- Я чап-чапыч, - подтвердил старик, неожиданно отобрал у Ната
карточку и водворил ее снова в карман пиджака.
- Давайте-ка сматываться отсюда, - тихо сказала Нату Молли.
Раса, вызванная к жизни воздействием радиации, отметил про себя Нат.
Чап-чапычи Северной Калифорнии. Здесь как раз расположен их анклав. Ему
вдруг захотелось узнать, сколько их здесь? Десять? Тысяча? И вот такую
местность выбрал для себя Ричард Конгросян в качестве места обитания!
Но, возможно, Конгросян был прав. Ведь это тоже люди, несмотря на их
уродливую внешность. Они получают почту, выполняют какие-то несложные
работы или поручения, а может быть, просто существуют на пособие,
выделяемое администрацией округа, если совсем не в состоянии работать. Они
никого не беспокоят и во всех отношениях совершенно безвредны. Он теперь
даже испытывал некоторое чувство стыда за свою собственную реакцию - эту
его первоначальную, совершенно инстинктивную антипатию к чап-чапычам.
- Хотите монету? - спросил он у старика - чап-чапыча и протянул ему
платиновые пять долларов.
Кивнув в знак благодарности, чап-чапыч принял монету.
- Спысиба.
- Конгросян живет где-то вдоль этой дороги, верно?
Чап-чапыч показал, в какую сторону ехать.
- Вот и прекрасно, - произнес Джим Планк. - Поехали дальше. Мы на
правильном пути.
Он повернулся к Нату и Молли и повторил, на этот раз более
настоятельным тоном:
- Поехали дальше.
Они все снова расселись в кабине такси. Нат включил двигатель, и они
проехали мимо бензоколонки и старика - чап-чапыча, который стоял, глядя на
то, как они отъезжают, с безучастным видом, словно отключенный симулакрон.
- Ну и ну, - выдавила из себя Молли, тяжело отдуваясь. - Конгросян,
наверное, совсем рехнулся, как о том уже давно говорят, зарывшись в такой
глуши. Я бы ни за что не стала жить в таком болоте. Я уже сожалею о том,
что приняла участие в этой поездке. Давайте-ка лучше запишем его в студии,
о'кэй? Мне не терпится вернуться.
Такси-автомат продолжало ползти дальше, нырнуло под полог густо
переплетенных лиан, а затем перед его пассажирами снова предстали руины
какого-то городка.
Ровные ряды гниющих в сырости деревянных домов с поблекшими
указателями на стенах и выбитыми окнами. Однако, как оказалось, город не
был покинул жителями. То здесь, то там, на тротуарах, через трещины
которых пробивалась серная трава, Нату попадались на глаза люди или,
вернее, - отметил он про себя - чап-чапычи. Пять или шесть из них,
спотыкаясь, медленно и неуклюже брели по каким-то своим делам, если
таковые у них еще были. Одному Богу известно, чем можно было здесь
заниматься. Ни телефонов, ни почты...
Может быть, подумалось ему, Конгросяну по душе умиротворяющая тишина
и спокойствие здешних мест. Здесь было непривычно тихо, единственными
звуками было слабое постукивание об асфальт крохотных капелек моросящего
дождя, вернее даже, влаги, выпадающей из тумана. Может быть, стоит только
привыкнуть к этому и...
Но он тут же четко себе представил, что никогда не смог бы привыкнуть
к этому. Слишком уж явно заметен был характерный для этих мест полнейший
упадок, отсутствие какого бы то ни было роста или развития. Они, конечно,
несчастные создания! - отметил он про себя, вот только руки совсем
опускать им никак уж нельзя, они обязаны поддерживать в приличном
состоянии свои поселения. То же, что предстало здесь его взгляду,
наполнило его унынием.
И, подобно Молли, он уже тоже раскаивался в том, что связался с этой
поездкой.
- Я бы очень долго и мучительно думал, - произнес он громко, -
прежде, чем закопаться в такой дыре. Но стоит в себе ощутить способность
на такой поступок, как уже легко можно смириться с самым трудным аспектом
жизни.
- В чем же он заключается, этот самый трудный аспект жизни?
- В безраздельном господстве над нами прошлого, - ответил он. - В
таких местах прошлое господствует над душами и умами людей всецело, во
всех без исключения отношениях. Их общее прошлое - война, которая
непосредственно предшествовала этой эпохе, и вызванные ею последствия.
Экологические изменения, коснувшиеся условий жизни каждого человека. Это
своего рода музей, но музей живой. Музей, свидетельствующий о развитии
рода человеческого вроде бы по спирали...
Он зажмурил глаза. Интересно, подумал он, рождаются ли дети у
чап-чапычей? Генетически этому ничто не мешает. Я это точно знаю. Эта
ветвь человечества явно ущербна - но тем не менее это одна из ветвей
человечества, и она растет дальше.
Они выжили. И это даже очень неплохо, учитывая сложившуюся здесь
окружающую среду, для эволюционного процесса. Именно так и работает
эволюция, еще со времени появления первых трилобитов. Ему стало не по себе
от мысли.
И затем вот что еще он отметил про себя - я видел уже это внешне
уродливое отклонение раньше. На картинах. В реконструкциях. Эти гениальные
догадки оказались весьма правдоподобными. Не исключено, что потом они еще
были откорректированы с помощью аппаратуры фон Лессинджера. Сутулые тела,
массивные челюсти, неспособность питаться мясом из-за отсутствия резцов в
качестве передних зубов, значительные затруднения с речью вследствие
неразвитости гортани...
- Молли, - произнес он вслух, - вы догадываетесь, кем они на самом
деле являются, эти чап-чапычи?
Она кивнула.
- Неандертальцами, - предположил Джим Планк. - Это никакие не
мутанты, появившиеся в результате воздействия радиации, это регресс
эволюции, проявление атавистических черт.
Такси-робот продолжало упрямо ползти через городок чап-чапычей.
Разыскивая слепо, чисто механически, расположенное неподалеку прибежище
всемирно известного пианиста Ричарда Конгросяна.
9
Рекламка Теодоруса Нитца пропищала:
- В присутствии незнакомых разве вы не чувствуете временами себя так,
будто вы вообще не существуете? Разве вам не кажется, что они вас не
замечают, ведут себя так, будто вы невидимы? То ли в автобусе, то ли в
салоне космического корабля вы разве временами не обнаруживаете, обведя
взглядом окружающих, что никто из них, абсолютно никто не то что не
обращает на вас никакого внимания - даже вида не подает, будто вас видят,
вы им всем совершенно безразличны и что, весьма возможно, даже...
Маури Фрауэнциммер тщательно прицелился и подстрелил рекламку Нитца
из своего дробовика, заряженного шариками с двуокисью углерода, когда она
присела на дальней стене его захламленного кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74