Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы восстановить поруганную честь семьи. Но что же теперь восстанавливать? Где она, эта честь? Лок взорвался.
— Нет, черт. Моя мать, она не могла…
— Она была женщина, Лохлен, а твой отец… он был вроде тебя — жесткий, весь в работе… Разве так уж странно, что Элиза могла найти то, что ей было нужно — любовь, обожание — в другом, кто и по возрасту был ей ближе? Это ее не оправдывает, но знаешь, это так по-человечески понятно!
— Я никогда в это не поверю!
— Доказательство у тебя перед глазами.
— Ты бредишь. — Он бросил уничтожающий взгляд на медальон и сунул его ей обратно. — Опять эти твои штучки!
— Нет! — Констанс не собиралась сдаваться, глубоко уязвленная его реакцией. — Я все вспомнила, Лок!
— Ты не вспоминаешь. Ты фантазируешь, думая найти подходящее объяснение для ситуации, которая вообще-то тебя не касается. — Он схватил ее за плечи, встряхнул. — Прекрати, Констанс! Так ты опять доведешь себя до болезни. Я думал, что мы уже ушли от этого.
— Почему ты мне не веришь? — почти плача, вскрикнула она. — Разве то, что я начала что-то вспоминать — это не признак выздоровления? Это как будто калека делает первый шаг, а ты ему говоришь — нет, оставайся калекой!
Он резко убрал руки.
— Не тревожь души умерших, Констанс!
— А заодно и их тайны, даже если они продолжают терзать живых? Не так разве? Я не могу! Пока я чувствую, что у меня в мозгу есть эта стена, я не буду чувствовать себя нормально и не буду полноценной женщиной.
Она увидела его каменное лицо и замолчала.
— А я хочу быть полноценной, ради тебя, Лок.
Лок прочел в ее глазах, то, что она хотела этим сказать: «Чтобы ты любил меня».
Как хотелось ему забыть и об этой мести, и об этом долге перед семьей, просто раствориться в своем чувстве к ней. Как женщина она была все, что мог желать мужчина, а уж как он желал ее! Но нет — так он потеряет всякий контроль над собой — а в такое время! Он не может себе позволить пойти путем, который довел до самоубийства его отца, не может рисковать всем, к чему стремились его отец, Дайлан и он сам. Не может отказаться от последней, может быть, возможности восстановить доброе имя семьи. Даже ради Констанс. Даже ради самого себя.
— Я принимаю тебя такой, какая ты есть. — Это снова заговорил Железный Мак. «Стало быть, и ты принимай меня таким, какой я есть» — эти невысказанные слова эхом отдались в ее голове. — Ты моя жена, верно? Этого достаточно.
Констанс сжалась от его жесткого тона, но решила сделать еще одну попытку.
— Лок, это важно. Я помню…
— Констанс, я тебя предупреждаю! Оставь эти бредни и не ввязывай сюда Дайлана! Все равно это ничего не изменит!
— Ничего не изменит? — В ее глазах все потемнело — даже блеклые розы на обоях приобрели какой-то кроваво-красный оттенок. — Ах ты, упрямый слепец! Еще бы — мы, Мак-Кины! Дайлан-то, во всяком случае, не вполне! И разве, это не повод покончить наконец, с этой вашей вендеттой?
— Ах, так вот ты к чему! Придумала эту дурацкую историю, чтобы я отказался от борьбы?
Констанс устало опустила голову.
— Борьбы? Сейчас? Из-за чего — у тебя же нет доказательств!
— Будут! Тип Мэддок ведет сейчас разведку по всем прибрежным кабакам! За эту сумму, которую я назначил, мы найдем поджигателя!
— Обратишься тогда в полицию?
— Не знаю еще. — Лок нахмурился и пожал плечами. — Еще важнее, чем засудить, — это узнать, кто его нанял. А если узнаем, то держитесь, Латэмы вернете все, что забрали, с лихвой!
— Господи, ты еще шантажом решил заняться! Лок, оглянись на себя! Это бесчестный путь! Не говоря уж о том, что ты готов бросить деньги на ветер любому доносчику, который тебе скажет, что за всем Латэмы стоят. Так ты, правда, доведешь себя до банкротства!
Это задело Лока. Стиснув зубы, он бросил на нее взгляд, сверху вниз.
— Не тебе судить о делах верфи. Я наберу сколько угодно заказов — таких, как на «Тетушку Таг». Мы выживем.
— Ты думаешь, это будет жизнь? А как насчет «Аргонавта»? Опять в долгий ящик? Как насчет новых шедевров? Как насчет нас с тобой? Всем нужно пожертвовать?
— Реванш — это и будет наш успех. — Голос Лока звучал твердо. — «Аргонавт» — это моя надежда. И в смысле денег, и в смысле репутации. Я его спущу на воду скоро, как только закончим с мачтами. Но, кстати, мы не одни, кому не нравятся методы Латэмов. Я не в силах вернуть себе «Одиссея», верно, но что я могу, так это сделать так, что Роджеру будет нелегко найти себе рабочих, моряков, материалы для ремонта и даже грузы для своих кораблей.
