Потом она услышала, как за ее спиной открылась дверца кареты, и ее охватила паника.
– Отпусти меня, черт бы тебя побрал! – крикнула она, изо всех сил стараясь освободиться.
Ее втолкнули головой вперед в открытую дверцу, и она вдруг поняла, что дело принимает опасный оборот. Она попыталась ухватиться за края дверного проема, но холодные, онемевшие пальцы соскальзывали с мокрой поверхности, и она не могла задержаться. Ее засунули внутрь кареты, и она, налетев на подушку для ног, покачнулась и чуть не протаранила головой противоположную дверцу. Услышав, что мужчина сел в карету следом за ней, она попробовала открыть дверцу, в которую ударилась, и нащупала ручку, но дверца была заперта. Она в панике повернулась, готовая выцарапать глаза похитителю, но неуклюже шлепнулась на изумительно мягкое кожаное сиденье.
Она наклонилась вперед, собираясь наброситься на похитившего ее незнакомца, но, увидев его лицо при свете боковых фонарей кареты, находившихся за ее спиной, замерла на месте. Напротив нее сидел человек, которого она в данной ситуации меньше всего ожидала увидеть.
– Филипп? – Она поморгала глазами. – Что, черт возьми, ты делаешь?
– Я мог бы задать тебе тот же вопрос, – сказал он в ответ. – Почему, черт возьми, ты идешь домой пешком в такую погоду? Ты что, рехнулась?
– Слава Богу! – с облегчением воскликнула она, откидываясь на спинку сиденья. – Ты напугал меня до смерти. Я уж думала, что меня похитили торговцы белыми рабынями или что-нибудь еще в этом роде.
Он сердито взглянул на нее:
– Ты намерена ответить на мой вопрос?
– Скажи на милость, почему ты не сказал мне, что это ты? – требовательно спросила она, сразу же повысив голос, как только схлынула паника. Теперь, когда опасность миновала, она была зла, как тысяча чертей. – Я никогда в жизни не бывала так испугана! Почему ты ничего не сказал?
– В данный момент я слишком зол, чтобы разговаривать! – Видимо, он говорил правду, потому что, хотя он не повышал голос, его синие глаза горели такой яростью, какой она раньше у него не замечала. – Я не думал, что мне нужно называть себя. Мой герб изображен на дверце кареты, и ты смотрела прямо на него, когда проходила мимо. Ты столько лет жила в моем доме, как же ты не узнала мой герб?
– Сама не знаю. Возможно, я стала плохо видеть, потому что почти не спала двое суток. А может быть, замерзшая и промокшая, я становлюсь менее наблюдательной. А возможно, это объясняется тем, что дождь хлестал мне в лицо и я промокла до костей!
– Это я и сам вижу, потому что с тебя натекли на пол кареты целые лужи. – Он окинул ее взглядом и нахмурился еще сильнее. – Боже милосердный, на тебе даже плаща нет! – воскликнул он и принялся расстегивать свой плащ. – Таких дурочек с куриными мозгами…
– Я без плаща потому, что кто-то его надел! У меня был чудесный макинтош, который я оставила в раздевалке. Но кто-то его взял. Возможно, какая-нибудь богатая, избалованная девица из высшего общества, чья вычурная шелковая шаль годилась для того, чтобы прибыть на бал, но оказалась недостаточно теплой, чтобы идти в ней домой!
– Почему ты не взяла такси или – что еще лучше – не попросила меня отправить тебя домой в экипаже? Я стоял в вестибюле и разговаривал со своим старым школьным другом. Ты, должно быть, прошла рядом, а я тебя не заметил, потому что был поглощен разговором, но удивительно, что ты меня не заметила. Может быть, и тогда был виноват дождь, хлеставший тебе в лицо?
Она сердито взглянула на него.
– Может быть, я и увидела бы тебя, – сказала она, запинаясь, потому что от холода у нее зуб на зуб не попадал, – если бы я выходила через парадную дверь, но я вышла из дома через черный вход, со стороны проулка.
– Со стороны проулка за домом? – переспросил он, уставившись на нее, как будто она совсем лишилась разума. – Но там нет стоянки такси. Почему ты не вышла через главный вход?
– Потому что слугам не дозволено пользоваться парадным входом! – заорала она, старательно выговаривая слова, так как зубы у нее выбивали от холода дробь. – Мы должны пользоваться черным входом, а для главного входа недостаточно хороши. Я удовлетворила ваше любопытство, милорд?
Мгновение помолчав, он вздохнул. Пересев на ее сиденье, он закутал ее в свой тяжелый плащ. В плаще было невероятно уютно от теплоты его тела, и она чуть не застонала вслух, до того это было приятно. Но это еще не означало, что она кончила его отчитывать.
– И я не потерплю такого плохого обращения с твоей стороны! – продолжала она, когда он, опустившись на колени, снял с нее ботинки. – Я устала, промокла, мне холодно, а ты еще вздумал меня пугать!
Он поставил ее ноги на соболью подушку для ног, и на этот раз она застонала вслух, наслаждаясь теплом, исходившим от горячей грелки, спрятанной под мехом.
– Боже мой, Мария, ноги у тебя холодные как лед. – Он поднялся с колен. – Я и не знал, что пугаю тебя.
– Ну так теперь знай. Это совсем не по-джентльменски.
– Извини, – сказал он. Он начал застегивать на ней свой плащ, но по непонятной причине остановился, потом вдруг сорвал плащ с ее дрожащего тела и, не обращая внимания на ее протесты, отбросил его в сторону. Сняв ее ноги с подушки, он подхватил ее на руки, а затем уселся, держа ее на коленях.
– Что ты делаешь? – воскликнула она и хотела встать, но его рука крепко держала ее за талию.
– Хоть один раз в жизни не спорь со мной. Поставь свои ноги снова на подушку. – Подождав, пока она сделала это, он завернул в плащ их обоих и, отклонившись на спинку сиденья, уложил ее голову в уютное местечко между плечом и предплечьем.
Она, конечно, могла бы сказать, что джентльмену неприлично так вести себя, но от его тела исходило тепло, как от печки, и это было так приятно, что едва ли стоило продолжать ругать его за плохие манеры. И она устроилась поуютнее у него на коленях.
Обнимая одной рукой ее за плечи, он выпростал из-под плаща другую руку и постучал в крышу костяшками пальцев. Карета сразу же тронулась с места. Другой рукой он принялся массировать ей спину.
– Согреваешься?
– Да, – сказала она, но, не желая, чтобы он останавливался, добавила: – Понемногу.
Вместо того чтобы массировать энергичнее, он замедлил движения, массируя лопатки.
Она уткнулась в его плечо и пошевелила пальцами ног, наслаждаясь теплом, исходящим от меховой подушки.
– Филипп? Скажи, почему ты поцеловал меня?
Его рука остановила свои движения.
– Не думаю, что это подходящая тема разговора. – Он возобновил массаж спины и добавил: – Особенно в такой момент, как этот.
– А почему не в такой момент, как этот? – спросила она, хотя знала ответ.
– Я думаю, что нам лучше разговаривать о погоде, – с некоторой иронией сказал он. – Это безопаснее.
– Безопаснее? – Она удивленно подняла голову и, стараясь показаться легкомысленной, улыбнулась ему через плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65