На сей раз я не сожалею: повезло молодому человеку, прошедшему школу несчастий. А впрочем, он будет не лучше других. Богатство вскружит ему голову. Разве он не заговаривал уже о своих предках? Слаб человек — я едва удержался, чтобы не расхохотаться… Но больше всего меня поражает эта Жерди. Женщина, которой я дал бы причастие без всякой исповеди! Когда подумаю, что я чуть было не попросил её руки… Бр-р!
При этой мысли старик содрогнулся. Он представил себе, что уже женился, и вдруг открывается прошлое г-жи Табаре, и он оказывается замешан в скандальный процесс, скомпрометирован, выставлен на посмешище.
— Подумать только, — продолжал он, — Жевроль рыщет в поисках человека с серьгами! Бегай, мой мальчик, бегай, движение на пользу молодым. Вот раздосадуется-то он, когда узнает! Разозлится на меня до смерти. А я немного посмеюсь над ним. Если же он начнёт строить мне козни, меня защитит господин Дабюрон. Я как-нибудь выведу его из такого лабиринта! У него, небось, глаза сделаются словно блюдца, когда я скажу ему: «Я знаю преступника!» А уж как он мне будет обязан! Этот процесс прославит его, если только на свете существует справедливость. Его должны сделать по меньшей мере кавалером Почётного легиона. Тем лучше! Он мне нравится, этот следователь. Если он спит, я сделаю его пробуждение приятным. Да он засыплет меня вопросами! Захочет знать все до тонкости, станет вникать во всякую мелочь.
Тут папаша Табаре, который как раз переходил через мост Св. Отцов, резко остановился.
— А ведь деталей-то я и не знаю, мне известна лишь суть дела! — воскликнул он, но снова двинулся вперёд, продолжая: — Вообще-то, они, конечно, правы: слишком увлекаюсь, меня «заносит», как говорит Жевроль. Когда я беседовал с Ноэлем, мне нужно было вытянуть из него все необходимые сведения, а я и не подумал даже. Мне не терпелось, я хотел, чтобы он побыстрей все рассказал. Да оно и естественно: когда преследуют оленя, не останавливаются, чтобы подстрелить дрозда. Тем паче, я не знал, как вести допрос. А будь я настойчивее, я мог бы пробудить подозрительность Ноэля, быть может, он даже догадался бы, что я служу на Иерусалимской улице. Разумеется, краснеть мне не приходится, я даже горжусь своей работой, а все-таки лучше, чтобы никто о ней не подозревал. Люди так глупы, что терпеть не могут полицию, которая их бережёт и охраняет. А теперь — спокойствие и выдержка: мы уже пришли.
Г-н Дабюрон уже отошёл ко сну, однако оставил соответствующие распоряжения прислуге. Едва папаша Табаре назвал себя, как его тут же провели в спальню следователя. Завидев своего добровольного сотрудника, тот сразу же стал одеваться.
— Что-нибудь случилось? — спросил он. — Вы что-нибудь обнаружили, какие-то следы?
— Берите выше, — ответил сыщик, улыбаясь во весь рот.
— Ну, ну!
— Я знаю, кто преступник!
Папаша Табаре остался доволен произведённым эффектом: следователь так и подскочил на постели.
— Как! Уже? Не может быть! — воскликнул он.
— Имею честь повторить господину судебному следователю, — произнёс старик, — мне известно, кто совершил преступление в Ла-Жоншер.
— В таком случае, — заявил следователь, — вы самый искусный полицейский всех времён! Отныне все расследования я провожу только с вами!
— Вы слишком добры, господин следователь. Моя заслуга невелика, просто случай…
— Не скромничайте, господин Табаре: случай любит людей сильных. Это-то и возмущает глупцов. Но садитесь же, прошу вас, и рассказывайте.
Старый сыщик очень точно и кратко, на что он, казалось, был неспособен, пересказал следователю все, что узнал от Ноэля. Он даже почти дословно приводил на память отрывки из писем.
— Письма эти я видел, — добавил он. — Мне удалось даже стащить одно, чтобы проверить почерк. Вот оно.
— Да, господин Табаре, — произнёс следователь, — вам известен преступник. Тут все ясно и слепому. Так уж установлено Богом: одно преступление порождает другое. Вина отца сделала сына убийцей.
— Я не называл имён, сударь, — заметил папаша Табаре, — мне хотелось прежде узнать ваше мнение.
— Можете назвать, — нетерпеливо прервал следователь, не подозревая, как он будет поражён. — Каково бы ни было их положение, правосудие во Франции покарает их.
— Знаю, сударь, но люди они в самом деле высокопоставленные. Так вот, отец, променявший законного сына на внебрачного, — граф Рето де Коммарен, а убийца вдовы Леруж — его незаконнорождённый сын виконт Альбер де Коммарен.
