довели меня целым и невредимым, мне показалось очень большой удачей.
В лифте ехали безмолвно. Я знал, что сколько бы ни задавать вопросов, никто на них отвечать не будет. Здесь говорили только те, кому это по штату положено, а прочие помалкивали.
Во дворе мне побывать практически не удалось. Сопровождающие — их вполне можно было назвать и конвоирами — подвели меня прямо к открытой задней
дверце «скорой помощи», поставленной почти впритык к выходу из здания. У этой дверцы меня ждали двое в цивильном, даже при галстуках. Половина физиономии у каждого из них была закрыта здоровенными темными очками. С такими мальцами приятно бродить по ночному городу, если они у тебя на службе, но очень неприятно, если они попадаются тебе на узкой дорожке и просят прикурить. Поскольку эти ребята состояли на службе явно не у меня, а у кого конкретно, и вовсе было не ясно, то, влезая в «скорую», я немного волновался. Я сел на боковую скамеечку. Цивильные, несмотря на свой приличный вес, ловко запрыгнули следом и синхронно захлопнули задние дверцы. Не спрашивая у меня, будет ли мне удобно, дяденьки уселись по бокам, а затем одновременно с двух сторон взяли меня за руки и прищелкнули к себе наручниками. Видать, этим медведям не привыкать было возить людей таким образом. При этом их, как видно, вообще не интересовало, кого они везут и зачем. Может быть, они даже не знали, куда меня везут, — уж конечного пункта
— наверняка. У них был определенный отрезок пути, маршрут, в конце которого положено было сдать «груз» — то есть меня, Короткова Николая Ивановича — 1 шт., со всеми армейскими причиндалами, согласно описи, которая, возможно, где-нибудь прилагалась.
Наверно, это была та же самая «скорая», на которой я был доставлен. Во всяком случае, у нее тоже были матовые стекла, и понять, куда едем и что проезжаем, было невозможно. Оставалось ждать, когда привезут и все станет ясно.
Однако, когда привезли, яснее не стало. Машина, притормозив, развернулась, и кто-то распахнул с наружной стороны задние дверцы. В проеме я увидел борт вертолета и открытую дверь. Ни номера, ни каких-либо надписей или опознавательных знаков мне рассмотреть не удалось, потому что, скорее всего их там и не было. К тому же времени оказалось мало: едва «скорая» с распахнутыми задними дверцами приблизилась к вертолету почти впритык, как те, кто сидел по бокам, встали и прямо-таки перенесли меня из автомобиля в вертолет. Они тут же провели меня от дверей в заднюю часть кабины, отделенную переборкой. Иллюминаторы и здесь оказались матовыми, можно было только понять, светло за бортом или темно, но догадаться, что нынче на дворе: утро или вечер, можно было лишь весьма приблизительно. Двигатели прибавили обороты, вертолет дрогнул и оторвался от земли. Это я ощутил. Однако как высоко он поднялся и на какой высоте проходил полет, понять не мог. Ребята, которым было поручено организовать мою доставку «куда следует», как видно, очень не хотели, чтобы я запомнил дорогу. Можно было бы, наверно, прибегнуть к традиционной повязке на глаза, но для них эта мера безопасности, должно быть, показалась недостаточной.
Вертолетное путешествие продлилось в том же безмолвии, что и автомобильное. Времени оно заняло намного меньше, во всяком случае для меня. Добрые дяди сопровождающие не стали особенно тревожиться, когда я позволил себе задремать, и разбудили только тогда, когда потребовалось выходить из вертолета. Известное дело — солдат спит, а служба идет.
На сей раз меня выгрузили в какой-то фургончик или пикап, вообще не имевший окон. В течение тех нескольких секунд, пока меня переносили из вертолета в кузов, детинушки просто взяли меня покрепче под локти и перепрыгнули из дверей в двери — я успел увидеть довольно свежую зеленую траву в узком промежутке между бортом вертолета и задним бампером фургона. Кроме того, краем глаза удалось разглядеть какие-то довольно высокие деревья, немного облаков и синего неба. Впечатление было такое, что вертолет приземлялся на какой-то лесной поляне или парковой лужайке.