У Констанс вокруг рта залегли горькие складки.
— Но какой ценой? Око за око? Куда это заведет?
— Проклятье! Они отняли у меня два корабля, один за другим, чуть не лишили меня брата, а я их должен прощать?
— Латэм и мой брат тоже. — Она сказала это тихо, но твердо.
Он сердито рубанул рукой.
— В этом нет ни грана истины, у меня нет ни времени, ни сил спорить с тобой из-за этого. Если тебе хотя немного дорого то, что у нас есть, забудь об этом бреде.
Констанс побледнела от этой слегка замаскированной угрозы.
— Понятно. Ты скорее будешь жить с придурковатой Лили — только бы тебе не мешали ненавидеть Латэмов.
— Прекрати!
Она остановила на нем долгий взгляд. В нем было столько боли, столько отчаяния, что Лок не выдержал. Он обнял ее, прижал к себе, приблизился губами к ее губам… Что он искал: прощения, поддержки, понимания? Он и сам не знал. Знакомое ощущение в чреслах властно овладело им. И впервые она не ответила на его немой призыв.
— Конни! Принцесса! — Он провел пальцами по копне ее волос. — Неужели ты не понимаешь — я едва держусь. Ты мне нужна…
Она положила ему на грудь свою руку, с зажатым в ней серебряным медальоном. Глаза ее были ясные, но непроницаемые, как морская пучина.
— Железному человеку никто не нужен.
Он провел пальцами по контуру ее нежного рта — жест приглашения и обещания.
— Нам обоим это нужно.
— Я тоже думала, что этого достаточно. — Она сказала это прерывающимся голосом. — Оказывается, нет.
Его объятия стали еще крепче.
— Ты моя жена!
— И должна исполнять супружеские обязанности? — Она издала невеселый смешок. — Элиза это тоже знала. Но вот только скажи мне, Лок, как ты думаешь, когда она была счастлива — женой Энока или любовницей Джеймса?
— Черт тебя побери! — вопрос, чувствуется, здорово задел Лока. — Брось эти мысли, а то…
В гостиной воцарилось молчание. Констанс аккуратно положила медальон в карман фартука.
— Извини меня. Надо приготовить еще бульону для Дайлана. Когда он проснется, наверняка страшно захочет есть.
Она повернулась и пошла к двери.
— Констанс!
Она обернулась, и в ее взгляде были боль, мятеж, твердая решимость.
— Слушай, Лок Мак-Кин! Иерихонские стены в моем мозгу рушатся, и ни ты, ни даже сам Иегова их не удержат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Нет, черт. Моя мать, она не могла…
— Она была женщина, Лохлен, а твой отец… он был вроде тебя — жесткий, весь в работе… Разве так уж странно, что Элиза могла найти то, что ей было нужно — любовь, обожание — в другом, кто и по возрасту был ей ближе? Это ее не оправдывает, но знаешь, это так по-человечески понятно!
— Я никогда в это не поверю!
— Доказательство у тебя перед глазами.
— Ты бредишь. — Он бросил уничтожающий взгляд на медальон и сунул его ей обратно. — Опять эти твои штучки!
— Нет! — Констанс не собиралась сдаваться, глубоко уязвленная его реакцией. — Я все вспомнила, Лок!
— Ты не вспоминаешь. Ты фантазируешь, думая найти подходящее объяснение для ситуации, которая вообще-то тебя не касается. — Он схватил ее за плечи, встряхнул. — Прекрати, Констанс! Так ты опять доведешь себя до болезни. Я думал, что мы уже ушли от этого.
— Почему ты мне не веришь? — почти плача, вскрикнула она. — Разве то, что я начала что-то вспоминать — это не признак выздоровления? Это как будто калека делает первый шаг, а ты ему говоришь — нет, оставайся калекой!
Он резко убрал руки.
— Не тревожь души умерших, Констанс!
— А заодно и их тайны, даже если они продолжают терзать живых? Не так разве? Я не могу! Пока я чувствую, что у меня в мозгу есть эта стена, я не буду чувствовать себя нормально и не буду полноценной женщиной.
Она увидела его каменное лицо и замолчала.
— А я хочу быть полноценной, ради тебя, Лок.
Лок прочел в ее глазах, то, что она хотела этим сказать: «Чтобы ты любил меня».
Как хотелось ему забыть и об этой мести, и об этом долге перед семьей, просто раствориться в своем чувстве к ней. Как женщина она была все, что мог желать мужчина, а уж как он желал ее! Но нет — так он потеряет всякий контроль над собой — а в такое время! Он не может себе позволить пойти путем, который довел до самоубийства его отца, не может рисковать всем, к чему стремились его отец, Дайлан и он сам. Не может отказаться от последней, может быть, возможности восстановить доброе имя семьи. Даже ради Констанс. Даже ради самого себя.
— Я принимаю тебя такой, какая ты есть. — Это снова заговорил Железный Мак. «Стало быть, и ты принимай меня таким, какой я есть» — эти невысказанные слова эхом отдались в ее голове. — Ты моя жена, верно? Этого достаточно.
