— Мне плевать, плевать, плевать!
Что-то страшно знакомое закружилось в ее мозгу. Какое-то воспоминание… Маленькая девочка в юбке из талы. В руках у нее скорлупа кокоса с какой-то жидкостью, и она подносит его к губам больного мужчины. «Ну и пей, папа! Мне плевать!»
Да нет, он не больной — только сейчас Констанс это поняла, — просто пьяный! Тогда она этого не знала, знала только, что этот бородатый человек, который так неподвижно и жалко лежит на циновке в их хижине, нуждается в ее помощи.
— Ой, папа! — прошептала Констанс, страшась вздохнуть, мигнуть. — Только бы не спугнуть это видение! В какой-то момент картина была такая ясная, четкая, но вдруг она опять скрылась за этой туманной стеной в ее мозгу, и она громко зарыдала об утрате. Но отныне она знала наверняка, что человек, которого она видела, — это был ее отец, и имя его было Джеймс Латэм.
Она не могла это доказать, но это уже не важно. Она вспомнила, вспомнила! Пусть на какую-то секунду. Теперь она опять знала, кто такая, что бы там ни говорил Сайрус Тейт. Даже как-то не задалась вопросом — почему этот мерзавец так ее ненавидит, что даже решил лишить ее имени. Главное, что она опять обрела себя, пусть даже только одна может этому радоваться. Значит, она все-таки Латэм, и как странно, что узнала об этом как раз тогда, когда ненависть Лока к Латэмам достигла апогея.
Образ отца медленно мерк в ее глазах, сменяясь образом живого лица перед ней на подушке, впрочем, нет, не сменяясь. Глаза ее расширились, она сделала глубокий вдох:
— Боже милостивый!
Констанс выхватила из-под передника серебряный медальон, дрожащими пальцами раскрыла его.
Тот же овал лица, те же кустистые брови. Чувственно-полная нижняя губа. Теперь, когда щетина скрыла линию подбородка — материнскую, такую же, как у Лока, — черты его внешности обнаруживали просто разительное сходство с чертами Джеймса Латэма.
— Боже милостивый! — повторила она. — Как же я раньше не заметила! Значит, Дайлан Мак-Кин — сын Джеймса Латэма! Выходит, слухи-то были вовсе не такими уж необоснованными.
— Ох, папочка, что же ты натворил! — пробормотала Констанс, нежно взяв руку Дайлана в свою.
Вопросы, вопросы, на которые, конечно же, не было ответа, проносились у нее в голове. Из-за чего Алекс выгнал Джеймса, да из-за того, что он узнал о его связи с Элизой? Заподозрил ли Энок свою жену в измене? Знал ли Джеймс, что у него будет ребенок от Элизы, когда отправлялся в свое путешествие-ссылку? А бедная Элиза! Любила ли она Джеймса? Может быть, он умолял ее уехать с ним, а она не могла оставить своего первенца? Может быть, поэтому то немногое, что Констанс помнит о своем отце, — это образ печального и несчастного человека?
Один просвет в этой гнетущей картине — сам Дайлан. У нее есть брат, брат! Ведь не зря они всегда относились друг к другу как брат и сестра! Но неужели Господь так жесток, что, дав ей брата тут же отнимет его у нее.
С рыданиями она прижалась к груди Дайлана. Тейт учил ее поклоняться Иегове, но она молилась другому, доброму Богу, пожалевшему Лазаря, по которому плакали его сестры. Этот Иисус пожалеет и ее.
Слабая, дрожащая рука провела по спутанной копне ее волос, и хриплый голос произнес:
— Не плачь!
— Дайлан! — Констанс подняла заплаканное лицо — чудо свершилось?! — Дайлан, ты очнулся?!
— Х-м-м. — Он поморщился. — Башка раскалывается…
— Еще бы! — Она откинула волосы ему со лба и тихо ахнула — пальцы были мокрые, как будто она их окунула в ведро с водой. Он был весь мокрый как мышь. Кризис миновал! Она тихо и радостно засмеялась. — Ну, ты и напугал нас всех! Пить хочешь?
— Х-м-м…
Она дала ему попить прямо из стакана.
— Лучше?
Он снова издал нечленораздельный звук, выражающий согласие. Поднять голову, глотать — это совсем его обессилело. Констанс поцеловала ново-обретенного брата в соленую бровь.
— Ну, теперь, поспи, все будет хорошо. — Она мягко дотронулась рукой до его лица. — Ой, Дайлан, мне столько нужно тебе рассказать!
— Да.
Он с трудом приподнял веки, но во взгляде Дайлана, как и в прежние времена, сквозили ирония и смешливость.
— Где, черт подери, мои штаны?
17
Лок сидел в своем любимом кресле, бесцельно уставившись на какое-то ему одному видное пятно на стене гостиной. На щеках черная щетина, под глазами синие круги. На лице еще оставались следы от синяков, хотя ожоги на ладонях почти прошли.
Когда вошла Констанс, он медленно встал. Слезы, текущие по ее щекам, подсказали ему худшее.
— Дайлан? Конец?
