Чтобы заставить тебя учить язык, Филипп настоял на том, чтобы мы до конца лета разговаривали только по-французски. Ты тогда просто рассвирепела. Ты так рассердилась на него, что поклялась никогда больше не готовить ему шоколадных пирожных.
Она взглянула на Филиппа и заметила, что он за ней наблюдает. Судя по всему, он получал удовольствие от этих воспоминаний, но о чем еще он думал, было трудно сказать. Мысли Филиппа всегда было трудно прочесть.
– Я это помню, – сказала она, переключая внимание на Лоренса. – А он сказал мне в ответ, видимо, что-то очень злое, хотя я не поняла, потому что он сказал это по-французски. А к тому времени, как я выучила французский, я не смогла вспомнить, что он сказал.
– C’est pour le mieux, – почти шепотом произнес Филипп, потом поставил чашку и отошел от стола.
– Это к лучшему, так? – задумалась она, глядя ему в спину. – Наверное, так оно и было, хотя мне не хочется в этом признаваться. – Она усмехнулась. – Как это похоже на тебя, Филипп. Ты всегда знаешь, что лучше для каждого.
Он повернул голову, как будто хотел ответить, но передумал. Остановившись возле окна у двери, он наклонил голову и стал смотреть на освещенный светом газового фонаря тротуар наверху, как будто ему не терпелось уйти.
– Таков уж наш Филипп, – сказал, соглашаясь с ней, Лоренс. – Но знаешь ли, он обычно бывает прав. Вот что бесит больше всего.
«Нет, больше всего бесит то, что он вмешивается в дела каждого», – хотелось ей сказать, но она придержала язык.
– У меня как раз имеется несколько свеженьких песочных пирожных, – сказала она вместо этого. – Не хочешь ли попробовать?
– Великолепная идея! Я проголодался.
– Ты не можешь проголодаться, Лоренс, – сказал через плечо Филипп. – Тем более после обильного ужина в «Савое».
– Но я соскучился по песочным пирожным Марии, – ответил младший брат. – Я не пробовал их с детства. – Сделав вид, что обижен, он напомнил Марии, что, вернувшись из своей школы-интерната, она больше их не готовила.
– Я не виновата в этом, – сказала она, отправляясь в кладовку за любимым лакомством Лоренса. – Виноват отец.
Вместе с двумя песочными пирожными она принесла одно шоколадное для Филиппа, хотя сомневалась, что он будет его есть.
– Папа заявил, что я теперь стала леди, и больше не разрешал мне работать в кухне.
– Когда ты вернулась домой, ты была настоящей маленькой леди, – согласился Лоренс. – Хорошенькая, как картинка, и вся в кружевах и ленточках. Мы с Филиппом с трудом тебя узнали. – Он фыркнул. – А помнишь, как ты однажды потеряла ленточку для волос?
– Помню. Она принадлежала маме, и папа дал мне ее в то лето, когда я приехала домой из Франции. Лента была алая, и на ней были вышиты белые маргаритки.
– Когда она потерялась, ты ужасно расстроилась. Нечего было делать, нам пришлось перевернуть вверх дном весь дом, разыскивая ее. – Он взял пирожное и повернулся к брату: – Ты тоже помнишь это, Филипп?
– Нет, – ответил он, не поворачиваясь. – Боюсь, что не помню.
– Наверное, не помнишь, потому что, как только Мария начала плакать, ты куда-то исчез. Это я с ней целыми часами прочесывал дом в поисках той проклятой штуковины. Мы ее так и не нашли. – Откусив сразу половину пирожного, он аж застонал от удовольствия. – Пропади все пропадом, Мария, ты по-прежнему делаешь лучшие пирожные в мире. Потрясающе вкусно!
– Спасибо, Лоренс, – сказала она и взглянула на его брата. – У меня есть также одно шоколадное, Филипп. Не хочешь ли?
Он расправил плечи и повернулся:
– Спасибо, мисс Мартингейл. Вы очень добры, но я уже поужинал. А теперь я и впрямь должен настоять на том, чтобы мы с братом откланялись. Не хочу, чтобы наше присутствие здесь дало пищу нежелательным толкам. Я уверен, что Лоренс тоже этого не хочет, – добавил он, многозначительно взглянув на брата.
Лоренс тяжело вздохнул.
– Ну, ладно-ладно, – пробормотал он, схватил с тарелки второе пирожное и съел его, направляясь к двери. – Но Мария сказала, что это не имеет значения, а если ее это не тревожит, то я не понимаю, почему…
– Если ее репутация для тебя не является достаточно важной причиной, то позволь мне напомнить, что мисс Мартингейл всего через несколько дней открывает свою кондитерскую. – Филипп открыл дверь и придержал ее, пропуская брата. – У нее, несомненно, очень много работы, и она слишком устала, чтобы всю ночь предаваться воспоминаниям о нашем детстве.
