— спросил г-н Дабюрон.
— Само собой, сударь. Сперва я без всяких помех обследовал стену со стороны улицы. Потом оставил в ближнем кабачке шляпу и представился маркизе д'Арланж управляющим одной из герцогинь, живущих по соседству, которая находится в полном отчаянии, оттого что у неё улетел любимый говорящий попугай. Мне милостиво позволили поискать его в саду, ничуть не усомнившись, что я слуга этой самой герцогини, поскольку я весьма красноречиво расписывал её горе…
— Господин Мартен, — прервал его следователь, — вы показали себя ловким и предприимчивым человеком, я весьма доволен вами и сообщу об этом кому следует.
И пока агент, гордый услышанной похвалой, пятился, согнувшись в дугу, к двери, г-н Дабюрон позвонил.
Ввели Альбера.
— Ну как, сударь, решились вы рассказать, где провели вечер вторника? — без всяких околичностей задал вопрос следователь.
— Я уже все вам рассказал.
— Нет, сударь, нет, и я с сожалением вынужден уличить вас в том, что вы мне солгали.
От такого оскорбления Альбер покраснел, глаза его сверкнули.
— Мне известно, что вы делали в тот вечер, — объявил следователь. — Я же предупреждал вас, что правосудие узнает все, что ему необходимо знать. — Г-н Дабюрон перехватил взгляд Альбера и медленно произнёс: — Я виделся с мадемуазель Клер д'Арланж.
При звуках этого имени замкнутое, напряжённое лицо обвиняемого смягчилось.
Казалось, он испытывает безграничное блаженство, словно человек, чудом избегший неминуемой опасности, которую он не в силах был отвести. И все-таки он промолчал.
— Мадемуазель д'Арланж сказала мне, где вы были вечером во вторник, — не отступал судебный следователь.
Альбер все не мог решиться.
— Поверьте честному слову, я не подстраиваю вам ловушку. Она мне все сказала. Понимаете, все.
И тогда Альбер заговорил. Его показания полностью, до мельчайших подробностей совпадали с показаниями Клер. Отныне никаким сомнениям не оставалось места.
Чистосердечие м-ль д'Арланж не могло вызывать никаких подозрений. Либо Альбер невиновен, либо она его сообщница.
Но могла ли она сознательно стать сообщницей столь гнусного преступления? Нет, даже заподозрить её в этом было невозможно.
Но где же тогда искать убийцу?
Ведь правосудию, когда оно обнаруживает преступление, нужен преступник.
— Сударь, вы обманывали меня, — строго сказал следователь Альберу. — Вы рисковали головой, но, что куда серьёзней, ваше поведение могло ввести правосудие в непростительное заблуждение. Почему вы мне сразу не сказали правду?
— Сударь, — отвечал Альбер, — мадемуазель д'Арланж, согласившись на свидание со мной, вверила мне свою честь.
— И вы бы скорей погибли, чем обмолвились об этом свидании? — иронически спросил г-н Дабюрон. — Что ж, это прекрасно и достойно давних рыцарских времён.
— Я вовсе не такой герой, как вы полагаете, — спокойно отвечал обвиняемый. — Я солгал бы, если бы сказал, что не надеялся на Клер. Я ждал её. Знал, что, услышав о моем аресте, она сделает все, чтобы спасти меня. Но мой арест от неё могли скрыть, и этого я опасался. В таком случае я решил — в той мере, в какой могу быть уверен в себе, — не упоминать её имя.
В этом не было ни капли бравады. Альбер говорил то, что думал и чувствовал. Г-н Дабюрон пожалел о своём ироническом тоне.
— Сударь, — благожелательно сказал он, — сейчас вас отведут в тюрьму. Пока я ещё ничего не могу сказать, кроме одного: больше вас не будут содержать в строгом заключении. К вам будут относиться, как к арестанту, который, по всей видимости, невиновен.
Альбер поклонился и поблагодарил. Вошёл жандарм и увёл его.
— А теперь пригласите Жевроля, — велел г-н Дабюрон протоколисту.
Однако начальника сыскной полиции не оказалось, его только что вызвали в префектуру, но найденный им свидетель, мужчина с серьгами, дожидался в галерее.
Его пригласили в кабинет.
Это был невысокий, коренастый, прочно скроенный и крепкий как дуб человек, на чью широкую спину свободно можно взвалить три мешка зёрна.
Светлые волосы и бакенбарды, казалось, делали ещё темней его загорелое лицо, прокалённое солнцем тропиков, продублённое непогодами и морскими ветрами.
У него были широкие, жёсткие, мозолистые руки с узловатыми пальцами, и пожатие их, надо думать, было подобно тискам. В ушах висели большие серьги с вырезами в форме якоря.
Одет он был, как обычно одеваются нормандские рыбаки, когда едут в город или на рынок.
