Теперь я услышал постукивание дерева и металла, как и тихие голоса, порой только краткие крики. Где я теперь находился, тяжело работали. Пахло маслом и жиром. И пахло сухой бумагой. Это был запах, который я разобрал бы еще в могиле, так я верил и думал, что, возможно, скоро смогу установить, действительно ли это было так.
Шаги нескольких мужчин стучали возле моего уха, и я услышал голос мэтра Гаспара, отдающий приказ:
— Развяжите мешок! Ищейка уже достаточно поспал. Мешок схватили и швырнули. Я ударился головой обо что-то твердое, пожалуй, о стену, и это был только вопрос времени — лопнет ли мой череп, как оброненное яйцо.
Свет ламп и свечей бил в глаза, когда сильные руки вынули меня из мешка. Я быстро зажмурился и упал на пол, в надежде, что меня примут за потерявшего сознание и обождут. Ушат воды смыл надежду. Кашляя и хватая ртом воздух, я не мог притворяться спящим. Итак, я открыл глаза и увидел напротив троих мужчин, которые все были в кожаных фартуках. Двое держали ножи в руках и, похоже, не знали, перерезать мне путы или фитиль моей жизни. Третий мужчина, настоящая бочка в виде коренастого парня, который казался еще шире с упертыми в бока руками, должно быть был мэтр Гаспар.
— Разрежьте веревки, — приказал он, и я вздохнул. — Ничтожество никуда от нас не денется.
Путы упали с моих рук и щиколоток, и я неловко растер онемевшие руки и ноги. С трудом я поднялся.
— Ну что, лучше? — спросил Гаспар без искреннего участия.
— Да, получше.
— Ах, ты и говорить умеешь? Мило. Тогда выкладывай-ка! Как тебя зовут и почему ты расспрашивал Фалурдель об убийстве?
— Почему вы хотите это знать?
Один из людей Гаспара ударил локтем мне по левой почке. Я закричал от боли.
— Отвечай на мои вопросы, тогда тебе не придется кричать, — вероломная гримаса искривила физиономию Гаспара, казавшуюся блином. — Итак, как твое имя?
— Меня зовут Понсе, и я новичок в Париже, — солгал я, чтобы спасти себя от следующих болезненных тычков. — Если я какой-нибудь глупостью вызвал ваше неудовольствие, простите меня.
— Явно было глупо, так выпытывать старую Фалурдель, — возразил Гаспар.
— Какое тебе дело до убийства, а?
— Ах, только любопытство. Я считаю такие истории по-настоящему волнующими и хотел…
Дальше я не дошел. Краткий кивок мэтра Гаспара, и на этот раз я получал одновременно два удара — один по каждой почке. Боль пронзила меня, я даже покачнулся. Горький привкус желчи поднялся у меня в горле. Я подавился и сплюнул. Цветные звезды и черные полосы затанцевали у меня перед глазами.
— Отнесите его в мастерскую! — приказал Гаспар. — Мы должны действовать немного ловчее, чтобы развязать ему язык.
Двое парней подхватили меня под мышки и протащили из чулана в большее помещение, где трое других мужчин в кожаных фартуках занимались своей работой. Они с любопытством взглянули на меня, — но без сочувствия. Тут же мне стало ясно, что мне не от кого ждать помощи.
— Если ты попытаешься смыться, это повлечет болезненные последствия, — предупредил меня Гаспар. — Кричать можешь, сколько хочешь — это не поможет тебе. На дворе снаружи никого нет, а стекла толстые и снаружи, как и внутри закрыты на большие замки.
— Возможно, нам следует его немного поджарить, — один из тех двоих, что притащили меня, указал на огромную печь, на которой дымилась кастрюля. Третий сидел недалеко от плиты за столом перед весами для монет и сортировал серебряные монеты. Некоторые шли в мешок, другие — в кастрюлю.
И тут я понял, каким промыслом занимался мэтр Гаспар и его люди. Они были литейщиками и весовщиками. Фальшивомонетчиками. И то, что они открыли мне свою тайну, означало, что они не отпустят меня живым.
— Нет, не огонь, — решил Гаспар. — Месье Ищейка кажется немного неженкой. От огня некоторые быстро лишаются чувств, и потом он не сможет больше говорить. Нужно его так изувечить, чтобы он это видел, но все же оставался в сознании, — он оглянулся и кивнул. — Ах, пресс, прекрасно!
Теперь и я увидел его и испугался вдвойне словам Гаспара и при виде машины, которая стояла на тяжелых деревянных подпорках посередине комнаты. Это было дьявольское изобретение Гутенберга — печатный станок! Тут мне пришло в голову, где я слышал имя Гаспара: на Свином рынке.
— Вы мэтр Гаспар Глэр, книгопечатник! — выпалил я.
— Итак, тебе кое-что известно. Чудесно, сейчас ты расскажешь еще больше. Вперед, его руку!
Гаспар Глэр потер свои вымазанные черной краской руки и наблюдал затем, как его подмастерья тащат меня к книгопечатному прессу. При этом мы прошли мимо маленького аппарата, который выглядел точно так же, но служил не для печати на бумаге, а для чеканки монет. Постепенно я собрал все нити воедино, но, похоже, слишком поздно. Оба парня крепко держали меня, и человек, который прежде сидел у весов для монет, сжал мою правую руку под деревянный прямоугольник печатного тигеля. Они явно не впервой проделывают подобное, и в моем воображении всплыл однорукий Николя. Действительно ли он потерял руку во время несчастного случая?
Мэтр Гаспар положил свои руки на длинный оловянный рычаг, который был связан деревянным шпинделем с печатным тигелем, и посмотрел требовательно на меня.
— Итак, дружок Понсе или как тебя там зовут. Сейчас настало время для правды, если ты не хочешь провести остаток жизни калекой.
— Если я буду молчать, вы сделаете меня калекой, если я буду говорить — трупом. Прекрасный выбор оставляете вы мне!
— Почему я должен тебя убить?
— Потому что я знаю ваше имя и знаю, что вы печатаете не только тексты.
Мэтр Гаспар сделал долгий выдох:
— Ты чересчур много думаешь, ищейка. Возможно, я буду милостив и отпущу тебя, если ты пообещаешь развернуться к Парижу спиной. Итак, ну как, ты будешь говорить?
— Нет!
Мой голос звучал не так уж твердо, как было мое решение. И все же это была единственная возможность выжить. С момента прибытия в Париж я видел слишком много жестко убитых, чтобы поверить в милость книгопечатника.
Он повернул рычаг в сторону. Шпиндель повернулся и прижал тигель плотнее к тяжелой деревянной пластине, на которой лежала моя рука. Я взглянул на мою дрожащую руку, которую напрасно пытался вытянуть, и на тигель, который приближался все ближе и ближе, пока не коснулся моей кожи. Давление уже усилилось, и подмастерье книгопечатника мог отпустить мою зажатую руку.
Гаспар Глэр убрал руку с рычага:
— Последняя возможность спасти твою руку!
Этот проклятый богом пресс! Я всегда подозревал, что однажды он станет моей смертью. Я еще больше проклинал Иоганна Гутенберга — и а тот же момент приносил извинения. Возможно, я слишком часто ругал его, и это стало его жестокой местью. Недостаточно того, что его машина лишила меня постоянного заработка — теперь она пожирает еще и мое тело, возможно, мою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148