Тем более, науку военную она знала, сызмальства увлекалась... Поехала. И скоро дослужилась до капитана. В этом чине и воевала. Стало быть, она и есть первая в русской армии женщина-офицер...
Май свернул к дому Измайлова.
- Ну, спасибо за интересную историческую справку, - улыбнулся Захар Петрович и попросил шофера завтра утром заехать к нему на час раньше обычного.
* * *
Евгений Родионович Глаголев пришел домой не в духе. Допрос Зубцова снова ничего не дал. Следователь заглянул к нему в мастерскую на рынке перед самым закрытием, и они просидели в подсобке часа два.
Снова, как в первый раз, Глаголев расспрашивал "Боярского" в подробностях об истории со злополучным чемоданом. У Евгения Родионовича было ощущение, что они играют в какую-то детскую игру - вопросы и ответы знал и допрашивающий, и допрашиваемый. "В котором часу зашел?", "Когда вышел?", "Раньше его видели?", "Не говорил ли он, зачем пришел на рынок?", "Здешний ли?"...
И теперь, дома, Глаголев швырнул кожаную папку на журнальный столик, переоделся и плюхнулся в кресло. Рената, жена Евгения Родионовича, занималась на кухне маникюром: Глаголев не терпел запаха ацетона, которым снимался лак с ногтей.
Так он и сидел, смотря в одну точку на стене, ожидая, когда позовут обедать.
- И какой только идиот мог придумать такой рисунок?! - вслух выругался он, глядя на обои.
Говорят: сапожник без сапог... Так и у Глаголевых. Въехали в квартиру почти три года назад, а у Евгения Родионовича все не доходили руки до нее. На машиностроительном заводе отгрохал парк - загляденье! Здание и дворик прокуратуры под его руководством превратили в конфетку. А у себя - все те же лишенные цвета обои, какая-то невообразимо-казенная краска на дверях и в кухне...
- Рената! - не выдержал Глаголев.
Она вошла в комнату в брючном домашнем костюме из яркого ситца с легкомысленным рисунком - игрушки, зверята, мячи.
- Проветриваю кухню, скоро будем есть, - сказала жена, помахивая в воздухе растопыренными пальцами с ярко-красным лаком на ногтях.
- Ну я же просил... - морщась, протянул Евгений Родионович.
- Что? - Рената испуганно оглянулась.
- Не надевай эти дур-рацкие тряпки! - кивнул он на костюм. - Как в цирке, ей-богу!
- Жарко... - оправдывалась жена. - Понимаешь, это у меня самый легкий...
- Неужели у тебя нет вкуса?
Евгений Родионович пошел на кухню. Рената двинулась за ним. И хотя окна были открыты настежь, чувствовался запах ацетона.
- Черт с ним, - сказал Глаголев, втянув носом воздух. - Что там у тебя, давай...
Пока жена спешно накрывала на стол, Евгений Родионович с грустью думал, что злится он зря. И причиной тому не только разговор с Измайловым. Рената опять красила ногти. Почему-то всегда, когда он заставал ее за этим занятием, в нем поднималось чувство, которое он скрывал не только от других, но и от себя. Чувство это - ревность.
Да, Евгений Родионович ревновал. Рената была очень красивая.
Однажды на уроке эстетики еще тогда, в училище, преподаватель затеял нечто вроде диспута - как кто понимает смысл прекрасного. Было много ответов. Но один из них - высказал его самый высокий и красивый из учеников - запал в душу Евгения Родионовича навсегда: "Красота - это то, чем хочется обладать..."
Глаголев любил бывать в компаниях, но при этом всегда переживал Рената неизменно оказывалась в центре внимания мужчин. Ее засыпали комплиментами, чаще других приглашали танцевать.
На улице он замечал, что редко кто из представителей сильного пола не обращал внимания на Ренату. С одной стороны, его переполняло чувство гордости, что у него такая жена, а с другой - тревожило, не вскружит ли это ей голову, и тогда...
Евгений Родионович понимал: ревность - дурные эмоции, унижающие прежде всего его самого. Но ничего с собой поделать не мог. Хотя поводов для ревности со стороны Ренаты никогда не было.
Но в том-то и дело, Глаголев это тоже отлично знал: для ревности даже не надо причин. Она существует, владеет тобой - и все тут...
Ну, взять хотя бы маникюр. Приятно видеть красивые женские руки. Однако у него почему-то возникали эгоистические доводы: ему жена нравится и без всякой косметики. Тогда зачем? Для других? Чтобы нравиться другим?
"Глупо, конечно, глупо", - печально думал Евгений Родионович, совершенно без аппетита съев жаркое, отлично приготовленное Ренатой.
Поели молча. Евгений Родионович, бросив скупое "Спасибо", пошел в комнату. Рената стала мыть посуду.