Его желание поскорее уйти домой и намерение уберечь Лоренса от воздействия ее притягательной силы были так очевидны, что она не могла удержаться и постаралась еще немного отсрочить их уход.
– Но я совсем не устала, – возразила она. – Разве я выгляжу усталой, Филипп?
Он повернул голову и окинул ее холодным взглядом синих глаз, как будто определяя, какой следует дать ответ, однако, даже если он сформулировал мнение о ее внешнем виде, он его так и не высказал.
– Усталые женщины выглядят чрезвычайно непривлекательно, – продолжала она сладким голоском, – у нас краснеют и опухают глаза, и лица кажутся такими осунувшимися. – Она с озабоченным видом прикоснулась пальчиками к своему лицу. – Надеюсь, я не выгляжу так ужасно, милорд?
Он открыл было рот, но потом снова его закрыл и приподнял подбородок.
– Я не делал таких оскорбительных высказываний, – заявил он с достоинством.
– Конечно, не делал, – заверил его Лоренс и, взглянув на нее через плечо брата, добавил: – Ведь ты самая красивая девушка из всех, которых мы знаем, и всегда была такой.
– Самая красивая девушка? – эхом повторила Мария, продолжая глядеть на Филиппа. – Это правда?
Он скривил губы, давая понять, что знает: она его просто поддразнивает.
– Лицо у вас не осунулось, мисс Мартингейл, – сказал он, – и глаза не покраснели и не опухли. – Он сделал паузу и добавил: – Откровенно говоря, они у вас очень красивые.
Она поморгала глазами, услышав это неожиданное высказывание, но не успело до ее сознания дойти, что Филипп Хоторн только что сделал ей комплимент, как он продолжил:
– Правда, лицо ваше испачкано мукой, а на фартуке, кажется, пятна от яичного желтка. На платке, которым повязана голова, тоже какое-то пятно. Похоже, от сливочного масла. – Он повернулся и вслед за братом вышел за дверь. – Но позвольте мне заверить вас, – сказал он, уже закрывая за собой дверь, – что лицо у вас совсем не осунулось.
– Спасибо, Филипп, – сказала она ему вслед, – ты большой мастер говорить комплименты.
Дерзкая девчонка!
Филипп вышел из своей спальни на балкон и достал из внутреннего кармана любимого домашнего жакета сигару и спички. Какое она получала сегодня удовольствие, пытаясь поддразнить его. Но если ему не изменяет память, подумал он, зажигая сигару, она всегда получала от такой забавы огромное удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Она взглянула на Филиппа и заметила, что он за ней наблюдает. Судя по всему, он получал удовольствие от этих воспоминаний, но о чем еще он думал, было трудно сказать. Мысли Филиппа всегда было трудно прочесть.
– Я это помню, – сказала она, переключая внимание на Лоренса. – А он сказал мне в ответ, видимо, что-то очень злое, хотя я не поняла, потому что он сказал это по-французски. А к тому времени, как я выучила французский, я не смогла вспомнить, что он сказал.
– C’est pour le mieux, – почти шепотом произнес Филипп, потом поставил чашку и отошел от стола.
– Это к лучшему, так? – задумалась она, глядя ему в спину. – Наверное, так оно и было, хотя мне не хочется в этом признаваться. – Она усмехнулась. – Как это похоже на тебя, Филипп. Ты всегда знаешь, что лучше для каждого.
Он повернул голову, как будто хотел ответить, но передумал. Остановившись возле окна у двери, он наклонил голову и стал смотреть на освещенный светом газового фонаря тротуар наверху, как будто ему не терпелось уйти.
– Таков уж наш Филипп, – сказал, соглашаясь с ней, Лоренс. – Но знаешь ли, он обычно бывает прав. Вот что бесит больше всего.
«Нет, больше всего бесит то, что он вмешивается в дела каждого», – хотелось ей сказать, но она придержала язык.
– У меня как раз имеется несколько свеженьких песочных пирожных, – сказала она вместо этого. – Не хочешь ли попробовать?
– Великолепная идея! Я проголодался.
– Ты не можешь проголодаться, Лоренс, – сказал через плечо Филипп. – Тем более после обильного ужина в «Савое».
– Но я соскучился по песочным пирожным Марии, – ответил младший брат. – Я не пробовал их с детства. – Сделав вид, что обижен, он напомнил Марии, что, вернувшись из своей школы-интерната, она больше их не готовила.
– Я не виновата в этом, – сказала она, отправляясь в кладовку за любимым лакомством Лоренса. – Виноват отец.
Вместе с двумя песочными пирожными она принесла одно шоколадное для Филиппа, хотя сомневалась, что он будет его есть.
– Папа заявил, что я теперь стала леди, и больше не разрешал мне работать в кухне.
