Приходите завтра утром, и мы потолкуем. Однако, прежде чем распрощаться, я дам вам в руки путеводную нить. Знаете, кто тот свидетель, которого я доставил?
— Скажите, любезнейший господин Жевроль!
— Извольте! Этот детина, что сидит на скамье и ждёт господина судебного следователя, — муж убитой.
— Быть не может! — изумился папаша Табаре и, поразмыслив, добавил: — Вы надо мной смеётесь!
— Да нет же, клянусь вам. Спросите сами, как его имя, и он ответит, что его зовут Пьер Леруж.
— Так она не вдова?
— Выходит, что так, — ехидно отвечал Жевроль, — поскольку вот он, её счастливый супруг.
— Ну и ну, — прошептал сыщик. — А он что-нибудь знает?
Начальник сыскной полиции вкратце пересказал своему добровольному сотруднику то, что сообщил следователю Леруж.
— Что вы на это скажете? — закончил он.
— Что тут скажешь? — пробормотал папаша Табаре, на физиономии которого изобразилось изумление, граничащее с полным отупением. — Ничего не скажешь. Думаю, что… Впрочем, нет, ничего не думаю.
— Недурной сюрпризец? — сияя, спросил Жевроль.
— Скажите лучше, недурной удар дубиной, — откликнулся Табаре.
Но тут он выпрямился и стукнул себя кулаком по лбу.
— А мой булочник! — вскричал он. — До завтра, господин Жевроль.
«Совсем свихнулся», — решил начальник полиции.
Но старик сыщик вовсе не сошёл с ума, просто он внезапно вспомнил, что пригласил к себе домой аньерского булочника. А вдруг посетитель не дождётся его?
На лестнице папаша Табаре повстречал г-на Дабюрона, но говорил с ним наспех и скоро удрал.
Он выбежал из Дворца правосудия и, высунув язык, понёсся по набережной.
«Ну-ка, разберёмся, — рассуждал он на бегу. — Выходит, мой Ноэль остался ни с чем. Теперь ему не до смеха, а ведь как он радовался, что получил титул! Эх, стоит ему пожелать, я его усыновлю. Табаре — имя не такое звучное, как Коммарен, но и не самое плохое. Впрочем, история, рассказанная Жевролем, ничуть не меняет положения Альбера и не опровергает моих выводов. Он законный сын, тем лучше для него. Но это ничуть не послужило бы для меня доказательством его невиновности, если бы я в ней сомневался. Разумеется, он, как и его отец, понятия не имел об этих поразительных обстоятельствах. По-видимому, он так же, как граф, поверил в подмену. Госпожа Жерди тоже не знала про эти события; вероятно, ей рассказали какую-нибудь историю, чтобы объяснить шрам. Да, но госпожа Жерди ничуть не сомневалась, что Ноэль — её родной сын. Получив его обратно, она, безусловно, проверила приметы. Когда Ноэль нашёл письма графа, она попыталась ему объяснить…»
Папаша Табаре неожиданно замер на месте, словно увидел под ногами омерзительное пресмыкающееся. Он был потрясён выводом, к которому пришёл, и этот вывод был таков:
«Получается, Ноэль убил мамашу Леруж, чтобы она не рассказала о том, что подмены не было, и сжёг письма и документы, которые это подтверждали!»
Но тут же он с негодованием отбросил своё предположение, как отгоняет порядочный человек гнусную мысль, случайно пришедшую ему на ум.
— Ах ты старый болван! — приговаривал он, продолжая путь. — Вот последствия мерзкого ремесла, которым ты занялся, да ещё и гордился им! Заподозрил Ноэля, единственного своего наследника, воплощение чести и порядочности! Ноэля, с которым десять лет прожил бок о бок, в неизменной дружбе и который внушает тебе такое уважение, такое восхищение, что ты поручился бы за него, как за себя самого! Для того чтобы порядочный человек пролил чужую кровь, его должны обуревать безумные страсти, а за Ноэлем я не замечал никаких страстей, кроме двух — это его работа и его матушка. И я позволил себе замарать тенью подозрения такую благородную натуру! Да я готов сам себя отдубасить! Старый осел! Тебе не пошёл на пользу урок, который ты только что получил! Когда же ты станешь осмотрительней?
Так он рассуждал, пытаясь подавить беспокойство, не позволяя себе рассмотреть вопрос со всех сторон, но в глубине его души издевательский голос нашёптывал: «А что, если это Ноэль?» Тем временем папаша Табаре дошёл до улицы Сен-Лазар.
Перед его домом стояла элегантная голубая карета, запряжённая бесподобной лошадью. Старик невольно остановился.
— Отличная лошадка, — пробормотал он. — Моих жильцов навещают люди из хорошего общества.
Впрочем, их навещали и представители весьма дурного общества, потому что в этот самый миг из дверей вышел г-н Клержо, почтённый г-н Клержо, чьё появление в доме так же верно свидетельствует о разорении, как присутствие гробовщика о покойнике.