Глаголев открыл кожаную папку. Взял последний протокол допроса Зубцова (после мастерской он сразу пошел домой), попытался читать, но отложил - появилась резь в глазах. Евгений Родионович решил дать им отдых. В последнее время он стал замечать, что зрение сдает все больше. Поход к окулисту был неутешителен - тот повздыхал, посоветовал серьезно лечиться, не нервничать и выписал еще более сильные очки.
Глаголев старался отогнать от себя печальные мысли, посещавшие его все чаще и чаще: он, кажется, медленно, но неуклонно слепнет. Порой Евгений Родионович и вовсе приходил в отчаяние: что же будет дальше? Работа следователя требовала много писанины, да и читать приходилось массу книг, следить за специальными журналами. Нельзя же отставать от времени. Что же касается нервов...
- Работаешь? - спросила Рената, которая закончила свои дела на кухне и вошла в комнату.
- Немного, - откинулся на спинку кресла Евгений Родионович. Он боялся говорить жене, что творится с его глазами.
- Я посижу? Тихо?..
- Да-да, - кивнул он, делая вид, что знакомится с протоколом.
Жена достала пяльцы с натянутой на них голубой шелковой материей и неслышно примостилась на другом кресле возле журнального столика.
Проворно сновали ее длинные, тонкие пальцы, нанося на ткань затейливый узор. Ветер легонько шевелил занавес на окне. И от этого спокойствия и уюта у Глаголева постепенно стало оттаивать на душе.
Евгений Родионович захлопнул папку. Рената словно ждала этого момента.
- Устал? - спросила она участливо.
- Просто был злой, - с деланной веселостью ответил он. Действительно, к лешему все! Работу, допросы, вопросы...
Но на самом деле он хотел говорить о том, что его угнетало на работе. Идеальнее слушателя, чем Рената, для этого не найти.
- Странный человек все-таки Измайлов, - продолжил Евгений Родионович. - Приношу ему сегодня дело, без сучка без задоринки, готовенькое, можно прямо в суд. Преступник сознался, улики, факты - комар носа не подточит...
- О парнишке? - несмело спросила Рената. - Который украл конфеты в гастрономе?
Она всегда была в курсе мужниных дел (в пределах, как говаривал сам Евгений Родионович, допустимого). И все же спрашивала всегда осторожно.
- О нем, - кивнул Глаголев. - И что же ты думаешь? Измайлов предложил прекратить!
- Да ну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Май свернул к дому Измайлова.
- Ну, спасибо за интересную историческую справку, - улыбнулся Захар Петрович и попросил шофера завтра утром заехать к нему на час раньше обычного.
* * *
Евгений Родионович Глаголев пришел домой не в духе. Допрос Зубцова снова ничего не дал. Следователь заглянул к нему в мастерскую на рынке перед самым закрытием, и они просидели в подсобке часа два.
Снова, как в первый раз, Глаголев расспрашивал "Боярского" в подробностях об истории со злополучным чемоданом. У Евгения Родионовича было ощущение, что они играют в какую-то детскую игру - вопросы и ответы знал и допрашивающий, и допрашиваемый. "В котором часу зашел?", "Когда вышел?", "Раньше его видели?", "Не говорил ли он, зачем пришел на рынок?", "Здешний ли?"...
И теперь, дома, Глаголев швырнул кожаную папку на журнальный столик, переоделся и плюхнулся в кресло. Рената, жена Евгения Родионовича, занималась на кухне маникюром: Глаголев не терпел запаха ацетона, которым снимался лак с ногтей.
Так он и сидел, смотря в одну точку на стене, ожидая, когда позовут обедать.
- И какой только идиот мог придумать такой рисунок?! - вслух выругался он, глядя на обои.
Говорят: сапожник без сапог... Так и у Глаголевых. Въехали в квартиру почти три года назад, а у Евгения Родионовича все не доходили руки до нее. На машиностроительном заводе отгрохал парк - загляденье! Здание и дворик прокуратуры под его руководством превратили в конфетку. А у себя - все те же лишенные цвета обои, какая-то невообразимо-казенная краска на дверях и в кухне...
- Рената! - не выдержал Глаголев.
Она вошла в комнату в брючном домашнем костюме из яркого ситца с легкомысленным рисунком - игрушки, зверята, мячи.
- Проветриваю кухню, скоро будем есть, - сказала жена, помахивая в воздухе растопыренными пальцами с ярко-красным лаком на ногтях.
- Ну я же просил... - морщась, протянул Евгений Родионович.
- Что? - Рената испуганно оглянулась.
- Не надевай эти дур-рацкие тряпки! - кивнул он на костюм. - Как в цирке, ей-богу!
