— Что вам снилось? — спросил монах-призрак с неожиданным волнением, которое сменилось приступом кашля. — С каких пор у вас эти сны?
— С тех пор как я живу в Северной башне Нотр-Дама, — ответил я и пересказал ему свои сны.
— Итак, с тех пор, как вы живете в Нотр-Даме, — он задумчиво закивал головой, и вдруг его пальцы вцепились с болезненной твердостью в мою левую руку. — Нет ли у отца Фролло своей тайной кельи, его ведьмовской кухни, совсем рядом с вашей?
Я подтвердил это и сказал немного удивленно:
— Вы хорошо информированы.
— Может, камень уже в руках Фролло? — вопрос был обращен не ко мне. Монах-призрак смотрел сквозь меня с неподдельным ужасом в глазах. — Или он уже разгадал загадку Фла-меля?
— Я едва верю в это, — сказал я и рассказал, как я наблюдал за Фролло у могилы Николая Фламеля и в полуразрушенном доме алхимика. — И потом, на собрании, когда великий магистр спросил Фролло о солнечном камне, архидьякон ответил, что он находиться буквально перед разгадкой тайны.
— О чем вы говорите, Арман, о каком великом магистре, о каком собрании?
— Об этбм вы должны бы знать, во всяком случае, один из ваших людей, очень хороший лучник, спас меня от тамплиеров.
— Я ничего не знаю, о чем вы говорите, — возразил он. — Расскажите мне обо всем по порядку!
Я поведал ему о моем полудобровольном проникновении в подземный мир острова Сите и о встрече тамплиеров или как они в действительности себя называли. Здесь в Париже явно ничто не соответствовало тому, за что выдавало себя. Порой я не был уверен даже в самом себе.
— Я не имею понятия о собрании и месте, на котором оно состоялось, — тихо сказал мой странный хозяин. — Тем более, о том, кто этот стрелок. Он действовал не по моему поручению.
— Вам так же мало известно и о жнеце Нотр-Дама, не так ли? — мой тон был ироничнее, чем я сам того хотел, так неуверен я был.
— Вы мне не верите, Арман?
— Кому же я должен верить, если никто не является тем, за кого себя выдает? Если вы подвергаете сомнению и Бога и Сатану!
— Не Бога и Сатану, а только ошибочную веру, которую распространяют священники. Вмешательство неизвестного стрелка означает, что не долго существовать игре только белых и черных.
Я не понял и сказал ему об этом.
— Вспомните о знамени тамплиеров, которое вы видели. Черный и белый его цвета, цвета тьмы и света, — он указал на шахматную игру с раскрашенными белыми и черными фигурами. — Белые борются против черных за солнечный камень, и шахматная доска — улицы Парижа.
— И себя вы считаете белыми игроками, — предположил я. В моем голосе опять проскользнула насмешка. Что-то в глубине меня подталкивало ранить монаха-призрака. — А Фролло — тот, кто движет черными фигурами на доске.
— Последнее вдвойне неправильно. Фролло может быть в одном лице и королем и королевой, так опасны его ходы. Но и он сам фигура на игральной доске. Кто знает, возможно, он даже считает, что относится к белой партии, как и многие из его соратников. Ликвидацией материального они хотят спасти души, и при этом они слепы и не видят, что ими руководит Сатана.
Я измученно застонал:
— Сатана — черный игрок?
— Он управляет ходами, за властной рукой может даже скрываться человеческая личность. К сожалению, вы не могли видеть его лицо, иначе я бы сейчас знал, кто мой главный противник!
— Великий магистр?
— Да! — монах-призрак тяжело вздохнул. — Он должен быть очень могущественным, не только негласно. Я предполагаю, что он даже находится в ближайшем окружении короля. Только так он сумел заполучить столько союзников в правительстве и Церкви. К тому же Людовик сам пару раз посещал отца Фролло и просил его о совете алхимика.
— С какой целью?
— Королю постоянно нужны деньги, и он боится, что конец его жизни близок. Как раз те случаи, которые всегда помогали алхимикам соблазнить легковерных. Они обещают золото и эликсир жизни, но до сих пор еще никто не сдержал обещания. Даже Фролло, иначе у дреговитов золота было бы в избытке и им не пришлось ругаться с Марком Сененом.
— Ах, да, этот странный пленник. Что же в нем такого?
— Он обнаружил, что в королевской казне есть плохие деньги, монеты с недостающим весом, выпущенные дреговитами и обмененные на настоящее золото. Сперва они заставили Сенена молчать. Когда он не смог больше играть по правилам их нечестной игры, они заставили его исчезнуть. Теперь они держат его в неизвестном месте. Вероятно, они хотели выяснить под пытками, что ему известно и кому он еще что-либо рассказал.
Что-то передернулось в Колетте. Дрожь прошла по ее руке, и вода выплеснулась из-за краев миски, оставив большое пятно на матраце. Для такой молодой девушки слова монаха-призрака, должно быть, звучали чудовищно. Как и для меня.
Я сел на кровати и громко рассмеялся своему собеседнику прямо в ужасное лицо.
— Уж не хотите ли вы мне рассказать, — фыркнул я, — что Сатане нужны деньги?
— Но именно так оно и есть, — возразил он и указал снова на шахматную доску. — Его шахматные фигуры — люди, которые хотят есть и пить, которые хотят быть вознаграждены за свои услуги — пока они не действуют по идейным соображениям. Когда Сатана создал мир материального, видимый мир, он подчинился его законам. О да, ему нужны деньги, чтобы вести войну, чтобы найти солнечный камень!
— Мы с этим опять оказались в Монсегюре. Что произошло с Амьелом-Аикаром? Его обнаружили помощники Удо?
— Нет, Господь не покинул его. Амьел-Аикар отправился туда, где преследователи предполагаемых еретиков меньше всего ожидали найти их большее сокровище, в Париж. Сюда пришел, считайте это иронией судьбы, и Удо.
— Он выжил?
— Как бы он иначе добрался до Парижа? — монах-призрак, казалось, немного разозлился моим вмешательством. Его приступы кашля стали чаще и сильнее. Он явно хотел скорее дойти до конца. — Остановимся пока на Удо, который принес чертежи мировой машины в Париж. Вы явно с интересом выслушаете, что стояло за этим. Итак, чтобы разбудить силу трансмутации, которая телесное превратит снова в духовное, требовался не только солнечный камень. Также важна для осуществления плана и мировая машина, которая придает смарагду лишь раскрытие его силы. В Париже машина была построена где-то тайно.
— Она была построена Удо?
— Нет, великим ученым, который, к сожалению, посвятил свои способности службе дреговитам. Он приехал из Каталонии, звался Раймон Люлль и был назван Раймондом Лулли-ем, — он указал на стену книг. — Там стоит его важнейший труд «Arc magna et ultima». Конечно, machina mundi, машина мира, осталась тайным предприятием. Знаменит Луллий стал благодаря своей мыслящей машине, инструменту для соединения хода мыслей. С ней мы сейчас работаем. Дреговитам не хватало всего лишь смарагда. Они надеялись найти на Востоке другой осколок из короны Люцифера или, по крайней мере, указание, как можно запустить мировую машину без солнечного камня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148