В резком контрасте с бледным лицом была красная шея. Кровь выступила в большом количестве, вызванная глубоким порезом.
Смерть зачесалась у меня в носу сладким запахом, и ужас охватил меня. Я упал на колени, и меня рвало, пока в желудке больше ничего не осталось от баранины и «рошфора» — разве что самая малость красного вина. Матушка настоятельница подозвала послушницу и приказала убрать рвоту.
— Кто? — прохрипел я грубым голосом, когда меня подняли. — За что?
— Вот именно эти два вопроса я и хочу вам задать, — сказал маленький человек с черным локонами и улыбнулся неподобающим образом. — Ответ на второй вопрос, надеюсь, приведет к прояснению первого. К сожалению, до сих пор оба открыты. Вероятно, вы можете помочь мне, пролить немного света на это дело.
— Кто вы? — спросил я отчасти с искренним интересом, отчасти, чтобы выиграть время. Я должен был оценить обстановку. То, что здесь не идет речь об убийстве целестинца, обрадовало меня. Но гибель доброй сестры Виктории — столь жестокая гибель, — омрачала мою радость.
— О, простите, — коротышка улыбнулся снова и отвесил явно шутливый поклон. — Меня зовут Пьеро Фальконе. Я лейтенант стражи Шатле и расследую этот случай.
— Странное имя, — пробормотал я.
Лейтенант изобразил на лице виноватое выражение.
— Мой отец родом с Сицилии. А ваш? Как зовут вас? И кто вы, месье?
— Арман Сове из Сабле, — ответил я с запинкой, все еще находящийся под впечатлением неслыханного убийства Хотя вид был ужасен, я не мог оторвать глаз от бледного лица и красной шеи августинки.
— Из Сабле на Сарте?
Я кивнул в знак подтверждения.
— А каков род ваших занятий?
— Переписчик.
— Где вы работаете?
— В соборе Парижской Богоматери. — Фальконе бросил на меня удивленный взгляд.
— Что же там можно переписывать?
— Я еще не знаю. Я как раз шел, чтобы вступить в свою должность у отца Фролло.
— Ах, у архидьякона, — казалось, ответ впечатлил Фальконе.
— Сегодня утром отец Фролло был в госпитале, — сказала матушка-настоятельница, — Значит, он разговаривал с сестрой Викторией.
— Верно, — подтвердил я. — Он пришел, чтобы предложить мне должность переписчика Вскоре после этого я покинул госпиталь, и с тех пор я не видел сестру Викторию.
— Она умерла днем, — объяснил лейтенант стражи Шат-ле. — Ее милосердие послужило причиной ее смерти.
Я не понял его и сказал об этом.
— Убийцей сестры Виктории должен быть нищий, который теперь исчез, — пояснил Фальконе. — Его нашли совсем обессилевшим у ворот госпиталя и положили в кровать. Сестра Виктория заботилась о нем. После ее не видели. Когда послушница хотела проверить нищего и отодвинула полог у его кровати, там лежал не хворый, а… — он показал на мертвую.
— Нищий! — вырвалось у меня, и я подумал о загадочном Колене.
— Да, — кивнул Фальконе. — Почему? У вас есть подозрения, месье Сове?
— Нет. Я только подумал, как много нищих в Париже. Их, должно быть, сотни.
— Тысячи, — ответил лейтенант стражи. — До сотни доходят только различные братства, в которые они сбиваются.
Было ли это правильно — не рассказать о Колене? Но чему это могло помочь? Схватить бродягу так же трудно, как и тень. Как мне следовало объяснить, какую роль он играл, какого рода связь была между ним и мной — для меня самого все это находилось в потемках. То малое, что я знал сам, звучало так странно, что подозрение упало бы также и на меня. Фальконе подумает, что я пытаюсь выгородить себя.
— Вы похоже задумались о чем-то, месье Сове, — тон Фальконе был нейтрален, но взглядом он буравил меня.
— Я спрашиваю себя, почему неизвестный нищий убил сестру Викторию. Что можно украсть у монахини?
— Ее голос.
— Как можно украсть ее голос?
— При этом разрезают горло, как это и сделал убийца. Постепенно я понял.
— Это значит, он хотел заставить сестру Викторию замолчать?
— Похоже на то, на это указывает и следующее. Это торчало во рту умершей, когда ее нашли.
Фальконе что-то достал из кармана пальто и протянул мне. Сложенный листок плотной бумаги с простым рисунком решетки на обратной стороне, а на лицевой — украшенный яркой картинкой. Она изображала руку, которая протягивала наверх суковатую палку, и рядом — число «X».
— Игральная карта, — постановил я. — «Десятка». И что это должно значить?
— А вы разве не знаете, месье Сове?
— А стал бы я тогда спрашивать?
— Но вы знаете, что означает карта! — закричал Фальконе.