Папаша Табаре, как прирождённый артист, произнёс имена нарочито медленно, ожидая, что они произведут огромное впечатление. Результат превзошёл все его ожидания. Г-н Дабюрон был потрясён. Он замер, глаза его расширились от изумления. Он сидел и, словно заучивая новое слово, машинально повторял:
— Альбер де Коммарен! Альбер де Коммарен!
— Да, — подтвердил папаша Табаре, — благородный виконт. Я понимаю, в это невозможно поверить.
Заметив, однако, как изменилось выражение лица следователя, он, немного испугавшись, подошёл к постели:
— Вам нехорошо, господин следователь?
— Нет, — отвечал г-н Дабюрон, не очень-то соображая, что говорит, — я чувствую себя прекрасно, но все это так неожиданно…
— Понимаю вас, — отозвался старик.
— Простите, мне нужно немного побыть одному. Но вы не уходите, нам предстоит долгий разговор об этом деле. Благоволите перейти ко мне в кабинет, камин ещё горит, а я вскоре к вам присоединюсь.
Г-н Дабюрон встал, набросил халат и уселся или, скорее, упал в кресло. Его лицо, которому он, исполняя свою суровую службу, научился придавать холодность мрамора, отражало на сей раз жестокое волнение, глаза выдавали охватившую его смертельную тоску.
Дело в том, что неожиданно прозвучавшее имя Коммаренов пробудило в нем мучительнейшие воспоминания и разбередило едва зарубцевавшуюся рану. Это имя напомнило ему события, которые погубили его молодость и разбили жизнь. Словно для того, чтобы вновь вкусить всю изведанную им горечь, он невольно перенёсся в минувшее. Ещё час назад ему представлялось, что все прошло, кануло, однако одного слова оказалось достаточно, чтобы воскресить пережитое. Сейчас ему чудилось, что события, к которым имел касательство Альбер де Коммарен, произошли лишь вчера. А с тех пор минуло уже два года!
Пьер Мари Дабюрон принадлежал к одному из самых старинных семейств в Пуату. Несколько поколений его предков занимали важные должности в этой провинции. Тем не менее он не унаследовал от них ни титула, ни герба.
Поговаривают, что отец следователя скупил более чем на восемьсот тысяч франков прекрасных земель по соседству с безобразным современным замком, в котором он жил. Со стороны матери, урождённой Котвиз-Люксе, он принадлежал к старинному дворянству Пуату, да что там, к одной из лучших, как всем известно, фамилий во Франции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
При этой мысли старик содрогнулся. Он представил себе, что уже женился, и вдруг открывается прошлое г-жи Табаре, и он оказывается замешан в скандальный процесс, скомпрометирован, выставлен на посмешище.
— Подумать только, — продолжал он, — Жевроль рыщет в поисках человека с серьгами! Бегай, мой мальчик, бегай, движение на пользу молодым. Вот раздосадуется-то он, когда узнает! Разозлится на меня до смерти. А я немного посмеюсь над ним. Если же он начнёт строить мне козни, меня защитит господин Дабюрон. Я как-нибудь выведу его из такого лабиринта! У него, небось, глаза сделаются словно блюдца, когда я скажу ему: «Я знаю преступника!» А уж как он мне будет обязан! Этот процесс прославит его, если только на свете существует справедливость. Его должны сделать по меньшей мере кавалером Почётного легиона. Тем лучше! Он мне нравится, этот следователь. Если он спит, я сделаю его пробуждение приятным. Да он засыплет меня вопросами! Захочет знать все до тонкости, станет вникать во всякую мелочь.
Тут папаша Табаре, который как раз переходил через мост Св. Отцов, резко остановился.
— А ведь деталей-то я и не знаю, мне известна лишь суть дела! — воскликнул он, но снова двинулся вперёд, продолжая: — Вообще-то, они, конечно, правы: слишком увлекаюсь, меня «заносит», как говорит Жевроль. Когда я беседовал с Ноэлем, мне нужно было вытянуть из него все необходимые сведения, а я и не подумал даже. Мне не терпелось, я хотел, чтобы он побыстрей все рассказал. Да оно и естественно: когда преследуют оленя, не останавливаются, чтобы подстрелить дрозда. Тем паче, я не знал, как вести допрос. А будь я настойчивее, я мог бы пробудить подозрительность Ноэля, быть может, он даже догадался бы, что я служу на Иерусалимской улице. Разумеется, краснеть мне не приходится, я даже горжусь своей работой, а все-таки лучше, чтобы никто о ней не подозревал. Люди так глупы, что терпеть не могут полицию, которая их бережёт и охраняет. А теперь — спокойствие и выдержка: мы уже пришли.