Протоколисту пришлось чуть ли не заталкивать его в кабинет.
Этот морской волк робел и смущался.
Вошёл он походкой вразвалку, как ходят моряки, привычные к бортовой и килевой качке, когда с удивлением обнаруживают под ногами твёрдую землю, или, как они полупрезрительно говорят, коровью палубу.
Он в нерешительности мял в руках мягкую войлочную шляпу, украшенную маленькими свинцовыми медальками, прямо-таки точную копию августейшей шапки блаженной памяти короля Людовика XI, уснащённую вдобавок шерстяным шнурком из тех, какие плетут деревенские девушки с помощью простейшего устройства, состоящего из нескольких воткнутых в пробку булавок.
Г-ну Дабюрону достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что за человек стоит перед ним.
Да, никаких сомнений, это был тот самый мужчина с лицом кирпичного цвета, о котором говорил мальчишка из Ла-Жоншер.
А уж усомниться в том, что это честный человек, было совершенно невозможно. У него было доброе, открытое лицо.
— Ваша фамилия? — задал вопрос судебный следователь.
— Мари Пьер Леруж.
— Вы что же, родственник Клодины Леруж?
— Я её муж, сударь.
Как! Муж убитой жив, а полиция и не подозревает о его существовании?
Именно так и подумал г-н Дабюрон.
Чего же тогда стоит весь поразительный прогресс техники?
Сейчас, как и двадцать лет назад, если у правосудия возникли сомнения, приходится тратить уйму времени и денег, чтобы получить ничтожную справку. В большинстве случаев проверить общественное положение свидетеля или обвиняемого стоит огромных трудов.
В пятницу днём отправили запрос на сведения о Клодине, сегодня уже понедельник, а ответа нет как нет.
И хотя существует фотография, электрический телеграф, имеются тысячи возможностей, неизвестных раньше, они не используются.
— Но ведь все считали её вдовой, — заметил следователь, — и она сама выдавала себя за вдову.
— Так это она чтоб как-то оправдать своё поведение. Да мы так и условились между собой. Я ведь ей сказал, что для неё я умер.
— Вот как… А вы знаете, что она пала жертвой чудовищного преступления?
— Господин из полиции, который нашёл меня, сказал мне об этом, — помрачнев, отвечал моряк и глухо пробурчал: — Дрянная она была женщина.
— Как! Вы, муж, и так отзываетесь о ней?
— Эх, сударь, уж я-то имею на это право.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Само собой, сударь. Сперва я без всяких помех обследовал стену со стороны улицы. Потом оставил в ближнем кабачке шляпу и представился маркизе д'Арланж управляющим одной из герцогинь, живущих по соседству, которая находится в полном отчаянии, оттого что у неё улетел любимый говорящий попугай. Мне милостиво позволили поискать его в саду, ничуть не усомнившись, что я слуга этой самой герцогини, поскольку я весьма красноречиво расписывал её горе…
— Господин Мартен, — прервал его следователь, — вы показали себя ловким и предприимчивым человеком, я весьма доволен вами и сообщу об этом кому следует.
И пока агент, гордый услышанной похвалой, пятился, согнувшись в дугу, к двери, г-н Дабюрон позвонил.
Ввели Альбера.
— Ну как, сударь, решились вы рассказать, где провели вечер вторника? — без всяких околичностей задал вопрос следователь.
— Я уже все вам рассказал.
— Нет, сударь, нет, и я с сожалением вынужден уличить вас в том, что вы мне солгали.
От такого оскорбления Альбер покраснел, глаза его сверкнули.
— Мне известно, что вы делали в тот вечер, — объявил следователь. — Я же предупреждал вас, что правосудие узнает все, что ему необходимо знать. — Г-н Дабюрон перехватил взгляд Альбера и медленно произнёс: — Я виделся с мадемуазель Клер д'Арланж.
При звуках этого имени замкнутое, напряжённое лицо обвиняемого смягчилось.
Казалось, он испытывает безграничное блаженство, словно человек, чудом избегший неминуемой опасности, которую он не в силах был отвести. И все-таки он промолчал.
— Мадемуазель д'Арланж сказала мне, где вы были вечером во вторник, — не отступал судебный следователь.
Альбер все не мог решиться.
— Поверьте честному слову, я не подстраиваю вам ловушку. Она мне все сказала. Понимаете, все.
И тогда Альбер заговорил. Его показания полностью, до мельчайших подробностей совпадали с показаниями Клер. Отныне никаким сомнениям не оставалось места.
Чистосердечие м-ль д'Арланж не могло вызывать никаких подозрений. Либо Альбер невиновен, либо она его сообщница.
Но могла ли она сознательно стать сообщницей столь гнусного преступления? Нет, даже заподозрить её в этом было невозможно.
Но где же тогда искать убийцу?