— Если карта торчит во рту умершей, то она должна, пожалуй, что-то означать.
Теперь лейтенант стражи снова улыбнулся:
— Действительно. К счастью, матушка настоятельница хорошо разбирается в тайном значении карт. Объясните это месье Сове, достопочтенная мать.
— У карты много значений, — сказала настоятельница с каменным лицом. — У десятки их три: препятствие, предатель, а также начало и конец.
— Из чего мы можем следовать, — снова взял слово Фальконе, — что убийца хочет нам сообщить следующее: убийством сестры Виктории он устранил препятствие со своего пути, а именно положил конец предательнице.
Мать-настоятельница кивнула:
— Именно так.
Фальконе бросил быстрый взгляд на нее.
— Впрочем, удивительно, что вы так хорошо разбираетесь в картах, достопочтенная матушка. Разве церковь не гласит, что карты дьявольские происки?
— Чтобы пресечь козни дьявола, нужно их знать, — бесстрастно возразила старая августинка.
— Достойный всякой похвалы взгляд, — сказал лейтенант стражи. — Жаль, что церковь не сделает его повсеместным.
— Но что предала сестра Виктория? — вмешался я в их разговор. — И кого?
— Хороший вопрос, — с улыбкой ответил Фальконе. — И ответ вам не известен?
— Почему мне?
— Разве не вы сегодня утром увлеченно беседовали с умершей?
— О сущих пустяках.
— О каких пустяках шла речь?
Мне бы и в голову не пришло очернить моего нового патрона, поэтому я ответил после недолгого колебания:
— Мы говорили на совершенно общие темы о Париже. Я еще совсем не знаю город.
— Тогда сестра Виктория, видимо, сказала кому-то другому то, что ей следовало оставить при себе.
— И чего было достаточно, чтобы навлечь на себя смерть? — испуганно воскликнул я.
— Слова уже приносили другим смерть, — тихо сказала матушка настоятельница.
— Но зачем игральная карта? — спросил я. — Почему убийца делает этот намек?
— Именно это зависит от него, — ответил Фальконе. — Убийство должно напугать других, закрыть их рот на замок. Предатели найдут такой же конец, как и сестра Виктория. Таково послание этого поступка. Или лучше сказать, поступок есть послание.
— Простите, если я вмешиваюсь, — сказала матушка настоятельница. — Я бы обмыла сестру Викторию и распорядилась о молебне.
Фальконе кивнул:
— Само собой разумеется, достопочтенная матушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Смерть зачесалась у меня в носу сладким запахом, и ужас охватил меня. Я упал на колени, и меня рвало, пока в желудке больше ничего не осталось от баранины и «рошфора» — разве что самая малость красного вина. Матушка настоятельница подозвала послушницу и приказала убрать рвоту.
— Кто? — прохрипел я грубым голосом, когда меня подняли. — За что?
— Вот именно эти два вопроса я и хочу вам задать, — сказал маленький человек с черным локонами и улыбнулся неподобающим образом. — Ответ на второй вопрос, надеюсь, приведет к прояснению первого. К сожалению, до сих пор оба открыты. Вероятно, вы можете помочь мне, пролить немного света на это дело.
— Кто вы? — спросил я отчасти с искренним интересом, отчасти, чтобы выиграть время. Я должен был оценить обстановку. То, что здесь не идет речь об убийстве целестинца, обрадовало меня. Но гибель доброй сестры Виктории — столь жестокая гибель, — омрачала мою радость.
— О, простите, — коротышка улыбнулся снова и отвесил явно шутливый поклон. — Меня зовут Пьеро Фальконе. Я лейтенант стражи Шатле и расследую этот случай.
— Странное имя, — пробормотал я.
Лейтенант изобразил на лице виноватое выражение.
— Мой отец родом с Сицилии. А ваш? Как зовут вас? И кто вы, месье?
— Арман Сове из Сабле, — ответил я с запинкой, все еще находящийся под впечатлением неслыханного убийства Хотя вид был ужасен, я не мог оторвать глаз от бледного лица и красной шеи августинки.
— Из Сабле на Сарте?
Я кивнул в знак подтверждения.
— А каков род ваших занятий?
— Переписчик.
— Где вы работаете?
— В соборе Парижской Богоматери. — Фальконе бросил на меня удивленный взгляд.
— Что же там можно переписывать?
— Я еще не знаю. Я как раз шел, чтобы вступить в свою должность у отца Фролло.
— Ах, у архидьякона, — казалось, ответ впечатлил Фальконе.
— Сегодня утром отец Фролло был в госпитале, — сказала матушка-настоятельница, — Значит, он разговаривал с сестрой Викторией.
— Верно, — подтвердил я. — Он пришел, чтобы предложить мне должность переписчика Вскоре после этого я покинул госпиталь, и с тех пор я не видел сестру Викторию.
