Добавив по щепотке засахаренных апельсиновых корок и по засахаренному цветку фиалки к каждому десерту, она схватила поднос и направилась к двери.
– Стоит ли так раздражаться по пустякам, – пробормотала она, спиной открывая дверь. Потом, повернувшись, она закрыла ее за собой ударом пятки и стала подниматься по лестнице для слуг. – Не понимаю, почему французские повара всегда бывают такими обидчивыми.
Поднимаясь по лестнице, она услышала веселую мелодию польки, но даже не задержалась, чтобы взглянуть на танцующих, а продолжила свое шествие по коридору, где ей пришлось не раз распластываться, прижимаясь к стене, чтобы пропустить спешащих в противоположном направлении хорошеньких дебютанток и джентльменов во фраках. Войдя в столовую, где был сервирован ужин, она обошла комнату по периметру, направляясь в противоположный конец, где находился стол с десертами. Она поставила на стол «апельсины» с заварным кремом, забрала оставленные там три пустых подноса и мысленно отметила, какие из десертов требуется пополнить. С подносами в руке она отправилась в обратный путь, но что-то привлекло ее внимание, и она остановилась.
Филипп стоял в окружении своих знакомых и улыбался. Именно его улыбка и привлекла ее внимание. Это была широкая, открытая улыбка, осветившая его обычно строгое лицо, которое вдруг стало таким красивым, что у Марии перехватило дыхание, и она застыла на месте. Прижимая к груди подносы, она удивленно глядела на него, но была потрясена еще сильнее, когда он откинул назад голову и рассмеялся. В тот момент ему что-то оживленно говорила красивая темноволосая женщина в восхитительном шелковом бальном платье небесно-голубого цвета. Это она, догадалась Мария, заставила его смеяться и улыбаться. По необъяснимой причине она вдруг испытала жгучую ревность.
Много лет назад, когда они были детьми, ей время от времени удавалось заставить Филиппа смеяться. Но когда он начал важничать и вести себя так, как будто общение с ней ниже его достоинства, она больше никогда не пыталась его смешить.
Мария сказала себе, что ее ждет работа. Она сказала себе, что ей не следует торчать здесь и попусту тратить время. Однако она просто не могла сдвинуться с места. Она снова взглянула на брюнетку и пришла в отчаяние. Женщина была настоящей красавицей. Мария внимательно вгляделась в ее профиль – грациозный изгиб шеи, бриллианты в волосах, платье, которое, должно быть, стоит целое состояние. Потом она перевела взгляд на свою тускло-коричневую немаркую юбку и белую блузку, заметив пятна на надетом поверх них белом фартуке, и скорчила гримасу. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя более непривлекательной, чем в этот момент.
Она снова взглянула на эту пару и увидела, как Филипп предложил женщине руку, и они направились в бальный зал. Мария судорожно глотнула воздух, особенно остро почувствовав пропасть, разделявшую их.
Пара исчезла в бальном зале, и Мария возобновила свой путь. Теперь, когда играли вальс, в коридоре было гораздо меньше народа, и обратный путь она проделала значительно быстрее, но перед дверью на служебную лестницу снова остановилась, заметив Пруденс.
Пруденс стояла в каких-нибудь десяти футах от нее дальше по коридору рядом со своим мужем герцогом Сен-Сиром. Она выглядела великолепно в бархатном платье цвета красного вина и белых перчатках, с рубиновым колье, украшавшим ее шею. Они разговаривали с другой парой столь же элегантно одетых людей. Наблюдая за Пру, Мария вспомнила те дни, когда они вдвоем снимали квартирку, с трудом выкраивая деньги на ее оплату. В те дни они были неразлучны. Но сейчас, хотя Пруденс всячески старалась не обращать внимания на разделявшую их пропасть в социальном положении, ничто не могло изменить того факта, что ее подруга была теперь герцогиней. Огромное наследство и ее брак с аристократом стали разделившей их непреодолимой пропастью. Они больше не принадлежали к одному классу. Пруденс была приглашена на бал, а Мария бал обслуживала. Она почувствовала себя изолированной и одинокой.
Наблюдая за Пруденс, она вспомнила слова Филиппа, которые он сказал ей о Лоренс в своей конторе: «Если бы у тебя было большое приданое и он женился бы на деньгах, люди, возможно, посмотрели бы сквозь пальцы на твое происхождение и отсутствие родственных связей…»
Мария отвернулась и спустилась по служебной лестнице на кухню. Путь вниз показался ей очень длинным.