Старик сыщик, знакомый чуть не со всем городом, прекрасно знал почтённого банкира. Он даже поддерживал с ним деловые отношения в те времена, когда коллекционировал книги.
— Это вы, старый крокодил! — обратился он к г-ну Клержо. — Значит, у вас появились клиенты в моем доме?
— Похоже на то, — сухо отозвался Клержо, не любивший фамильярности.
— Вот так так! — протянул папаша Табаре. И, движимый любопытством, вполне простительным для домовладельца, которому полагается пуще огня бояться несостоятельных квартирантов, поинтересовался:
— Кому же, черт возьми, из моих жильцов вы помогаете разориться?
— Я никого не разоряю, — возразил г-н Клержо тоном, в котором звучало уязвлённое достоинство. — Разве я давал вам повод жаловаться, когда мы с вами вели дела? Не думаю. Прошу вас, спросите обо мне у молодого адвоката, который пользуется моими услугами, и он вам скажет, жалеет ли он о знакомстве со мной.
Табаре был неприятнейшим образом поражён. Неужели Ноэль, разумный Ноэль, прибегает к услугам Клержо? Что это значит? Возможно, и ничего страшного. Однако ему припомнились пятнадцать тысяч франков, которые он дал Ноэлю в четверг.
— Да, я знаю, — сказал он, желая выведать как можно больше, — у господина Жерди денежки не залёживаются.
Клержо, с присущей ему щепетильностью, всегда давал отпор нападкам на своих клиентов.
— Ну, сам-то он не транжир, — заметил он. — Но у его малютки возлюбленной луидоры так и летят. Ростом с ноготок, а черта с рогами, когтями и хвостом проглотит.
Вот как! Ноэль содержит женщину, да ещё такую, которую сам Клержо, друг легкомысленных особ, почитает мотовкой! Это откровение поразило беднягу сыщика в самое сердце. Однако он скрыл свои чувства. Малейший жест или взгляд могли пробудить в ростовщике подозрения и заставить его прикусить язык.
— Ну, ничего, — заметил он как мог непринуждённее. — Известное дело, в молодости нужно перебеситься. Как по-вашему, сколько он тратит в год на эту плутовку?
— Право, не знаю. Он совершил промах, не определив ей твёрдое содержание. По моим подсчётам, за четыре года, что он её содержит, она вытянула у него тысяч пятьсот.
Четыре года! Пятьсот тысяч франков!
Эти слова, эти цифры разорвались в мозгу папаши Табаре наподобие бомб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Скажите, любезнейший господин Жевроль!
— Извольте! Этот детина, что сидит на скамье и ждёт господина судебного следователя, — муж убитой.
— Быть не может! — изумился папаша Табаре и, поразмыслив, добавил: — Вы надо мной смеётесь!
— Да нет же, клянусь вам. Спросите сами, как его имя, и он ответит, что его зовут Пьер Леруж.
— Так она не вдова?
— Выходит, что так, — ехидно отвечал Жевроль, — поскольку вот он, её счастливый супруг.
— Ну и ну, — прошептал сыщик. — А он что-нибудь знает?
Начальник сыскной полиции вкратце пересказал своему добровольному сотруднику то, что сообщил следователю Леруж.
— Что вы на это скажете? — закончил он.
— Что тут скажешь? — пробормотал папаша Табаре, на физиономии которого изобразилось изумление, граничащее с полным отупением. — Ничего не скажешь. Думаю, что… Впрочем, нет, ничего не думаю.
— Недурной сюрпризец? — сияя, спросил Жевроль.
— Скажите лучше, недурной удар дубиной, — откликнулся Табаре.
Но тут он выпрямился и стукнул себя кулаком по лбу.
— А мой булочник! — вскричал он. — До завтра, господин Жевроль.
«Совсем свихнулся», — решил начальник полиции.
Но старик сыщик вовсе не сошёл с ума, просто он внезапно вспомнил, что пригласил к себе домой аньерского булочника. А вдруг посетитель не дождётся его?
На лестнице папаша Табаре повстречал г-на Дабюрона, но говорил с ним наспех и скоро удрал.
Он выбежал из Дворца правосудия и, высунув язык, понёсся по набережной.
