ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«И если Зураб Эристави согласится, – клялся Мамука над дашна (мечом), – пропустить хевсурскую конницу по скалистой тропе, вьющейся над Арагви, то в одну из ночей хевсуры придут к Великому Моурави…»
Зураб не согласился. Он сурово встретил явившегося в Ананури Хевис-бери. Глядя исподлобья, Зураб твердо напомнил старейшине ущелий, что хевсуры платят подать Арагвскому Эристави не одним скотом и изделиями, но и послушанием.
Возмущенно выслушали хевсуры возвратившегося на высоты Хевис-бери. Они, может, примирились бы даже с двойной податью скотом, но никогда не смирятся с податью свободой.
Хевсуры вынесли вперед крест и знамя гуданского святого Георгия и воинским строем направились к скалистой тропе, но тут оборвался зыбкий путь. Внизу парили орлы, ниже вились туманы, а еще ниже смутно виднелись иранские полчища.
Опасаясь, как бы Хосро-мирза не заподозрил его в нарушении тайных условий, Зураб поспешил предупредить царевича о ненадежности горских племен.
И вот ворота Арагви открылись перед оранжевым знаменем, на котором персидский лев, поддерживая солнце, угрожающе вскинул меч.
«Но кто не предвидит будущее, тот теряет настоящее», – так всегда думал Хосро. Воспользовавшись отсутствием Саакадзе, который накапливал новые азнаурские силы, Хосро легко уничтожал разреженные моуравские дружины в замках-крепостях Верхней Картли, которые занимал и настойчиво укреплял. Особенно много сарбазов под начальством юзбаши и онбаши осело в Викантбери, Али, Сурами, Кехви.
Окружив Георгия Саакадзе кольцом непреодолимых препятствий, Хосро-мирза стремился отрезать азнаурам путь к царствам и княжествам Западной Грузии.
Этот беспрепятственный захват почти всей Картли еще больше убедил князей в необходимости запереться в своих замках и выжидать, чем кончится борьба «барса со львом». Ибо в одинаковой мере страшились владетели «обоих хищников»…
Казалось, Хосро не замечал двойственной политики владетелей и, по совету Шадимана, отправил пятьсот отборных мазандеранцев князю Кайхосро Бараташвили – владетелю грозной крепости Биртвиси. Гордый аристократ не признавал ни Моурави, ни царя Симона, но вел дружеские переговоры с Хосро-мирзою, царевичем Багратидом. Еще раньше Хосро расставил персидские отряды вокруг Тбилиси, значительно укрепив селения Лиси и Цодорети. Грабить Хосро запретил, но разрешил «просить», ибо население обязано кормить войска на постое. Изнемогая, крестьяне отдавали последнее и призывали Моурави спасти их от персов, которые, ласково поглаживая рукоятки сабель и ханжалов, беспрестанно «просили» кормить их и одаривать подарками. Рассыпаясь в благодарности и учтиво кланяясь, брали сарбазы до последнего котла, до последнего паласа – онбаши, до последнего ковра – юзбаши. И приверженцев у царя Симона становилось меньше и меньше.
Но кто из мудрых, а не глупцов, в знойный день заботится о меховой папахе, а в ледяную стужу – о кисейных шароварах? Хосро-мирза причислял себя к мудрым и поэтому спешил к владениям Зураба Эристави.
Гортанный говор и ржание коней взбудоражили ущелье, даже орлы, оставляя каменные гнезда, взлетали в прозрачную синь. Даже воды Арагви, сердито клокоча, перепрыгивали через валуны и отбегали вдаль. Даже сочные травы долин пригибались к земле и, казалось, упрямо увертывались от вражеских коней.
Но где? Где же сыны Картли? Ликовали иранцы: все смолкло перед грозным именем шаха Аббаса.
Хосро-мирза беспрепятственно прошел Душети, Ананури, усилил стражу на Жинвальском мосту и одну часть войска перебросил на Ломисскую высоту и Ксанское ущелье, а с другой направился вверх по Пасанаурскому ущелью, сомкнув у скалистой тропы, вьющейся над Арагви, кольцо и окончательно отрезав грузин-горцев от долин…
Одиноко чернело бревно на берегу Ностури. Не собирались здесь деды потолковать о земле, поговорить о свойствах зверей. И яркие костры по вечерам не освещали знакомые изломы берега, где тихо шелестел листвой серебристый пшат и причудливо свисали плети пряной ежевики.
Ностевцы торопливо возводили новые укрепления. И стар и мал укрепляли защитную линию башен на подступах к Гори, еще не занятому персами. И в самом Носте не было сна: из войлока выделывались подпанцирные накладки, шились бурки, походные цаги, подвозилось оружие, которое старательно раскладывал на десятки и сотни дед Димитрия – уже совсем седой, но по-прежнему быстрый в движениях, с неугасаемым огоньком в живых глазах.
Вооруженные копьями, шашками и самострелами ностевцы толпились у заставы, то и дело отодвигая в сторону огромный брус и пропуская конных азнауров.
Еще не слышались здесь раскаты исфаханских пушек, не вылетали на гребень холма, горяча скакунов, краснобородые кизилбаши, с тем чтобы взмахом кривой сабли или ядовитой стрелой вызвать богатырей гурджи на смертельный поединок; не проходили бесконечные тысячи, предавая огню и мечу многострадальную землю, не рушились стены, и склоны гор окрашивала не кровь, а беспредельные ковры маков.
Но в самом воздухе уже ощущалось тревожное дыхание войны.
У поворота дороги на пригорке раскинул тенистые ветви столетний дуб. Наконец Носте!
Сосредоточенные, угрюмые, суровые, въезжали азнауры в замок. Кое-где мелькнет нарядная куладжа или лихо сдвинутая набекрень папаха, но больше мрачной синевой отливают кольчуги и шлемы, топорщатся бурки, еще отдающие запахом овечьего руна.
Собрались ближние азнауры выслушать возвратившихся Даутбека и Димитрия. Какой ответ с гор принесли «барсы»? Даутбек немногословно рассказал о вероломстве Зураба. Скованы горы, близок Хосро-мирза.
Недоумевали азнауры, почему Зураб, зять царя, оказывает помощь персам, с которыми воюет царь? Саакадзе саркастически улыбнулся, – для него не было загадкой происшедшее: честолюбец не рискнет своим владением даже ради бога. Мысль о спасении Картли тоже не тревожит арагвинца: царь Симон ему ни к чему! И Моурави лишний для него, ибо, пока он жив, не стать Зурабу царем горцев. Значит, прямая выгода избавиться и от беспокойного Моурави.
Хевсуры не придут! В развернувшихся военных событиях был дорог каждый час. Азнауры немедля рассыпались по Средней Картли, не занятой кизилбашами, снова и снова призывая всех от мала до велика под копье. Дороги и тропы заполнили кони, раздавался звон оружия. Знамя, на котором колышется неустрашимый барс, стало знаменем Картли. Как голубой факел, взлетало оно на гребни гор, проносилось вниз, пересекало бурлящие реки, увлекая за собой соединенную азнаурскую конницу.
«Скорей! Скорей! Прикрыть левый край! Отдать жизнь, но не Картли! Скорей! Скорей!»
Гул от топота коней нарастал. Из окрестных поселений появлялись новые всадники – один, два, десять, пятьдесят, сто – и устремлялись за Георгием Саакадзе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215