Остальная часть бала прошла как в тумане. Они были так загружены работой, что ей удалось забыть об охватившей ее хандре до конца вечера, но когда закончился последний танец, когда музыканты уложили в футляры свои инструменты, когда гости начали разъезжаться, а посуда была принесена в судомойню, чтобы ею занялись судомойки, подавленное настроение вновь вернулось к Марии.
Тем не менее она приняла из рук Бушара бокал оставшегося шампанского, чтобы отпраздновать успех вечера с членами кухонного персонала.
– Я хочу сказать вам несколько слов, – заявил Бушар, когда в передней кухне собрались все, притихшие и застывшие в ожидании. Но маленький шеф-повар широко улыбался. – Великолепно! – воскликнул он. – Вы все хорошо поработали, и я, Бушар, поздравляю вас.
В комнате раздались радостные возгласы, и Мария выпила шампанское вместе с другими. Однако несколько мгновений спустя ей пришлось выйти вперед, потому что Бушар потребовал, чтобы она тоже сказала несколько слов.
– Не робей, малышка, – сказал он ей, снова наполняя ее бокал шампанским из бутылки, которую держал в руке. – Твои пирожные были изумительны, и ты заслуживаешь восторженной похвалы.
Толпа слуг одобрительно взревела, заставив ее улыбнуться. Дождавшись, когда они угомонились, она подняла бокал.
– Леди и джентльмены, – начала она, – позвольте поблагодарить всех и каждого из вас за работу. С начала и до конца она была выше всяких похвал.
– Я полностью с этим согласен.
Звук этого мужского голоса не только предупредил аплодисменты, но и заставил всю комнату погрузиться в полную тишину. Все головы повернулись к вошедшему в кухню маркизу Кейну. Толпа расступилась, кланяясь и освобождая ему проход. Когда он добрался до своего шеф-повара, в комнате стояла абсолютная тишина.
– Месье Бушар, – сказал он, останавливаясь перед поваром, который был значительно ниже и гораздо толще его, – вы проделали, как всегда, отличную работу. Особенно хорош был холодный фазан.
– Милорд очень добр, – сияя от гордости, сказал Бушар и поклонился. – Мерси.
Филипп повернулся к ней:
– Мисс Мартингейл, позвольте поблагодарить вас и ваш персонал.
Губы его дрогнули, но это не было настоящей улыбкой. Мария вспомнила о красивой брюнетке, с которой она видела его сегодня и которая сумела заставить его улыбаться и смеяться, и вновь почувствовала ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Стоит ли так раздражаться по пустякам, – пробормотала она, спиной открывая дверь. Потом, повернувшись, она закрыла ее за собой ударом пятки и стала подниматься по лестнице для слуг. – Не понимаю, почему французские повара всегда бывают такими обидчивыми.
Поднимаясь по лестнице, она услышала веселую мелодию польки, но даже не задержалась, чтобы взглянуть на танцующих, а продолжила свое шествие по коридору, где ей пришлось не раз распластываться, прижимаясь к стене, чтобы пропустить спешащих в противоположном направлении хорошеньких дебютанток и джентльменов во фраках. Войдя в столовую, где был сервирован ужин, она обошла комнату по периметру, направляясь в противоположный конец, где находился стол с десертами. Она поставила на стол «апельсины» с заварным кремом, забрала оставленные там три пустых подноса и мысленно отметила, какие из десертов требуется пополнить. С подносами в руке она отправилась в обратный путь, но что-то привлекло ее внимание, и она остановилась.
Филипп стоял в окружении своих знакомых и улыбался. Именно его улыбка и привлекла ее внимание. Это была широкая, открытая улыбка, осветившая его обычно строгое лицо, которое вдруг стало таким красивым, что у Марии перехватило дыхание, и она застыла на месте. Прижимая к груди подносы, она удивленно глядела на него, но была потрясена еще сильнее, когда он откинул назад голову и рассмеялся. В тот момент ему что-то оживленно говорила красивая темноволосая женщина в восхитительном шелковом бальном платье небесно-голубого цвета. Это она, догадалась Мария, заставила его смеяться и улыбаться. По необъяснимой причине она вдруг испытала жгучую ревность.
Много лет назад, когда они были детьми, ей время от времени удавалось заставить Филиппа смеяться. Но когда он начал важничать и вести себя так, как будто общение с ней ниже его достоинства, она больше никогда не пыталась его смешить.
Мария сказала себе, что ее ждет работа. Она сказала себе, что ей не следует торчать здесь и попусту тратить время. Однако она просто не могла сдвинуться с места. Она снова взглянула на брюнетку и пришла в отчаяние. Женщина была настоящей красавицей. Мария внимательно вгляделась в ее профиль – грациозный изгиб шеи, бриллианты в волосах, платье, которое, должно быть, стоит целое состояние. Потом она перевела взгляд на свою тускло-коричневую немаркую юбку и белую блузку, заметив пятна на надетом поверх них белом фартуке, и скорчила гримасу. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя более непривлекательной, чем в этот момент.