Констанс сжалась от его жесткого тона, но решила сделать еще одну попытку.
— Лок, это важно. Я помню…
— Констанс, я тебя предупреждаю! Оставь эти бредни и не ввязывай сюда Дайлана! Все равно это ничего не изменит!
— Ничего не изменит? — В ее глазах все потемнело — даже блеклые розы на обоях приобрели какой-то кроваво-красный оттенок. — Ах ты, упрямый слепец! Еще бы — мы, Мак-Кины! Дайлан-то, во всяком случае, не вполне! И разве, это не повод покончить наконец, с этой вашей вендеттой?
— Ах, так вот ты к чему! Придумала эту дурацкую историю, чтобы я отказался от борьбы?
Констанс устало опустила голову.
— Борьбы? Сейчас? Из-за чего — у тебя же нет доказательств!
— Будут! Тип Мэддок ведет сейчас разведку по всем прибрежным кабакам! За эту сумму, которую я назначил, мы найдем поджигателя!
— Обратишься тогда в полицию?
— Не знаю еще. — Лок нахмурился и пожал плечами. — Еще важнее, чем засудить, — это узнать, кто его нанял. А если узнаем, то держитесь, Латэмы вернете все, что забрали, с лихвой!
— Господи, ты еще шантажом решил заняться! Лок, оглянись на себя! Это бесчестный путь! Не говоря уж о том, что ты готов бросить деньги на ветер любому доносчику, который тебе скажет, что за всем Латэмы стоят. Так ты, правда, доведешь себя до банкротства!
Это задело Лока. Стиснув зубы, он бросил на нее взгляд, сверху вниз.
— Не тебе судить о делах верфи. Я наберу сколько угодно заказов — таких, как на «Тетушку Таг». Мы выживем.
— Ты думаешь, это будет жизнь? А как насчет «Аргонавта»? Опять в долгий ящик? Как насчет новых шедевров? Как насчет нас с тобой? Всем нужно пожертвовать?
— Реванш — это и будет наш успех. — Голос Лока звучал твердо. — «Аргонавт» — это моя надежда. И в смысле денег, и в смысле репутации. Я его спущу на воду скоро, как только закончим с мачтами. Но, кстати, мы не одни, кому не нравятся методы Латэмов. Я не в силах вернуть себе «Одиссея», верно, но что я могу, так это сделать так, что Роджеру будет нелегко найти себе рабочих, моряков, материалы для ремонта и даже грузы для своих кораблей.
У Констанс вокруг рта залегли горькие складки.
— Но какой ценой? Око за око? Куда это заведет?
— Проклятье! Они отняли у меня два корабля, один за другим, чуть не лишили меня брата, а я их должен прощать?
— Латэм и мой брат тоже. — Она сказала это тихо, но твердо.
Он сердито рубанул рукой.
— В этом нет ни грана истины, у меня нет ни времени, ни сил спорить с тобой из-за этого. Если тебе хотя немного дорого то, что у нас есть, забудь об этом бреде.
Констанс побледнела от этой слегка замаскированной угрозы.
— Понятно. Ты скорее будешь жить с придурковатой Лили — только бы тебе не мешали ненавидеть Латэмов.
— Прекрати!
Она остановила на нем долгий взгляд. В нем было столько боли, столько отчаяния, что Лок не выдержал. Он обнял ее, прижал к себе, приблизился губами к ее губам… Что он искал: прощения, поддержки, понимания? Он и сам не знал. Знакомое ощущение в чреслах властно овладело им. И впервые она не ответила на его немой призыв.
— Конни! Принцесса! — Он провел пальцами по копне ее волос. — Неужели ты не понимаешь — я едва держусь. Ты мне нужна…
Она положила ему на грудь свою руку, с зажатым в ней серебряным медальоном. Глаза ее были ясные, но непроницаемые, как морская пучина.
— Железному человеку никто не нужен.
Он провел пальцами по контуру ее нежного рта — жест приглашения и обещания.
— Нам обоим это нужно.
— Я тоже думала, что этого достаточно. — Она сказала это прерывающимся голосом. — Оказывается, нет.
Его объятия стали еще крепче.
— Ты моя жена!
— И должна исполнять супружеские обязанности? — Она издала невеселый смешок. — Элиза это тоже знала. Но вот только скажи мне, Лок, как ты думаешь, когда она была счастлива — женой Энока или любовницей Джеймса?
— Черт тебя побери! — вопрос, чувствуется, здорово задел Лока. — Брось эти мысли, а то…
В гостиной воцарилось молчание. Констанс аккуратно положила медальон в карман фартука.
— Извини меня. Надо приготовить еще бульону для Дайлана. Когда он проснется, наверняка страшно захочет есть.
Она повернулась и пошла к двери.
— Констанс!
Она обернулась, и в ее взгляде были боль, мятеж, твердая решимость.
— Слушай, Лок Мак-Кин! Иерихонские стены в моем мозгу рушатся, и ни ты, ни даже сам Иегова их не удержат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86