Полмиллиона!
Если это так, Ноэль вконец разорён. Но тогда…
— Много, — произнёс он вслух, делая героические усилия, чтобы скрыть своё отчаяние. — Пожалуй, чересчур много. Однако надо сказать, что господин Жерди располагает средствами.
— Это он-то? Да у него и столечко не осталось, — перебил ростовщик, пожимая плечами, и отмерил большим пальцем на указательном нечто невообразимо крошечное. — Он разорён подчистую. Но если он вам задолжал, не тревожьтесь. Он большой пройдоха. Он женится. Вы меня знаете, так вот, я только что ссудил его двадцатью шестью тысячами франков. До свидания, господин Табаре.
И ростовщик поспешно удалился, между тем как бедняга Табаре столбом застыл посреди тротуара.
Чувства его были сродни непомерному горю, разбивающему сердце отца, которому внезапно открылось, что его любимый сын — негодяй.
Но несмотря ни на что, старик так верил в Ноэля, что разум его все ещё отвергал мучительные подозрения. Ведь ростовщик мог и оклеветать молодого человека.
Люди, дающие деньги в рост из десяти процентов, способны на все. Очевидно, Клержо сильно преувеличил безумные траты своего клиента.
А хоть бы и так! Сколько мужчин совершало ради женщин величайшие безумства, не переставая быть честными людьми!
Папаша Табаре уже хотел войти в дом, но путь ему преградил вихрь кружев, шелка и бархата.
Из дверей вышла молодая черноволосая дама.
Легче птички она впорхнула в голубую карету.
Папаша Табаре был ценитель красоты, дама очаровательна, но он даже не взглянул на неё.
Он вошёл и в парадном наткнулся на привратника, который стоял, держа шапку в руке, и умильно поглядывал на монету в двадцать франков.
— Ах, сударь, — сказал ему привратник, — какая красивая дама, да какая изысканная! Что бы вам прийти на пять минут раньше!
— Что за дама? Откуда взялась?
— Эта элегантная дама, что вышла сию минуту, приезжала справиться о господине Жерди. Она дала мне двадцать франков за то, что я ответил на её вопросы. Похоже, господин Жерди женится. Вид у неё был вконец разъярённый. Какая красотка! Думается мне, она его любовница. Теперь я понимаю, почему он уходил ночами.
— Кто? Господин Жерди?
— Ну, да, сударь, я вам об этом не говорил, потому что уходил-то он украдкой. Никогда, бывало, не попросит, чтобы я ему отворил. Какое там: удирает через маленькую дверцу каретного сарая. Я про себя думал: «Он просто не хочет меня беспокоить, очень деликатно с его стороны!» А мне ведь не жалко…
Выкладывая все это, привратник по-прежнему не сводил глаз с монеты.
Когда же он поднял глаза, чтобы взглянуть на своего господина и повелителя, тот уже исчез.
«Ещё один ветреник! — подумал привратник. — Ставлю сто су, что хозяин понёсся вдогонку за той красавицей. Беги, беги, старый шут, может, и урвёшь свой кусочек, да только он дорого тебе обойдётся».
Привратник не ошибся. Папаша Табаре помчался вдогонку за голубым экипажем.
«Эта дамочка все мне расскажет!» — подумал он и выскочил на улицу. И вовремя: он успел заметить, как голубой экипаж заворачивает за угол.
— О господи! — пробормотал сыщик. — Сейчас я потеряю её из виду, а между тем правду я узнаю только от неё.
Он пришёл в то состояние нервического возбуждения, когда люди способны творить чудеса.
До угла улицы Сен-Лазар он домчался с такой скоростью, словно ему было лет двадцать.
О счастье! На Гаврской улице, в полусотне шагов, он увидел голубой экипаж, который застрял в уличном заторе.
«Она у меня в руках!» — сказал себе папаша Табаре.
Он устремил взор к Западному вокзалу, где на улице всегда полно незарегистрированных извозчиков. Как назло, ни одного экипажа!
Сейчас он готов был воскликнуть наподобие Ричарда III: «Полцарства за фиакр!»
Голубой экипаж тронулся и преспокойно покатил к улице Тронше. Сыщик побежал следом. Расстояние между ними, слава богу, почти не увеличивалось.
Пробегая по середине мостовой и озираясь в поисках свободной кареты, папаша Табаре подбадривал себя:
— В погоню, дружище, в погоню! Кому бог не дал головы, у того вся надежда на ноги! Гоп, гоп! Почему ты не догадался узнать у Клержо адрес этой женщины? Живей, старина, ещё живей! Решил быть шпиком — изволь соответствовать избранному ремеслу, а то какой же ты шпик, если не умеешь бегать, как заяц.
Он думал только о том, как бы настигнуть любовницу Ноэля, и ни о чем больше. Но все яснее было, что он отстаёт.
Не добежав и до середины улицы Тронше, бедный сыщик выбился из сил; он чувствовал, что ноги отказываются нести его, а проклятый экипаж уже подъезжал к площади Мадлен.
О радость! В этот миг старика нагнала открытая коляска, катившаяся в том же направлении.
Папаша Табаре отчаянно, словно утопающий, замахал руками. Сигналы его были замечены. Он собрал последние силы и одним прыжком вскочил в коляску, не воспользовавшись подножкой.
— Вперёд, — приказал он, — за голубым экипажем, плачу двадцать франков!
— Ясно! — подмигнув, отозвался кучер.
И он вдохновил свою тощую клячу энергичным ударом кнута, бормоча под нос:
— Ревнивец выслеживает жену! Известное дело. Эй, разлюбезная моя!
Папаше Табаре самое время было перевести дух, силы его иссякали. Добрую минуту он не мог отдышаться. Они ехали по бульвару. Сыщик встал, держась за козлы.
— Я больше не вижу голубой кареты! — сказал он.
— А я отлично вижу, хозяин, да только лошадь там больно резва.
— Твоя, надеюсь, будет резвей. Я сказал — двадцать франков? Получишь все сорок.
Кучер принялся нахлёстывать лошадь, бурча под нос:
— Ничего не попишешь, придётся догнать. За двадцать франков я бы её упустил: я женщин люблю и всегда держу их сторону. Но черт побери, два луидора! Вот поди ж ты, такая образина и так ревнует!
Папаша Табаре изо всех сил пытался думать о посторонних вещах. Он не желал делать выводы прежде, чем повидает эту женщину, поговорит с ней, искусно выспросит обо всем. Он был уверен, что всего одним словом она может спасти или погубить своего любовника.
Погубить Ноэля? Увы, да.
Мысль о том, что Ноэль может оказаться преступником, терзала его, доводила до дурноты, зудела у него в мозгу, как докучная муха, которая в тысячный раз улетает и прилетает и снова бьётся в стекло.
Они миновали Шоссе-д'Антен, и голубой экипаж был теперь всего шагах в тридцати. Кучер обернулся:
— Хозяин, карета останавливается.
— Остановись тоже и не спускай с неё глаз: тронешься с места одновременно с ней.
И папаша Табаре так высунулся, что едва не выпал из коляски.
Молодая женщина вышла из кареты и скрылась в дверях лавки, торговавшей кашемировыми шалями и кружевом.
«Вот куда летят тысячефранковые билеты, — размышлял папаша Табаре. — Полмиллиона за четыре года! И что только делают эти создания с деньгами, которые щедро швыряют им их содержатели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100