Фургон некоторое время ехал по чему-то неасфальтированному, обиженно поскрипывая рессорами и раскачиваясь с боку на бок. Затем он выбрался на твердое покрытие и, блаженно заурчав, прибавил скорость. Через узкие вентиляционные щели в кабину задувал встречный воздух, довольно свежий, с приятными лиственно-цветочными запахами. Ни разу за первый час пути не попалась встречная машина — во всяком случае, шум ее мотора я бы услыхал. Все это время мы ехали через лес или парк, потому что в кузове по-прежнему ощущался приятный лесной запах. Однако этому настал конец, когда фургон круто свернул направо и сквозь вентиляцию потекла смесь испарений гудрона и бензина. Тут сразу же загудело в ушах от проносящихся мимо встречных и обгонных машин. Теперь мы неслись по автостраде и, должно быть, с приличной скоростью. Несколько раз фургон менял направление своего движения, то ли въезжал на лепестковые развязки, то ли сворачивал куда-то, то ли вообще разворачивался на 180 градусов. У меня даже если бы и было какое-то представление о том, куда мы едем, то оно потерялось бы начисто. Так прошло около двух часов. Я начал испытывать те самые муки, которые испытывала сестра Терри во время поездки в качестве похищаемой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Некоторое время он еще постоял в задумчивости, словно вспоминая, все ли учел, все ли проверил? Это длилось не меньше двух минут, что мне, человеку, от которого НИЧЕГО не зависело, показалось минимум часом. Этот тип, от которого зависело, как раз, наоборот, ОЧЕНЬ МНОГОЕ, мог в принципе отдать любой приказ, самый неожиданный и нелепый, во всяком случае, такой, истинного смысла которого я ни за что бы не понял. Взглядец у него на данный момент был очень тяжелый и не обещающий ничего хорошего. Такой взгляд вполне мог быть у работника похоронного бюро, оценивающего, насколько клиент готов к переходу в мир иной.
Впрочем, эти две минуты все-таки благополучно прошли, и начальник довольно ровным и бесстрастным голосом объявил:
— Все в порядке, рядовой Коротков. Можете следовать дальше!
Дальше я мог следовать только по коридору к лифту. И само собой, не один, а в сопровождении двух мрачных сопровождающих, которым с их-то мордами и плечами очень подошло бы исполнять смертные приговоры. То, что до лифта они довели меня целым и невредимым, мне показалось очень большой удачей.
В лифте ехали безмолвно. Я знал, что сколько бы ни задавать вопросов, никто на них отвечать не будет. Здесь говорили только те, кому это по штату положено, а прочие помалкивали.
Во дворе мне побывать практически не удалось. Сопровождающие — их вполне можно было назвать и конвоирами — подвели меня прямо к открытой задней
дверце «скорой помощи», поставленной почти впритык к выходу из здания. У этой дверцы меня ждали двое в цивильном, даже при галстуках. Половина физиономии у каждого из них была закрыта здоровенными темными очками. С такими мальцами приятно бродить по ночному городу, если они у тебя на службе, но очень неприятно, если они попадаются тебе на узкой дорожке и просят прикурить. Поскольку эти ребята состояли на службе явно не у меня, а у кого конкретно, и вовсе было не ясно, то, влезая в «скорую», я немного волновался. Я сел на боковую скамеечку. Цивильные, несмотря на свой приличный вес, ловко запрыгнули следом и синхронно захлопнули задние дверцы. Не спрашивая у меня, будет ли мне удобно, дяденьки уселись по бокам, а затем одновременно с двух сторон взяли меня за руки и прищелкнули к себе наручниками. Видать, этим медведям не привыкать было возить людей таким образом. При этом их, как видно, вообще не интересовало, кого они везут и зачем. Может быть, они даже не знали, куда меня везут, — уж конечного пункта
— наверняка. У них был определенный отрезок пути, маршрут, в конце которого положено было сдать «груз» — то есть меня, Короткова Николая Ивановича — 1 шт., со всеми армейскими причиндалами, согласно описи, которая, возможно, где-нибудь прилагалась.