– Когда ты вернулась домой, ты была настоящей маленькой леди, – согласился Лоренс. – Хорошенькая, как картинка, и вся в кружевах и ленточках. Мы с Филиппом с трудом тебя узнали. – Он фыркнул. – А помнишь, как ты однажды потеряла ленточку для волос?
– Помню. Она принадлежала маме, и папа дал мне ее в то лето, когда я приехала домой из Франции. Лента была алая, и на ней были вышиты белые маргаритки.
– Когда она потерялась, ты ужасно расстроилась. Нечего было делать, нам пришлось перевернуть вверх дном весь дом, разыскивая ее. – Он взял пирожное и повернулся к брату: – Ты тоже помнишь это, Филипп?
– Нет, – ответил он, не поворачиваясь. – Боюсь, что не помню.
– Наверное, не помнишь, потому что, как только Мария начала плакать, ты куда-то исчез. Это я с ней целыми часами прочесывал дом в поисках той проклятой штуковины. Мы ее так и не нашли. – Откусив сразу половину пирожного, он аж застонал от удовольствия. – Пропади все пропадом, Мария, ты по-прежнему делаешь лучшие пирожные в мире. Потрясающе вкусно!
– Спасибо, Лоренс, – сказала она и взглянула на его брата. – У меня есть также одно шоколадное, Филипп. Не хочешь ли?
Он расправил плечи и повернулся:
– Спасибо, мисс Мартингейл. Вы очень добры, но я уже поужинал. А теперь я и впрямь должен настоять на том, чтобы мы с братом откланялись. Не хочу, чтобы наше присутствие здесь дало пищу нежелательным толкам. Я уверен, что Лоренс тоже этого не хочет, – добавил он, многозначительно взглянув на брата.
Лоренс тяжело вздохнул.
– Ну, ладно-ладно, – пробормотал он, схватил с тарелки второе пирожное и съел его, направляясь к двери. – Но Мария сказала, что это не имеет значения, а если ее это не тревожит, то я не понимаю, почему…
– Если ее репутация для тебя не является достаточно важной причиной, то позволь мне напомнить, что мисс Мартингейл всего через несколько дней открывает свою кондитерскую. – Филипп открыл дверь и придержал ее, пропуская брата. – У нее, несомненно, очень много работы, и она слишком устала, чтобы всю ночь предаваться воспоминаниям о нашем детстве.
Его желание поскорее уйти домой и намерение уберечь Лоренса от воздействия ее притягательной силы были так очевидны, что она не могла удержаться и постаралась еще немного отсрочить их уход.
– Но я совсем не устала, – возразила она. – Разве я выгляжу усталой, Филипп?
Он повернул голову и окинул ее холодным взглядом синих глаз, как будто определяя, какой следует дать ответ, однако, даже если он сформулировал мнение о ее внешнем виде, он его так и не высказал.
– Усталые женщины выглядят чрезвычайно непривлекательно, – продолжала она сладким голоском, – у нас краснеют и опухают глаза, и лица кажутся такими осунувшимися. – Она с озабоченным видом прикоснулась пальчиками к своему лицу. – Надеюсь, я не выгляжу так ужасно, милорд?
Он открыл было рот, но потом снова его закрыл и приподнял подбородок.
– Я не делал таких оскорбительных высказываний, – заявил он с достоинством.
– Конечно, не делал, – заверил его Лоренс и, взглянув на нее через плечо брата, добавил: – Ведь ты самая красивая девушка из всех, которых мы знаем, и всегда была такой.
– Самая красивая девушка? – эхом повторила Мария, продолжая глядеть на Филиппа. – Это правда?
Он скривил губы, давая понять, что знает: она его просто поддразнивает.
– Лицо у вас не осунулось, мисс Мартингейл, – сказал он, – и глаза не покраснели и не опухли. – Он сделал паузу и добавил: – Откровенно говоря, они у вас очень красивые.
Она поморгала глазами, услышав это неожиданное высказывание, но не успело до ее сознания дойти, что Филипп Хоторн только что сделал ей комплимент, как он продолжил:
– Правда, лицо ваше испачкано мукой, а на фартуке, кажется, пятна от яичного желтка. На платке, которым повязана голова, тоже какое-то пятно. Похоже, от сливочного масла. – Он повернулся и вслед за братом вышел за дверь. – Но позвольте мне заверить вас, – сказал он, уже закрывая за собой дверь, – что лицо у вас совсем не осунулось.
– Спасибо, Филипп, – сказала она ему вслед, – ты большой мастер говорить комплименты.
Дерзкая девчонка!
Филипп вышел из своей спальни на балкон и достал из внутреннего кармана любимого домашнего жакета сигару и спички. Какое она получала сегодня удовольствие, пытаясь поддразнить его. Но если ему не изменяет память, подумал он, зажигая сигару, она всегда получала от такой забавы огромное удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65