Я, честно сказать, ему немного сочувствовал. Во всяком случае, мне бы не хотелось, чтобы меня когда-нибудь потревожили…
— Одевайтесь, — сказал Капитан, и Пушка, нагнувшись, поднял с пола штаны Гомеса. Наскоро ощупав их и убедившись, что второго пистолета у полицейского нет, он бросил их пленнику.
— К сожалению, отвернуться мы не можем, — извинился Комиссар, галантно собрав экипировку Сильвы. — Сами понимаете, это необходимость…
— Парни, — подтягивая штаны, спросил Марсиаль, — это точно не розыгрыш?
— Нет, — сказал Капитан.
— Значит, вы и застрелить можете? — От этого вопроса даже Капитан улыбнулся.
— Сколько тебе лет, малыш? — поинтересовался наш командир.
— Двадцать пять, — ответил Марсиаль, хлопая глазами. — А что?
— Если б ты на моих глазах не трахал эту стервочку, то я бы подумал, что тебе нет десяти, — покачал головой Капитан. — Пора бы подрасти.
— Ну а что делать-то? — глупо спросил Марсиаль.
— Проводишь нас к мэру.
— Разве я против?
— Марсиаль, внучек, ты жив? — спросил дед Вердуго, когда все спустились с чердака.
— Я военнопленный, — гордо объявил Гомес, держа руки на затылке.
Киска и Камикадзе получили задачу отвести сторожа и Сильву в полицейский участок, где имелась камера, и дать им возможность отдохнуть до утра. После этого нужно было привести туда же Переса с его Кончитой и бабку Линду с сестрой Гомеса, а Пушку и Малыша прислать в распоряжение Капитана.
Они могли понадобиться при штурме мэрии.
Дом мэра находился на единственной площади Лос-Панчоса, напротив церкви, там же находилась и мэрия.
Около запертой калитки в старинной кованой ограде Марсиаль остановился.
— Там раньше была злющая собака, — сообщил он, нажимая кнопку звонка. Собака действительно залаяла.
— Что-то он не идет, — проворчал Гомес, — спит небось уже. А чего сказать-то?
— Скажите, что город занят партизанами и власть перешла к революционному комитету.
— А чего, сами сказать боитесь, да?
— Мы не хотим, чтобы он суетился. Если он услышит из твоих уст, что власть перешла к нам, то сразу поймет, что ему не на кого больше надеяться.
— Конечно, Переса-то ведь не добудиться… Только вы зря боитесь, что он вас застрелит. У него даже дробовика нет. А у вас у всех автоматы… Значит, мне надо сказать, что я уже сдался? А что мне за это будет?
— В живых останешься, — пожал плечами Комиссар.
— И все? — разочарованно протянул полицейский.
— Ты и понятия не имеешь, как это много, малыш! — Капитан отечески хлопнул Марсиаля по заднице. — Кстати, еще лучше будет, если ты скажешь, что перешел на сторону партизан.
— Ну нет, я так не договаривался. Да меня за это с работы уволят, даже посадить, пожалуй, могут… Нет, я человек пленный, подневольный, меня силой заставили — и все. Переговоры — пожалуйста, а к вам — извините. Мне и так достанется за то, что вы кольт сперли. Из жалованья вычтут, а он на базаре полтораста песо стоит.
— А чего ж ты в долю просился? — усмехнулся Капитан.
— Так я думал, что вы партизаны по уголовной части, а у вас политика… Нет, я лучше буду пленный. Вы должны меня арестовать и где-нибудь посадить. Сажать лучше всего к нам в участок. Днем там в камере прохладно, а ночью почти нет москитов. Можете и Переса туда принести, и деда Вердуго… Только сперва пусть он пульке притащит.
Тем временем на дорожке маленького сада, окружавшего дом мэра и мэрию, послышались шаркающие шаги, и перед калиткой, позевывая, появился лысый толстяк в черных очках, в шортах, шлепанцах на босу ногу и голубой майке «Адидас», туго обтягивающей пузо.
— Сеньор мэр, — торжественным голосом объявил Гомес, — честь имею доложить, что вверенный вам город захвачен партизанами. Жертв нет, весь личный состав полиции взят в плен, сторож Вердуго тоже. По поручению вот этих предлагаю вам тоже сдаться.
— Разумеется, разумеется! — закивал мэр, увидев автоматы. — Но неудобно же встречать дорогих гостей на пороге. Прошу в дом!
Мэр проводил нас в свой кабинет и достал бутылку отличного рома.
— Скажу откровенно, сеньоры, — сообщил он, наливая рюмки, — что я еще в университете сочувствовал коммунистам. Да и сейчас я им очень сочувствую. Знаете, я когда-то даже купил портрет Фиделя, и он висел у меня над кроватью в кампусе. Но потом как-то отошел от борьбы. Дела, коммерция, девочки, знаете ли… А вот сейчас увидел ваши бороды, оружие и пожалел, что не смог идти до конца. Эх, где мои тридцать лет! Я бы непременно присоединился к вам. А сейчас, увы, я уже стар. Мне уже сорок пять!