Наверно, это была та же самая «скорая», на которой я был доставлен. Во всяком случае, у нее тоже были матовые стекла, и понять, куда едем и что проезжаем, было невозможно. Оставалось ждать, когда привезут и все станет ясно.
Однако, когда привезли, яснее не стало. Машина, притормозив, развернулась, и кто-то распахнул с наружной стороны задние дверцы. В проеме я увидел борт вертолета и открытую дверь. Ни номера, ни каких-либо надписей или опознавательных знаков мне рассмотреть не удалось, потому что, скорее всего их там и не было. К тому же времени оказалось мало: едва «скорая» с распахнутыми задними дверцами приблизилась к вертолету почти впритык, как те, кто сидел по бокам, встали и прямо-таки перенесли меня из автомобиля в вертолет. Они тут же провели меня от дверей в заднюю часть кабины, отделенную переборкой. Иллюминаторы и здесь оказались матовыми, можно было только понять, светло за бортом или темно, но догадаться, что нынче на дворе: утро или вечер, можно было лишь весьма приблизительно. Двигатели прибавили обороты, вертолет дрогнул и оторвался от земли. Это я ощутил. Однако как высоко он поднялся и на какой высоте проходил полет, понять не мог. Ребята, которым было поручено организовать мою доставку «куда следует», как видно, очень не хотели, чтобы я запомнил дорогу. Можно было бы, наверно, прибегнуть к традиционной повязке на глаза, но для них эта мера безопасности, должно быть, показалась недостаточной.
Вертолетное путешествие продлилось в том же безмолвии, что и автомобильное. Времени оно заняло намного меньше, во всяком случае для меня. Добрые дяди сопровождающие не стали особенно тревожиться, когда я позволил себе задремать, и разбудили только тогда, когда потребовалось выходить из вертолета. Известное дело — солдат спит, а служба идет.
На сей раз меня выгрузили в какой-то фургончик или пикап, вообще не имевший окон. В течение тех нескольких секунд, пока меня переносили из вертолета в кузов, детинушки просто взяли меня покрепче под локти и перепрыгнули из дверей в двери — я успел увидеть довольно свежую зеленую траву в узком промежутке между бортом вертолета и задним бампером фургона. Кроме того, краем глаза удалось разглядеть какие-то довольно высокие деревья, немного облаков и синего неба. Впечатление было такое, что вертолет приземлялся на какой-то лесной поляне или парковой лужайке.
Фургон некоторое время ехал по чему-то неасфальтированному, обиженно поскрипывая рессорами и раскачиваясь с боку на бок. Затем он выбрался на твердое покрытие и, блаженно заурчав, прибавил скорость. Через узкие вентиляционные щели в кабину задувал встречный воздух, довольно свежий, с приятными лиственно-цветочными запахами. Ни разу за первый час пути не попалась встречная машина — во всяком случае, шум ее мотора я бы услыхал. Все это время мы ехали через лес или парк, потому что в кузове по-прежнему ощущался приятный лесной запах. Однако этому настал конец, когда фургон круто свернул направо и сквозь вентиляцию потекла смесь испарений гудрона и бензина. Тут сразу же загудело в ушах от проносящихся мимо встречных и обгонных машин. Теперь мы неслись по автостраде и, должно быть, с приличной скоростью. Несколько раз фургон менял направление своего движения, то ли въезжал на лепестковые развязки, то ли сворачивал куда-то, то ли вообще разворачивался на 180 градусов. У меня даже если бы и было какое-то представление о том, куда мы едем, то оно потерялось бы начисто. Так прошло около двух часов. Я начал испытывать те самые муки, которые испытывала сестра Терри во время поездки в качестве похищаемой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177