Констанс бросилась ему на шею:
— Нет, любимый! Жар меньше. Правда! Он даже говорил со мной, и теперь спит.
То, чего с ним не случалось ни от какой самой ужасной новости, произошло теперь — в уголках глаз появились слезы. Задохнувшись, он сел, потянул Констанс к себе на колени и бессильно уткнулся в ее нежную шею.
Она гладила ему волосы, бормоча какие-то невнятные слова утешения и ласки. Прошло некоторое время, прежде чем он мог вновь овладеть собой. Смущенно протерев глаза, он резко встал, подняв и ее на ноги.
— Прости! — пробормотал он.
— За что? — Она удивленно приподняла брови. — Ты такой сильный, но ведь и тебе нужна иногда опора, разве не так? — Она посмотрела на него как-то мягко и застенчиво. — Когда людей связывает что-то большое, это естественно.
Ее слова были для Лока как удар бича.
Черт, он знал, что она имеет в виду — хочет слов признания, которых он не может, не смеет высказать, не до этого сейчас. Весь его мир рушится. Вот отец — позволил эмоциям восторжествовать над разумом, и что получилось? Нет, он не может, не должен обнаружить слабость.
— Так что? Дайлан теперь выкарабкается? Эти, в общем-то, обычные слова прозвучали сейчас как-то неуместно, даже бестактно.
В глазах Констанс мелькнуло разочарование.
— Думаю, да — жар меньше. Не волнуйся, организм у него крепкий.
Лок попытался улыбнуться.
— Да и черепушка тоже, как выясняется.
Она тоже улыбнулась ему в ответ слегка вымученно, и вдруг ее лицо зажглось от возбуждения.
— Ой, ты знаешь, что случилось, когда я была там, с Дайланом! Я вспомнила… насчет отца. Я его видела. И теперь я наверняка знаю, что это был Джеймс Латэм. И это… это еще не все!
Лок уставился на нее с изумлением. Оно все более возрастало, сменяясь недоверием по мере того, как она продолжала свой рассказ. Ее слова неслись как бурный поток, но у Лока было такое чувство, что его тоже несет куда-то в опасную стремнину, в водоворот, в водопад… Надо быстрее спасаться, пока не поздно…
— Да ты что! Бред какой-то! — Резко оборвал он Констанс.
— Ну, посмотри сам! — Констанс умоляюще протянула ему раскрытый медальон. — Как мы раньше-то не замечали этого сходства! Но сейчас-то видишь? Твоя мать и мой отец. Это было, и это все объясняет.
Лок глядел на нее в ужасе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Что-то страшно знакомое закружилось в ее мозгу. Какое-то воспоминание… Маленькая девочка в юбке из талы. В руках у нее скорлупа кокоса с какой-то жидкостью, и она подносит его к губам больного мужчины. «Ну и пей, папа! Мне плевать!»
Да нет, он не больной — только сейчас Констанс это поняла, — просто пьяный! Тогда она этого не знала, знала только, что этот бородатый человек, который так неподвижно и жалко лежит на циновке в их хижине, нуждается в ее помощи.
— Ой, папа! — прошептала Констанс, страшась вздохнуть, мигнуть. — Только бы не спугнуть это видение! В какой-то момент картина была такая ясная, четкая, но вдруг она опять скрылась за этой туманной стеной в ее мозгу, и она громко зарыдала об утрате. Но отныне она знала наверняка, что человек, которого она видела, — это был ее отец, и имя его было Джеймс Латэм.
Она не могла это доказать, но это уже не важно. Она вспомнила, вспомнила! Пусть на какую-то секунду. Теперь она опять знала, кто такая, что бы там ни говорил Сайрус Тейт. Даже как-то не задалась вопросом — почему этот мерзавец так ее ненавидит, что даже решил лишить ее имени. Главное, что она опять обрела себя, пусть даже только одна может этому радоваться. Значит, она все-таки Латэм, и как странно, что узнала об этом как раз тогда, когда ненависть Лока к Латэмам достигла апогея.
Образ отца медленно мерк в ее глазах, сменяясь образом живого лица перед ней на подушке, впрочем, нет, не сменяясь. Глаза ее расширились, она сделала глубокий вдох:
— Боже милостивый!
Констанс выхватила из-под передника серебряный медальон, дрожащими пальцами раскрыла его.
Тот же овал лица, те же кустистые брови. Чувственно-полная нижняя губа. Теперь, когда щетина скрыла линию подбородка — материнскую, такую же, как у Лока, — черты его внешности обнаруживали просто разительное сходство с чертами Джеймса Латэма.
— Боже милостивый! — повторила она. — Как же я раньше не заметила! Значит, Дайлан Мак-Кин — сын Джеймса Латэма! Выходит, слухи-то были вовсе не такими уж необоснованными.
— Ох, папочка, что же ты натворил! — пробормотала Констанс, нежно взяв руку Дайлана в свою.