Она снова взглянула на эту пару и увидела, как Филипп предложил женщине руку, и они направились в бальный зал. Мария судорожно глотнула воздух, особенно остро почувствовав пропасть, разделявшую их.
Пара исчезла в бальном зале, и Мария возобновила свой путь. Теперь, когда играли вальс, в коридоре было гораздо меньше народа, и обратный путь она проделала значительно быстрее, но перед дверью на служебную лестницу снова остановилась, заметив Пруденс.
Пруденс стояла в каких-нибудь десяти футах от нее дальше по коридору рядом со своим мужем герцогом Сен-Сиром. Она выглядела великолепно в бархатном платье цвета красного вина и белых перчатках, с рубиновым колье, украшавшим ее шею. Они разговаривали с другой парой столь же элегантно одетых людей. Наблюдая за Пру, Мария вспомнила те дни, когда они вдвоем снимали квартирку, с трудом выкраивая деньги на ее оплату. В те дни они были неразлучны. Но сейчас, хотя Пруденс всячески старалась не обращать внимания на разделявшую их пропасть в социальном положении, ничто не могло изменить того факта, что ее подруга была теперь герцогиней. Огромное наследство и ее брак с аристократом стали разделившей их непреодолимой пропастью. Они больше не принадлежали к одному классу. Пруденс была приглашена на бал, а Мария бал обслуживала. Она почувствовала себя изолированной и одинокой.
Наблюдая за Пруденс, она вспомнила слова Филиппа, которые он сказал ей о Лоренс в своей конторе: «Если бы у тебя было большое приданое и он женился бы на деньгах, люди, возможно, посмотрели бы сквозь пальцы на твое происхождение и отсутствие родственных связей…»
Мария отвернулась и спустилась по служебной лестнице на кухню. Путь вниз показался ей очень длинным.
Остальная часть бала прошла как в тумане. Они были так загружены работой, что ей удалось забыть об охватившей ее хандре до конца вечера, но когда закончился последний танец, когда музыканты уложили в футляры свои инструменты, когда гости начали разъезжаться, а посуда была принесена в судомойню, чтобы ею занялись судомойки, подавленное настроение вновь вернулось к Марии.
Тем не менее она приняла из рук Бушара бокал оставшегося шампанского, чтобы отпраздновать успех вечера с членами кухонного персонала.
– Я хочу сказать вам несколько слов, – заявил Бушар, когда в передней кухне собрались все, притихшие и застывшие в ожидании. Но маленький шеф-повар широко улыбался. – Великолепно! – воскликнул он. – Вы все хорошо поработали, и я, Бушар, поздравляю вас.
В комнате раздались радостные возгласы, и Мария выпила шампанское вместе с другими. Однако несколько мгновений спустя ей пришлось выйти вперед, потому что Бушар потребовал, чтобы она тоже сказала несколько слов.
– Не робей, малышка, – сказал он ей, снова наполняя ее бокал шампанским из бутылки, которую держал в руке. – Твои пирожные были изумительны, и ты заслуживаешь восторженной похвалы.
Толпа слуг одобрительно взревела, заставив ее улыбнуться. Дождавшись, когда они угомонились, она подняла бокал.
– Леди и джентльмены, – начала она, – позвольте поблагодарить всех и каждого из вас за работу. С начала и до конца она была выше всяких похвал.
– Я полностью с этим согласен.
Звук этого мужского голоса не только предупредил аплодисменты, но и заставил всю комнату погрузиться в полную тишину. Все головы повернулись к вошедшему в кухню маркизу Кейну. Толпа расступилась, кланяясь и освобождая ему проход. Когда он добрался до своего шеф-повара, в комнате стояла абсолютная тишина.
– Месье Бушар, – сказал он, останавливаясь перед поваром, который был значительно ниже и гораздо толще его, – вы проделали, как всегда, отличную работу. Особенно хорош был холодный фазан.
– Милорд очень добр, – сияя от гордости, сказал Бушар и поклонился. – Мерси.
Филипп повернулся к ней:
– Мисс Мартингейл, позвольте поблагодарить вас и ваш персонал.
Губы его дрогнули, но это не было настоящей улыбкой. Мария вспомнила о красивой брюнетке, с которой она видела его сегодня и которая сумела заставить его улыбаться и смеяться, и вновь почувствовала ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65