— Зная о состоянии ваших дел, которые мне знакомы, как мои собственные, я полагаю, что граф не вполне сдержал свои щедрые обещания обеспечить ваше будущее, о которых упоминал в письме к госпоже Жерди.
— Совсем не сдержал, мой друг.
— Но это же ещё бесчестнее всего остального, — с негодованием вскричал старик.
— Не обвиняйте моего отца, — мрачно промолвил Ноэль. — Его связь с госпожой Жерди длилась ещё долго. Я помню, что в коллеже меня иногда навещал надменный господин — это явно был граф. Но потом наступил разрыв.
— Естественно, — с насмешкой сказал папаша Табаре, — аристократ…
— Не спешите с выводами, — прервал адвокат, — у господина де Коммарена были свои причины. Он узнал, что любовница ему изменяет, и в справедливом негодовании порвал с нею. В десяти строках, о которых я упоминал, как раз об этом и говорится.
Ноэль довольно долго рылся в разбросанных по столу бумагах и наконец нашёл листок, более других выцветший и измятый. По тому, как он был обтрёпан на сгибах, можно было догадаться, что его перечитывали не один раз. Некоторые буквы стёрлись.
— Взгляните, — сказал адвокат с горечью. — Госпожа Жерди уже не обожаемая Валери.
«Друг, жестокий, как все истинные друзья, раскрыл мне глаза. Я не поверил. За Вами стали следить, и теперь у меня, увы, нет сомнений. Вы, которой я отдал больше, чем жизнь, изменили мне, причём уже не в первый раз. Увы! Теперь у меня даже нет уверенности в том, что я отец Вашего ребёнка!»
— Но ведь эта записка — доказательство! — воскликнул папаша Табаре. — Неопровержимое доказательство! Для графа не так уж важно было бы, отец он или нет, если бы он не принёс в жертву внебрачному сыну своего законного наследника. Да, вы правы, его постигла суровая кара.
— Госпожа Жерди, — продолжил рассказ Ноэль, — пробовала оправдаться. Она писала графу, но он возвращал ей письма нераспечатанными. Пыталась увидеться с ним, но ей это не удалось. В конце концов она прекратила бесплодные попытки. Поняла она, что все кончено, когда управляющий графа принёс ей бумаги на ренту в пятнадцать тысяч франков на моё имя. Её сын занял моё место, а его мать меня разорила…
Негромкий стук прервал рассказ Ноэля.
— Кто там? — не вставая, спросил он.
— Сударь, — послышался за дверью голос служанки, — хозяйка хочет поговорить с вами.
Адвокат, казалось, замялся.
— Ступайте, дитя моё, — посоветовал папаша Табаре, — не будьте безжалостны, не уподобляйтесь святошам.
С видимой неохотой Ноэль встал и направился к г-же Жерди.
«Бедный мальчик, — подумал папаша Табаре, оставшись один. — Какое ужасное открытие! Как он, должно быть, страдает! При его-то благородстве и чистом сердце узнать такое! Он так честен и порядочен, что даже не заподозрил, откуда пришла постигшая его беда. По счастью, мне не занимать прозорливости, и в тот самый миг, когда он отчаялся, я прихожу к уверенности, что сумею восстановить справедливость. Благодаря ему я на верном пути. Теперь и ребёнку стало бы ясно, чья рука нанесла удар. Но как это произошло? Ноэль и сам не заметит, как все мне расскажет. Ах, если бы мне удалось получить эти письма хотя бы на день! Но тогда придётся объяснить ему — зачем. Короче, попросив его об этом, я выдам, что связан с полицией. Лучше просто взять украдкой какое-нибудь письмо, чтобы сравнить почерк».
Едва письмо исчезло в кармане папаши Табаре, вошёл адвокат.
Сильный характер помогал молодому человеку мужественно сносить удары судьбы. Постоянная скрытность, эта броня всех честолюбцев, закалила его дух.
Вот и сейчас невозможно было догадаться, что произошло между ним и г-жой Жерди. Ноэль был невозмутим и совершенно спокоен, словно находился у себя в приёмной, где выслушивал бесконечные излияния клиентов.
— Ну, как она? — поинтересовался папаша Табаре.
— Ей хуже, — отвечал Ноэль. — Бредит и несёт бог знает что. Она осыпала меня градом всевозможных оскорблений, обращалась со мной, как с последним негодяем. Порой кажется, что она сошла с ума.
— Это случается и по менее серьёзным причинам, — заметил папаша Табаре. — Думаю, следует вызвать врача.
— Я уже послал за ним.
Адвокат сидел за столом и собирал разбросанные письма, складывая их по датам. Казалось, он и думать забыл о том, что обратился к старому другу за советом, и не выказывал ни малейшего расположения продолжить начатый разговор. Видимо, он полагал, что папаши Табаре это не касается.
— Чем больше я размышляю над вашей историей, дорогой мой Ноэль, — начал старик, — тем больше она меня поражает. Сказать по правде, я не знаю, какое бы принял решение и как бы поступил на вашем месте.
— Да, друг мой, — печально промолвил адвокат, — тут станет в тупик и более опытный человек, чем вы.
Старый сыщик с трудом сдержал лукавую улыбку.
— Смиренно признаю вашу правоту, — ответил он, не без удовольствия прикидываясь простачком. — А вы-то как поступили? Первым делом, надо полагать, попросили объяснений у госпожи Жерди?
Ноэль вздрогнул, но папаша Табаре, занятый тем, чтобы направить разговор в нужное русло, не заметил этого.
— Да, я с этого и начал, — ответил адвокат.
— И что она вам сказала?
— Что она могла сказать? Её же уличали факты.
— Как? Она не пыталась оправдаться?
— Почему? Пыталась, но безуспешно. Пробовала объяснить эту переписку тем, что… Да мало ли что она говорила? Все это было лживо, нелепо, гнусно.
Адвокат закончил собирать письма, так и не заметив пропажи. Аккуратно перевязав, он спрятал их в потайной ящик.
— Да, она пыталась меня одурачить. — Ноэль вскочил и быстро заходил взад и вперёд по кабинету, словно движение могло умерить его гнев. — Как будто это возможно при тех доказательствах, которыми я располагаю! Но она обожает своего сына. При мысли, что его заставят вернуть то, что он у меня похитил, у неё сердце разрывается. А я-то — глупец, болван, трус — вначале даже не хотел ни о чем ей говорить. Ещё убеждал себя: «Нужно её простить, она же меня любит, в конце концов». Любит — как же! Она бы не пролила и слезинки, глядя, как меня пытают, — лишь бы ни один волос не упал с головы её сыночка.
— Возможно, она сообщила графу, — перебил папаша Табаре, который продолжал гнуть свою линию.
— Не исключено. Но если даже и так, пользы от этого не будет: графа нет в Париже уже больше месяца, и приедет он не раньше чем к концу недели.
— Откуда вы знаете?
— Я хотел встретиться со своим отцом, объясниться…
— Вы?
— Да, я. Вы что же, считаете, что я не буду протестовать? Полагаете, что я, которого обокрали до нитки, ограбили, предали, буду помалкивать? Что может меня удержать, кого мне щадить? Своих прав я добьюсь. Что вы находите в этом странного?
— Решительно ничего, друг мой. Так, значит, вы были у господина де Коммарена?
— О, я не сразу решился на это, — продолжал Ноэль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100