Г-н Дабюрон уже отошёл ко сну, однако оставил соответствующие распоряжения прислуге. Едва папаша Табаре назвал себя, как его тут же провели в спальню следователя. Завидев своего добровольного сотрудника, тот сразу же стал одеваться.
— Что-нибудь случилось? — спросил он. — Вы что-нибудь обнаружили, какие-то следы?
— Берите выше, — ответил сыщик, улыбаясь во весь рот.
— Ну, ну!
— Я знаю, кто преступник!
Папаша Табаре остался доволен произведённым эффектом: следователь так и подскочил на постели.
— Как! Уже? Не может быть! — воскликнул он.
— Имею честь повторить господину судебному следователю, — произнёс старик, — мне известно, кто совершил преступление в Ла-Жоншер.
— В таком случае, — заявил следователь, — вы самый искусный полицейский всех времён! Отныне все расследования я провожу только с вами!
— Вы слишком добры, господин следователь. Моя заслуга невелика, просто случай…
— Не скромничайте, господин Табаре: случай любит людей сильных. Это-то и возмущает глупцов. Но садитесь же, прошу вас, и рассказывайте.
Старый сыщик очень точно и кратко, на что он, казалось, был неспособен, пересказал следователю все, что узнал от Ноэля. Он даже почти дословно приводил на память отрывки из писем.
— Письма эти я видел, — добавил он. — Мне удалось даже стащить одно, чтобы проверить почерк. Вот оно.
— Да, господин Табаре, — произнёс следователь, — вам известен преступник. Тут все ясно и слепому. Так уж установлено Богом: одно преступление порождает другое. Вина отца сделала сына убийцей.
— Я не называл имён, сударь, — заметил папаша Табаре, — мне хотелось прежде узнать ваше мнение.
— Можете назвать, — нетерпеливо прервал следователь, не подозревая, как он будет поражён. — Каково бы ни было их положение, правосудие во Франции покарает их.
— Знаю, сударь, но люди они в самом деле высокопоставленные. Так вот, отец, променявший законного сына на внебрачного, — граф Рето де Коммарен, а убийца вдовы Леруж — его незаконнорождённый сын виконт Альбер де Коммарен.
Папаша Табаре, как прирождённый артист, произнёс имена нарочито медленно, ожидая, что они произведут огромное впечатление. Результат превзошёл все его ожидания. Г-н Дабюрон был потрясён. Он замер, глаза его расширились от изумления. Он сидел и, словно заучивая новое слово, машинально повторял:
— Альбер де Коммарен! Альбер де Коммарен!
— Да, — подтвердил папаша Табаре, — благородный виконт. Я понимаю, в это невозможно поверить.
Заметив, однако, как изменилось выражение лица следователя, он, немного испугавшись, подошёл к постели:
— Вам нехорошо, господин следователь?
— Нет, — отвечал г-н Дабюрон, не очень-то соображая, что говорит, — я чувствую себя прекрасно, но все это так неожиданно…
— Понимаю вас, — отозвался старик.
— Простите, мне нужно немного побыть одному. Но вы не уходите, нам предстоит долгий разговор об этом деле. Благоволите перейти ко мне в кабинет, камин ещё горит, а я вскоре к вам присоединюсь.
Г-н Дабюрон встал, набросил халат и уселся или, скорее, упал в кресло. Его лицо, которому он, исполняя свою суровую службу, научился придавать холодность мрамора, отражало на сей раз жестокое волнение, глаза выдавали охватившую его смертельную тоску.
Дело в том, что неожиданно прозвучавшее имя Коммаренов пробудило в нем мучительнейшие воспоминания и разбередило едва зарубцевавшуюся рану. Это имя напомнило ему события, которые погубили его молодость и разбили жизнь. Словно для того, чтобы вновь вкусить всю изведанную им горечь, он невольно перенёсся в минувшее. Ещё час назад ему представлялось, что все прошло, кануло, однако одного слова оказалось достаточно, чтобы воскресить пережитое. Сейчас ему чудилось, что события, к которым имел касательство Альбер де Коммарен, произошли лишь вчера. А с тех пор минуло уже два года!
Пьер Мари Дабюрон принадлежал к одному из самых старинных семейств в Пуату. Несколько поколений его предков занимали важные должности в этой провинции. Тем не менее он не унаследовал от них ни титула, ни герба.
Поговаривают, что отец следователя скупил более чем на восемьсот тысяч франков прекрасных земель по соседству с безобразным современным замком, в котором он жил. Со стороны матери, урождённой Котвиз-Люксе, он принадлежал к старинному дворянству Пуату, да что там, к одной из лучших, как всем известно, фамилий во Франции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100