- Жарко... - оправдывалась жена. - Понимаешь, это у меня самый легкий...
- Неужели у тебя нет вкуса?
Евгений Родионович пошел на кухню. Рената двинулась за ним. И хотя окна были открыты настежь, чувствовался запах ацетона.
- Черт с ним, - сказал Глаголев, втянув носом воздух. - Что там у тебя, давай...
Пока жена спешно накрывала на стол, Евгений Родионович с грустью думал, что злится он зря. И причиной тому не только разговор с Измайловым. Рената опять красила ногти. Почему-то всегда, когда он заставал ее за этим занятием, в нем поднималось чувство, которое он скрывал не только от других, но и от себя. Чувство это - ревность.
Да, Евгений Родионович ревновал. Рената была очень красивая.
Однажды на уроке эстетики еще тогда, в училище, преподаватель затеял нечто вроде диспута - как кто понимает смысл прекрасного. Было много ответов. Но один из них - высказал его самый высокий и красивый из учеников - запал в душу Евгения Родионовича навсегда: "Красота - это то, чем хочется обладать..."
Глаголев любил бывать в компаниях, но при этом всегда переживал Рената неизменно оказывалась в центре внимания мужчин. Ее засыпали комплиментами, чаще других приглашали танцевать.
На улице он замечал, что редко кто из представителей сильного пола не обращал внимания на Ренату. С одной стороны, его переполняло чувство гордости, что у него такая жена, а с другой - тревожило, не вскружит ли это ей голову, и тогда...
Евгений Родионович понимал: ревность - дурные эмоции, унижающие прежде всего его самого. Но ничего с собой поделать не мог. Хотя поводов для ревности со стороны Ренаты никогда не было.
Но в том-то и дело, Глаголев это тоже отлично знал: для ревности даже не надо причин. Она существует, владеет тобой - и все тут...
Ну, взять хотя бы маникюр. Приятно видеть красивые женские руки. Однако у него почему-то возникали эгоистические доводы: ему жена нравится и без всякой косметики. Тогда зачем? Для других? Чтобы нравиться другим?
"Глупо, конечно, глупо", - печально думал Евгений Родионович, совершенно без аппетита съев жаркое, отлично приготовленное Ренатой.
Поели молча. Евгений Родионович, бросив скупое "Спасибо", пошел в комнату. Рената стала мыть посуду.
Глаголев открыл кожаную папку. Взял последний протокол допроса Зубцова (после мастерской он сразу пошел домой), попытался читать, но отложил - появилась резь в глазах. Евгений Родионович решил дать им отдых. В последнее время он стал замечать, что зрение сдает все больше. Поход к окулисту был неутешителен - тот повздыхал, посоветовал серьезно лечиться, не нервничать и выписал еще более сильные очки.
Глаголев старался отогнать от себя печальные мысли, посещавшие его все чаще и чаще: он, кажется, медленно, но неуклонно слепнет. Порой Евгений Родионович и вовсе приходил в отчаяние: что же будет дальше? Работа следователя требовала много писанины, да и читать приходилось массу книг, следить за специальными журналами. Нельзя же отставать от времени. Что же касается нервов...
- Работаешь? - спросила Рената, которая закончила свои дела на кухне и вошла в комнату.
- Немного, - откинулся на спинку кресла Евгений Родионович. Он боялся говорить жене, что творится с его глазами.
- Я посижу? Тихо?..
- Да-да, - кивнул он, делая вид, что знакомится с протоколом.
Жена достала пяльцы с натянутой на них голубой шелковой материей и неслышно примостилась на другом кресле возле журнального столика.
Проворно сновали ее длинные, тонкие пальцы, нанося на ткань затейливый узор. Ветер легонько шевелил занавес на окне. И от этого спокойствия и уюта у Глаголева постепенно стало оттаивать на душе.
Евгений Родионович захлопнул папку. Рената словно ждала этого момента.
- Устал? - спросила она участливо.
- Просто был злой, - с деланной веселостью ответил он. Действительно, к лешему все! Работу, допросы, вопросы...
Но на самом деле он хотел говорить о том, что его угнетало на работе. Идеальнее слушателя, чем Рената, для этого не найти.
- Странный человек все-таки Измайлов, - продолжил Евгений Родионович. - Приношу ему сегодня дело, без сучка без задоринки, готовенькое, можно прямо в суд. Преступник сознался, улики, факты - комар носа не подточит...
- О парнишке? - несмело спросила Рената. - Который украл конфеты в гастрономе?
Она всегда была в курсе мужниных дел (в пределах, как говаривал сам Евгений Родионович, допустимого). И все же спрашивала всегда осторожно.
- О нем, - кивнул Глаголев. - И что же ты думаешь? Измайлов предложил прекратить!
- Да ну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142