«Ну-ка, разберёмся, — рассуждал он на бегу. — Выходит, мой Ноэль остался ни с чем. Теперь ему не до смеха, а ведь как он радовался, что получил титул! Эх, стоит ему пожелать, я его усыновлю. Табаре — имя не такое звучное, как Коммарен, но и не самое плохое. Впрочем, история, рассказанная Жевролем, ничуть не меняет положения Альбера и не опровергает моих выводов. Он законный сын, тем лучше для него. Но это ничуть не послужило бы для меня доказательством его невиновности, если бы я в ней сомневался. Разумеется, он, как и его отец, понятия не имел об этих поразительных обстоятельствах. По-видимому, он так же, как граф, поверил в подмену. Госпожа Жерди тоже не знала про эти события; вероятно, ей рассказали какую-нибудь историю, чтобы объяснить шрам. Да, но госпожа Жерди ничуть не сомневалась, что Ноэль — её родной сын. Получив его обратно, она, безусловно, проверила приметы. Когда Ноэль нашёл письма графа, она попыталась ему объяснить…»
Папаша Табаре неожиданно замер на месте, словно увидел под ногами омерзительное пресмыкающееся. Он был потрясён выводом, к которому пришёл, и этот вывод был таков:
«Получается, Ноэль убил мамашу Леруж, чтобы она не рассказала о том, что подмены не было, и сжёг письма и документы, которые это подтверждали!»
Но тут же он с негодованием отбросил своё предположение, как отгоняет порядочный человек гнусную мысль, случайно пришедшую ему на ум.
— Ах ты старый болван! — приговаривал он, продолжая путь. — Вот последствия мерзкого ремесла, которым ты занялся, да ещё и гордился им! Заподозрил Ноэля, единственного своего наследника, воплощение чести и порядочности! Ноэля, с которым десять лет прожил бок о бок, в неизменной дружбе и который внушает тебе такое уважение, такое восхищение, что ты поручился бы за него, как за себя самого! Для того чтобы порядочный человек пролил чужую кровь, его должны обуревать безумные страсти, а за Ноэлем я не замечал никаких страстей, кроме двух — это его работа и его матушка. И я позволил себе замарать тенью подозрения такую благородную натуру! Да я готов сам себя отдубасить! Старый осел! Тебе не пошёл на пользу урок, который ты только что получил! Когда же ты станешь осмотрительней?
Так он рассуждал, пытаясь подавить беспокойство, не позволяя себе рассмотреть вопрос со всех сторон, но в глубине его души издевательский голос нашёптывал: «А что, если это Ноэль?» Тем временем папаша Табаре дошёл до улицы Сен-Лазар.
Перед его домом стояла элегантная голубая карета, запряжённая бесподобной лошадью. Старик невольно остановился.
— Отличная лошадка, — пробормотал он. — Моих жильцов навещают люди из хорошего общества.
Впрочем, их навещали и представители весьма дурного общества, потому что в этот самый миг из дверей вышел г-н Клержо, почтённый г-н Клержо, чьё появление в доме так же верно свидетельствует о разорении, как присутствие гробовщика о покойнике.
Старик сыщик, знакомый чуть не со всем городом, прекрасно знал почтённого банкира. Он даже поддерживал с ним деловые отношения в те времена, когда коллекционировал книги.
— Это вы, старый крокодил! — обратился он к г-ну Клержо. — Значит, у вас появились клиенты в моем доме?
— Похоже на то, — сухо отозвался Клержо, не любивший фамильярности.
— Вот так так! — протянул папаша Табаре. И, движимый любопытством, вполне простительным для домовладельца, которому полагается пуще огня бояться несостоятельных квартирантов, поинтересовался:
— Кому же, черт возьми, из моих жильцов вы помогаете разориться?
— Я никого не разоряю, — возразил г-н Клержо тоном, в котором звучало уязвлённое достоинство. — Разве я давал вам повод жаловаться, когда мы с вами вели дела? Не думаю. Прошу вас, спросите обо мне у молодого адвоката, который пользуется моими услугами, и он вам скажет, жалеет ли он о знакомстве со мной.
Табаре был неприятнейшим образом поражён. Неужели Ноэль, разумный Ноэль, прибегает к услугам Клержо? Что это значит? Возможно, и ничего страшного. Однако ему припомнились пятнадцать тысяч франков, которые он дал Ноэлю в четверг.
— Да, я знаю, — сказал он, желая выведать как можно больше, — у господина Жерди денежки не залёживаются.
Клержо, с присущей ему щепетильностью, всегда давал отпор нападкам на своих клиентов.
— Ну, сам-то он не транжир, — заметил он. — Но у его малютки возлюбленной луидоры так и летят. Ростом с ноготок, а черта с рогами, когтями и хвостом проглотит.
Вот как! Ноэль содержит женщину, да ещё такую, которую сам Клержо, друг легкомысленных особ, почитает мотовкой! Это откровение поразило беднягу сыщика в самое сердце. Однако он скрыл свои чувства. Малейший жест или взгляд могли пробудить в ростовщике подозрения и заставить его прикусить язык.
— Ну, ничего, — заметил он как мог непринуждённее. — Известное дело, в молодости нужно перебеситься. Как по-вашему, сколько он тратит в год на эту плутовку?
— Право, не знаю. Он совершил промах, не определив ей твёрдое содержание. По моим подсчётам, за четыре года, что он её содержит, она вытянула у него тысяч пятьсот.
Четыре года! Пятьсот тысяч франков!
Эти слова, эти цифры разорвались в мозгу папаши Табаре наподобие бомб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100