— Должно быть, вы собираетесь на пенсию? Кстати, а почему вас выбрали мэром? Или у вас мэров не выбирают?
— Почему? Выбирают. Господин начальник полиции округа всегда выбирает меня. Он, как приедет, разнесет этих пьяниц Переса и Гомеса, а потом громко так скажет: «Этот старый Фелипе Морено опять будет мэром! Слышите вы, свиньи!»
— После стаканчика такого рома я бы тоже предложил вашу кандидатуру, — заметил Капитан, смакуя благородный напиток.
— Нет, после этого всегда проводились выборы, и все сто процентов голосов
отдавали за меня.
— Понятно… — хмыкнул Капитан. — Но теперь так не будет! Мы проведем в муниципалитет истинных представителей народных масс!
— Конечно, конечно! С проклятым прошлым надо кончать, — заторопился мэр.
— Мы выберем истинных революционеров, самых лучших людей, пострадавших от хунты. Вот, например, мой кузен Кристобаль Морено — очень революционно настроен. В прошлом году жандармы Лопеса, эти кровавые палачи, отобрали у него водительские права, утверждая, что он виноват в превышении скорости. Но мы то знаем, что все это ложь, провокация против борца за свободу. О, если бы вы знали, как мой кузен ненавидит диктатуру! Вы бы назначили его президентом!
— Да, я бы на его месте после этого ушел в партизаны… — с весьма умело сыгранным сочувствием кивнул Капитан.
— Конечно, он только, наверное, не успел купить автомат! — поддакнул и я, слегка икнув. Ром уже действовал.
— Нет, — огорченно вздохнул мэр, — автоматов в этом году нигде не было в продаже.
— До чего же этот Лопес довел страну! — возмутился Капитан. — Даже автоматов народу не хватает!
— Да, да! — скорбно пожаловался мэр. — В прошлом месяце опять выросли цены на французский коньяк, маринованные анчоусы, швейцарский сыр и платиновые зубы. Страна идет к экономическому краху!
— Все это тяжело, — согласился Капитан. — Но мы все преодолеем!
— Да здравствует революция! — воскликнул мэр и поднял рюмку. Мы чокнулись и выпили. Это была уже, по-моему, пятая рюмка. Потом снова чокнулись и снова выпили, а потом еще, еще и еще… Подозреваю, что на душу пришлось не менее галлона. В финале я запомнил какое-то белое облако, которое выплыло откуда-то и окутало меня атмосферой из паров духов, пудры и крема… Вскоре все исчезло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
— Одевайтесь, — сказал Капитан, и Пушка, нагнувшись, поднял с пола штаны Гомеса. Наскоро ощупав их и убедившись, что второго пистолета у полицейского нет, он бросил их пленнику.
— К сожалению, отвернуться мы не можем, — извинился Комиссар, галантно собрав экипировку Сильвы. — Сами понимаете, это необходимость…
— Парни, — подтягивая штаны, спросил Марсиаль, — это точно не розыгрыш?
— Нет, — сказал Капитан.
— Значит, вы и застрелить можете? — От этого вопроса даже Капитан улыбнулся.
— Сколько тебе лет, малыш? — поинтересовался наш командир.
— Двадцать пять, — ответил Марсиаль, хлопая глазами. — А что?
— Если б ты на моих глазах не трахал эту стервочку, то я бы подумал, что тебе нет десяти, — покачал головой Капитан. — Пора бы подрасти.
— Ну а что делать-то? — глупо спросил Марсиаль.
— Проводишь нас к мэру.
— Разве я против?
— Марсиаль, внучек, ты жив? — спросил дед Вердуго, когда все спустились с чердака.
— Я военнопленный, — гордо объявил Гомес, держа руки на затылке.
Киска и Камикадзе получили задачу отвести сторожа и Сильву в полицейский участок, где имелась камера, и дать им возможность отдохнуть до утра. После этого нужно было привести туда же Переса с его Кончитой и бабку Линду с сестрой Гомеса, а Пушку и Малыша прислать в распоряжение Капитана.
Они могли понадобиться при штурме мэрии.
Дом мэра находился на единственной площади Лос-Панчоса, напротив церкви, там же находилась и мэрия.
Около запертой калитки в старинной кованой ограде Марсиаль остановился.
— Там раньше была злющая собака, — сообщил он, нажимая кнопку звонка. Собака действительно залаяла.
— Что-то он не идет, — проворчал Гомес, — спит небось уже. А чего сказать-то?
— Скажите, что город занят партизанами и власть перешла к революционному комитету.
— А чего, сами сказать боитесь, да?
— Мы не хотим, чтобы он суетился. Если он услышит из твоих уст, что власть перешла к нам, то сразу поймет, что ему не на кого больше надеяться.
— Конечно, Переса-то ведь не добудиться… Только вы зря боитесь, что он вас застрелит. У него даже дробовика нет. А у вас у всех автоматы… Значит, мне надо сказать, что я уже сдался? А что мне за это будет?