Вопросы, вопросы, на которые, конечно же, не было ответа, проносились у нее в голове. Из-за чего Алекс выгнал Джеймса, да из-за того, что он узнал о его связи с Элизой? Заподозрил ли Энок свою жену в измене? Знал ли Джеймс, что у него будет ребенок от Элизы, когда отправлялся в свое путешествие-ссылку? А бедная Элиза! Любила ли она Джеймса? Может быть, он умолял ее уехать с ним, а она не могла оставить своего первенца? Может быть, поэтому то немногое, что Констанс помнит о своем отце, — это образ печального и несчастного человека?
Один просвет в этой гнетущей картине — сам Дайлан. У нее есть брат, брат! Ведь не зря они всегда относились друг к другу как брат и сестра! Но неужели Господь так жесток, что, дав ей брата тут же отнимет его у нее.
С рыданиями она прижалась к груди Дайлана. Тейт учил ее поклоняться Иегове, но она молилась другому, доброму Богу, пожалевшему Лазаря, по которому плакали его сестры. Этот Иисус пожалеет и ее.
Слабая, дрожащая рука провела по спутанной копне ее волос, и хриплый голос произнес:
— Не плачь!
— Дайлан! — Констанс подняла заплаканное лицо — чудо свершилось?! — Дайлан, ты очнулся?!
— Х-м-м. — Он поморщился. — Башка раскалывается…
— Еще бы! — Она откинула волосы ему со лба и тихо ахнула — пальцы были мокрые, как будто она их окунула в ведро с водой. Он был весь мокрый как мышь. Кризис миновал! Она тихо и радостно засмеялась. — Ну, ты и напугал нас всех! Пить хочешь?
— Х-м-м…
Она дала ему попить прямо из стакана.
— Лучше?
Он снова издал нечленораздельный звук, выражающий согласие. Поднять голову, глотать — это совсем его обессилело. Констанс поцеловала ново-обретенного брата в соленую бровь.
— Ну, теперь, поспи, все будет хорошо. — Она мягко дотронулась рукой до его лица. — Ой, Дайлан, мне столько нужно тебе рассказать!
— Да.
Он с трудом приподнял веки, но во взгляде Дайлана, как и в прежние времена, сквозили ирония и смешливость.
— Где, черт подери, мои штаны?
17
Лок сидел в своем любимом кресле, бесцельно уставившись на какое-то ему одному видное пятно на стене гостиной. На щеках черная щетина, под глазами синие круги. На лице еще оставались следы от синяков, хотя ожоги на ладонях почти прошли.
Когда вошла Констанс, он медленно встал. Слезы, текущие по ее щекам, подсказали ему худшее.
— Дайлан? Конец?
Констанс бросилась ему на шею:
— Нет, любимый! Жар меньше. Правда! Он даже говорил со мной, и теперь спит.
То, чего с ним не случалось ни от какой самой ужасной новости, произошло теперь — в уголках глаз появились слезы. Задохнувшись, он сел, потянул Констанс к себе на колени и бессильно уткнулся в ее нежную шею.
Она гладила ему волосы, бормоча какие-то невнятные слова утешения и ласки. Прошло некоторое время, прежде чем он мог вновь овладеть собой. Смущенно протерев глаза, он резко встал, подняв и ее на ноги.
— Прости! — пробормотал он.
— За что? — Она удивленно приподняла брови. — Ты такой сильный, но ведь и тебе нужна иногда опора, разве не так? — Она посмотрела на него как-то мягко и застенчиво. — Когда людей связывает что-то большое, это естественно.
Ее слова были для Лока как удар бича.
Черт, он знал, что она имеет в виду — хочет слов признания, которых он не может, не смеет высказать, не до этого сейчас. Весь его мир рушится. Вот отец — позволил эмоциям восторжествовать над разумом, и что получилось? Нет, он не может, не должен обнаружить слабость.
— Так что? Дайлан теперь выкарабкается? Эти, в общем-то, обычные слова прозвучали сейчас как-то неуместно, даже бестактно.
В глазах Констанс мелькнуло разочарование.
— Думаю, да — жар меньше. Не волнуйся, организм у него крепкий.
Лок попытался улыбнуться.
— Да и черепушка тоже, как выясняется.
Она тоже улыбнулась ему в ответ слегка вымученно, и вдруг ее лицо зажглось от возбуждения.
— Ой, ты знаешь, что случилось, когда я была там, с Дайланом! Я вспомнила… насчет отца. Я его видела. И теперь я наверняка знаю, что это был Джеймс Латэм. И это… это еще не все!
Лок уставился на нее с изумлением. Оно все более возрастало, сменяясь недоверием по мере того, как она продолжала свой рассказ. Ее слова неслись как бурный поток, но у Лока было такое чувство, что его тоже несет куда-то в опасную стремнину, в водоворот, в водопад… Надо быстрее спасаться, пока не поздно…
— Да ты что! Бред какой-то! — Резко оборвал он Констанс.
— Ну, посмотри сам! — Констанс умоляюще протянула ему раскрытый медальон. — Как мы раньше-то не замечали этого сходства! Но сейчас-то видишь? Твоя мать и мой отец. Это было, и это все объясняет.
Лок глядел на нее в ужасе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86