- Только вы никому не говорите, очень прошу! - взволнованно произнесла Надя.
- Честное слово! - вырвалось у Флоры. - Значит, вы поэтому раздумываете, идти или не идти за него замуж?
- Видите ли...
- Давай, Надя, на "ты", - предложила Баринова.
- Что ж, давай... Так вот, понимаешь, то, что было, то было - ну что поделаешь, коль так сложилось? А вот что скрыл судимость...
- От кого?
- От отдела кадров, когда к нам поступал. - Надя покачала головой. Спрашиваю: зачем скрыл? Витя говорит, что иначе не взяли бы на работу. Я ему: раз решил жить честно, так нельзя врать даже в самой малости... Потом, с этим виноградом... Сменял ящик на бутылку коньяка...
- Я слышала, - кивнула Баринова.
- Выходит, опять не сдержался. Правда, отделали его за тот ящик - не дай бог! Сотрясение мозга. - Она тяжело вздохнула.
- А кто это постарался?
- Да есть у нас один парень. Бывший чемпион города по боксу. Дружок начальника СЭЦа.
- Такой здоровый, с приплюснутым носом? - спросила Баринова, вспомнив, как она впервые зашла в цех к Анегину и застала у него крепыша с внешностью боксера.
- Да. У нас его Громилой зовут. И все боятся. Одно время он даже в дружине был, ходил по городу. Так все хулиганы его стороной обходили...
- Странные порядки, - заметила Баринова. - Разве мордобоем воспитывают? Ведь есть же, например, товарищеский суд...
- Знаешь, на некоторых никакие суды не действуют. А вот после знакомства с кулаками Громилы...
- Нет-нет, такие методы не годятся. Я завтра же поговорю об этом с директором...
Воскресное утро началось тревожно. У Павлинки поднялась температура, на тельце выступила сыпь. Прибежавший Виктор перепугался - не от купания ли? Но медсестра, за которой сходила в медпункт Баринова, сказала короткое слово - корь.
Урусова тут же собралась и повезла девочку домой. Виктор, естественно, поехал с ней.
Вскоре Флору вызвали в контору директора дома отдыха - звонил Заремба.
- Вы хотели посмотреть наших работников в семейном кругу? - спросил Фадей Борисович после приветствия.
- Конечно, - обрадованно ответила Баринова. - Это было бы здорово!
- Сейчас за вами заедет Евгений Иванович, посетим Боржанского. Кстати, познакомлю вас со своей супругой.
- Очень буду рада, - сказала Флора, понимая, что ей предстоит банкет, организованный начальством фабрики.
* * *
Анегин приехал за ней в щегольском ослепительно белом костюме, на среднем пальце правой руки у него красовался массивный золотой перстень с монограммой. Он открыл дверцу "Жигулей" последней модели и, галантно поздоровавшись, пригласил Флору сесть рядом, на переднем сиденье.
Доехали до города незаметно. Там к ним присоединился Заремба с женой.
- Капитолина Платоновна, - представил он журналистке пухлую женщину лет сорока, с капризно сложенными губами и волоокими глазами.
Та протянула Бариновой холеную руку с тщательно ухоженными ногтями и японским магнитным браслетом на запястье. Одета она была довольно скромно - легкое платье из кремовой марлевки. Да и сам Фадей Борисович походил на заштатного счетовода в своих хлопчатобумажных брюках, рубашке с короткими рукавами и соломенной шляпе.
Главный художник фабрики ожидал их, оказывается, не на городской квартире, а на даче недалеко от Южноморска.
Дачка была более чем скромная: маленький деревянный домик посреди участка, расположенного на берегу моря. Десяток фруктовых деревьев, огородик и неизменный виноградник. Возле домика стояла собачья конура. Единственно, что бросалось в глаза, - несколько пышных кустов роз, усыпанных крупными яркими цветами.
Когда машина подъехала к забору, большой лохматый пес выскочил из своей будки и, гремя цепью, зашелся в лае.
Откуда-то из-за виноградника появился Боржанский, в шортах, майке и пляжных сандалиях. Он унял собаку, запер ее в конуре и открыл ворота.
Анегин подогнал машину к самому домику. Гости вышли. Боржанский встретил их приветливо, но руку никому не подал.
- Готовлю, - пояснил он и, видя, что Фадей Борисович направился к крыльцу, сказал: - На природу, на природу! Дышать воздухом...
Все пошли за ним.
Возле самой воды стояли стол, стулья. Рядом в мангале весело трещал огонь под чугунным котлом, в котором шкворчало мясо с луком. Приехавших приветствовала высокая женщина, лет тридцати пяти, в старых потертых джинсах и в майке с короткими рукавами. У нее было продолговатое лицо, мечтательные глаза и пепельно-серые волосы, падающие на плечи.
- Моя жена Эрна, - сказал Боржанский, обращаясь к тележурналистке.
- Очень приятно. Флора, - протянула руку девушка и подумала, что зря вырядилась, как на торжественный прием.
- Плов? - потянул носом Заремба. - Фирменное блюдо.
- Да, - кивнул Боржанский, шинкуя острым ножом морковь.
- Вы еще и кулинар! - воскликнула Флора.
- Только плов, - покачал головой Герман Васильевич. - Память о Средней Азии.
- Но уж зато готовит его - язык можно проглотить, - сказала Эрна. Меня даже не подпускает к котлу...
- Боюсь, не разучился ли, - сказал Боржанский.
Анегин, Заремба и Капитолина Платоновна уселись на стулья, а Эрна потащила Флору в дом (Баринова при этом заметила, что Боржанский укоризненно посмотрел на супругу).
Домик состоял из двух небольших комнат и застекленной веранды. Обстановка - самая простая. Кровати, старомодный платяной шкаф, телевизор старой модели. Зато на всех стенах - картины. Преимущественно пейзажи. В рамках и без них.
- Это все Герман, - с благоговением произнесла Эрна.
Чтобы не казаться невежливой, Флора стала внимательно рассматривать работы Боржанского.
- Здесь чувствуется влияние Юона, - сказала она, указывая на зимний пейзаж.
- Сразу видно знатока! - обрадовалась жена Боржанского и особенно оживилась, когда Флора включила магнитофон: - А вы знаете, Юон пророчил мужу большое будущее! - Она вздохнула. - Если бы Герман захотел... Я ему твержу: займись по-настоящему организацией своей персональной выставки. Ведь у него столько почитателей! Пора бы уж и в Союз художников. В свое время ему предлагал рекомендацию сам Коненков! А Герман говорит: Левитан не был членом Союза художников, но это не помешало ему стать Левитаном... Ну посмотрите, разве это не совершенство? - обвела она руками вокруг. Вам нравится?
- Очень, - кивнула Баринова.
Она остановилась возле небольшого холста с вечерним пейзажем.
- Герман Васильевич не выставлялся в Москве? - спросила она. Кажется, я эту картину видела...
- Выставлялся, а как же! - ответила с гордостью жена Боржанского. Ему и теперь предлагают, а он... Боже мой, ну как мне ему доказать, что нельзя так относиться к собственному таланту?!
И Эрна стала сетовать на то, что если бы муж бросил фабрику и целиком отдался живописи, то куда было бы больше пользы и ему и людям.
- А что, разве он сейчас не пишет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142