Ведь правосудию, когда оно обнаруживает преступление, нужен преступник.
— Сударь, вы обманывали меня, — строго сказал следователь Альберу. — Вы рисковали головой, но, что куда серьёзней, ваше поведение могло ввести правосудие в непростительное заблуждение. Почему вы мне сразу не сказали правду?
— Сударь, — отвечал Альбер, — мадемуазель д'Арланж, согласившись на свидание со мной, вверила мне свою честь.
— И вы бы скорей погибли, чем обмолвились об этом свидании? — иронически спросил г-н Дабюрон. — Что ж, это прекрасно и достойно давних рыцарских времён.
— Я вовсе не такой герой, как вы полагаете, — спокойно отвечал обвиняемый. — Я солгал бы, если бы сказал, что не надеялся на Клер. Я ждал её. Знал, что, услышав о моем аресте, она сделает все, чтобы спасти меня. Но мой арест от неё могли скрыть, и этого я опасался. В таком случае я решил — в той мере, в какой могу быть уверен в себе, — не упоминать её имя.
В этом не было ни капли бравады. Альбер говорил то, что думал и чувствовал. Г-н Дабюрон пожалел о своём ироническом тоне.
— Сударь, — благожелательно сказал он, — сейчас вас отведут в тюрьму. Пока я ещё ничего не могу сказать, кроме одного: больше вас не будут содержать в строгом заключении. К вам будут относиться, как к арестанту, который, по всей видимости, невиновен.
Альбер поклонился и поблагодарил. Вошёл жандарм и увёл его.
— А теперь пригласите Жевроля, — велел г-н Дабюрон протоколисту.
Однако начальника сыскной полиции не оказалось, его только что вызвали в префектуру, но найденный им свидетель, мужчина с серьгами, дожидался в галерее.
Его пригласили в кабинет.
Это был невысокий, коренастый, прочно скроенный и крепкий как дуб человек, на чью широкую спину свободно можно взвалить три мешка зёрна.
Светлые волосы и бакенбарды, казалось, делали ещё темней его загорелое лицо, прокалённое солнцем тропиков, продублённое непогодами и морскими ветрами.
У него были широкие, жёсткие, мозолистые руки с узловатыми пальцами, и пожатие их, надо думать, было подобно тискам. В ушах висели большие серьги с вырезами в форме якоря.
Одет он был, как обычно одеваются нормандские рыбаки, когда едут в город или на рынок.
Протоколисту пришлось чуть ли не заталкивать его в кабинет.
Этот морской волк робел и смущался.
Вошёл он походкой вразвалку, как ходят моряки, привычные к бортовой и килевой качке, когда с удивлением обнаруживают под ногами твёрдую землю, или, как они полупрезрительно говорят, коровью палубу.
Он в нерешительности мял в руках мягкую войлочную шляпу, украшенную маленькими свинцовыми медальками, прямо-таки точную копию августейшей шапки блаженной памяти короля Людовика XI, уснащённую вдобавок шерстяным шнурком из тех, какие плетут деревенские девушки с помощью простейшего устройства, состоящего из нескольких воткнутых в пробку булавок.
Г-ну Дабюрону достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что за человек стоит перед ним.
Да, никаких сомнений, это был тот самый мужчина с лицом кирпичного цвета, о котором говорил мальчишка из Ла-Жоншер.
А уж усомниться в том, что это честный человек, было совершенно невозможно. У него было доброе, открытое лицо.
— Ваша фамилия? — задал вопрос судебный следователь.
— Мари Пьер Леруж.
— Вы что же, родственник Клодины Леруж?
— Я её муж, сударь.
Как! Муж убитой жив, а полиция и не подозревает о его существовании?
Именно так и подумал г-н Дабюрон.
Чего же тогда стоит весь поразительный прогресс техники?
Сейчас, как и двадцать лет назад, если у правосудия возникли сомнения, приходится тратить уйму времени и денег, чтобы получить ничтожную справку. В большинстве случаев проверить общественное положение свидетеля или обвиняемого стоит огромных трудов.
В пятницу днём отправили запрос на сведения о Клодине, сегодня уже понедельник, а ответа нет как нет.
И хотя существует фотография, электрический телеграф, имеются тысячи возможностей, неизвестных раньше, они не используются.
— Но ведь все считали её вдовой, — заметил следователь, — и она сама выдавала себя за вдову.
— Так это она чтоб как-то оправдать своё поведение. Да мы так и условились между собой. Я ведь ей сказал, что для неё я умер.
— Вот как… А вы знаете, что она пала жертвой чудовищного преступления?
— Господин из полиции, который нашёл меня, сказал мне об этом, — помрачнев, отвечал моряк и глухо пробурчал: — Дрянная она была женщина.
— Как! Вы, муж, и так отзываетесь о ней?
— Эх, сударь, уж я-то имею на это право.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100