— Она умерла днем, — объяснил лейтенант стражи Шат-ле. — Ее милосердие послужило причиной ее смерти.
Я не понял его и сказал об этом.
— Убийцей сестры Виктории должен быть нищий, который теперь исчез, — пояснил Фальконе. — Его нашли совсем обессилевшим у ворот госпиталя и положили в кровать. Сестра Виктория заботилась о нем. После ее не видели. Когда послушница хотела проверить нищего и отодвинула полог у его кровати, там лежал не хворый, а… — он показал на мертвую.
— Нищий! — вырвалось у меня, и я подумал о загадочном Колене.
— Да, — кивнул Фальконе. — Почему? У вас есть подозрения, месье Сове?
— Нет. Я только подумал, как много нищих в Париже. Их, должно быть, сотни.
— Тысячи, — ответил лейтенант стражи. — До сотни доходят только различные братства, в которые они сбиваются.
Было ли это правильно — не рассказать о Колене? Но чему это могло помочь? Схватить бродягу так же трудно, как и тень. Как мне следовало объяснить, какую роль он играл, какого рода связь была между ним и мной — для меня самого все это находилось в потемках. То малое, что я знал сам, звучало так странно, что подозрение упало бы также и на меня. Фальконе подумает, что я пытаюсь выгородить себя.
— Вы похоже задумались о чем-то, месье Сове, — тон Фальконе был нейтрален, но взглядом он буравил меня.
— Я спрашиваю себя, почему неизвестный нищий убил сестру Викторию. Что можно украсть у монахини?
— Ее голос.
— Как можно украсть ее голос?
— При этом разрезают горло, как это и сделал убийца. Постепенно я понял.
— Это значит, он хотел заставить сестру Викторию замолчать?
— Похоже на то, на это указывает и следующее. Это торчало во рту умершей, когда ее нашли.
Фальконе что-то достал из кармана пальто и протянул мне. Сложенный листок плотной бумаги с простым рисунком решетки на обратной стороне, а на лицевой — украшенный яркой картинкой. Она изображала руку, которая протягивала наверх суковатую палку, и рядом — число «X».
— Игральная карта, — постановил я. — «Десятка». И что это должно значить?
— А вы разве не знаете, месье Сове?
— А стал бы я тогда спрашивать?
— Но вы знаете, что означает карта! — закричал Фальконе.
— Если карта торчит во рту умершей, то она должна, пожалуй, что-то означать.
Теперь лейтенант стражи снова улыбнулся:
— Действительно. К счастью, матушка настоятельница хорошо разбирается в тайном значении карт. Объясните это месье Сове, достопочтенная мать.
— У карты много значений, — сказала настоятельница с каменным лицом. — У десятки их три: препятствие, предатель, а также начало и конец.
— Из чего мы можем следовать, — снова взял слово Фальконе, — что убийца хочет нам сообщить следующее: убийством сестры Виктории он устранил препятствие со своего пути, а именно положил конец предательнице.
Мать-настоятельница кивнула:
— Именно так.
Фальконе бросил быстрый взгляд на нее.
— Впрочем, удивительно, что вы так хорошо разбираетесь в картах, достопочтенная матушка. Разве церковь не гласит, что карты дьявольские происки?
— Чтобы пресечь козни дьявола, нужно их знать, — бесстрастно возразила старая августинка.
— Достойный всякой похвалы взгляд, — сказал лейтенант стражи. — Жаль, что церковь не сделает его повсеместным.
— Но что предала сестра Виктория? — вмешался я в их разговор. — И кого?
— Хороший вопрос, — с улыбкой ответил Фальконе. — И ответ вам не известен?
— Почему мне?
— Разве не вы сегодня утром увлеченно беседовали с умершей?
— О сущих пустяках.
— О каких пустяках шла речь?
Мне бы и в голову не пришло очернить моего нового патрона, поэтому я ответил после недолгого колебания:
— Мы говорили на совершенно общие темы о Париже. Я еще совсем не знаю город.
— Тогда сестра Виктория, видимо, сказала кому-то другому то, что ей следовало оставить при себе.
— И чего было достаточно, чтобы навлечь на себя смерть? — испуганно воскликнул я.
— Слова уже приносили другим смерть, — тихо сказала матушка настоятельница.
— Но зачем игральная карта? — спросил я. — Почему убийца делает этот намек?
— Именно это зависит от него, — ответил Фальконе. — Убийство должно напугать других, закрыть их рот на замок. Предатели найдут такой же конец, как и сестра Виктория. Таково послание этого поступка. Или лучше сказать, поступок есть послание.
— Простите, если я вмешиваюсь, — сказала матушка настоятельница. — Я бы обмыла сестру Викторию и распорядилась о молебне.
Фальконе кивнул:
— Само собой разумеется, достопочтенная матушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148