— В живых останешься, — пожал плечами Комиссар.
— И все? — разочарованно протянул полицейский.
— Ты и понятия не имеешь, как это много, малыш! — Капитан отечески хлопнул Марсиаля по заднице. — Кстати, еще лучше будет, если ты скажешь, что перешел на сторону партизан.
— Ну нет, я так не договаривался. Да меня за это с работы уволят, даже посадить, пожалуй, могут… Нет, я человек пленный, подневольный, меня силой заставили — и все. Переговоры — пожалуйста, а к вам — извините. Мне и так достанется за то, что вы кольт сперли. Из жалованья вычтут, а он на базаре полтораста песо стоит.
— А чего ж ты в долю просился? — усмехнулся Капитан.
— Так я думал, что вы партизаны по уголовной части, а у вас политика… Нет, я лучше буду пленный. Вы должны меня арестовать и где-нибудь посадить. Сажать лучше всего к нам в участок. Днем там в камере прохладно, а ночью почти нет москитов. Можете и Переса туда принести, и деда Вердуго… Только сперва пусть он пульке притащит.
Тем временем на дорожке маленького сада, окружавшего дом мэра и мэрию, послышались шаркающие шаги, и перед калиткой, позевывая, появился лысый толстяк в черных очках, в шортах, шлепанцах на босу ногу и голубой майке «Адидас», туго обтягивающей пузо.
— Сеньор мэр, — торжественным голосом объявил Гомес, — честь имею доложить, что вверенный вам город захвачен партизанами. Жертв нет, весь личный состав полиции взят в плен, сторож Вердуго тоже. По поручению вот этих предлагаю вам тоже сдаться.
— Разумеется, разумеется! — закивал мэр, увидев автоматы. — Но неудобно же встречать дорогих гостей на пороге. Прошу в дом!
Мэр проводил нас в свой кабинет и достал бутылку отличного рома.
— Скажу откровенно, сеньоры, — сообщил он, наливая рюмки, — что я еще в университете сочувствовал коммунистам. Да и сейчас я им очень сочувствую. Знаете, я когда-то даже купил портрет Фиделя, и он висел у меня над кроватью в кампусе. Но потом как-то отошел от борьбы. Дела, коммерция, девочки, знаете ли… А вот сейчас увидел ваши бороды, оружие и пожалел, что не смог идти до конца. Эх, где мои тридцать лет! Я бы непременно присоединился к вам. А сейчас, увы, я уже стар. Мне уже сорок пять!
— Должно быть, вы собираетесь на пенсию? Кстати, а почему вас выбрали мэром? Или у вас мэров не выбирают?
— Почему? Выбирают. Господин начальник полиции округа всегда выбирает меня. Он, как приедет, разнесет этих пьяниц Переса и Гомеса, а потом громко так скажет: «Этот старый Фелипе Морено опять будет мэром! Слышите вы, свиньи!»
— После стаканчика такого рома я бы тоже предложил вашу кандидатуру, — заметил Капитан, смакуя благородный напиток.
— Нет, после этого всегда проводились выборы, и все сто процентов голосов
отдавали за меня.
— Понятно… — хмыкнул Капитан. — Но теперь так не будет! Мы проведем в муниципалитет истинных представителей народных масс!
— Конечно, конечно! С проклятым прошлым надо кончать, — заторопился мэр.
— Мы выберем истинных революционеров, самых лучших людей, пострадавших от хунты. Вот, например, мой кузен Кристобаль Морено — очень революционно настроен. В прошлом году жандармы Лопеса, эти кровавые палачи, отобрали у него водительские права, утверждая, что он виноват в превышении скорости. Но мы то знаем, что все это ложь, провокация против борца за свободу. О, если бы вы знали, как мой кузен ненавидит диктатуру! Вы бы назначили его президентом!
— Да, я бы на его месте после этого ушел в партизаны… — с весьма умело сыгранным сочувствием кивнул Капитан.
— Конечно, он только, наверное, не успел купить автомат! — поддакнул и я, слегка икнув. Ром уже действовал.
— Нет, — огорченно вздохнул мэр, — автоматов в этом году нигде не было в продаже.
— До чего же этот Лопес довел страну! — возмутился Капитан. — Даже автоматов народу не хватает!
— Да, да! — скорбно пожаловался мэр. — В прошлом месяце опять выросли цены на французский коньяк, маринованные анчоусы, швейцарский сыр и платиновые зубы. Страна идет к экономическому краху!
— Все это тяжело, — согласился Капитан. — Но мы все преодолеем!
— Да здравствует революция! — воскликнул мэр и поднял рюмку. Мы чокнулись и выпили. Это была уже, по-моему, пятая рюмка. Потом снова чокнулись и снова выпили, а потом еще, еще и еще… Подозреваю, что на душу пришлось не менее галлона. В финале я запомнил какое-то белое облако, которое выплыло откуда-то и окутало меня атмосферой из паров духов, пудры и крема… Вскоре все исчезло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177