«Веди нас, Моурави! Веди за Тамар дальше!»
И Саакадзе повел…
Взобравшись на самую высокую башню, Автандил водрузил знамя Картли и расправил атлас. В бледно-розовом воздухе заколыхалось знамя победы…
Не особенно довольный приказом Саакадзе, старый Квливидзе остался со своими дружинами укреплять крепость для азнаурской обороны… Молодой Квливидзе, Нодар, вместе с Автандилом бросились догонять войско Георгия Саакадзе.
И… уже никто не помнил, как и когда пали сильно укрепленные персами Викантбери, Али, Сурами, Кехви, Ацквери, Пала Паравани, пали большие и малые сомхийские укрепления Хосро-мирзы.
Месхети была очищена от персидских войск…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Шаркая дырявыми чувяками и поминутно прикрывая плечи грязными лохмотьями, старик открыто шел посередине дороги. Подбадриваемый хворостиной ослик понимающе мотал головой, но не менял намеченной им с начала пути скорости хода. Если же хворостина слишком часто взметывалась, ослик ехидно останавливался и лягался задними ногами. Тогда старик беспокойно хватался за края перекинутой через седельце корзины, стараясь удержать равновесие, что, впрочем, не мешало ему беспрестанно поглядывать по сторонам.
Он отказался от обычного сейчас способа путешествия, ибо ползать на животе по оврагам и цепляться за колючки и неудобно и бесполезно: ведь саакадзевские щенки и на дне реки видят ползающих раков. Тогда почему не выскакивают из засады? Разве он комар, что не замечают? Старик даже обиделся, но внезапно губы его растянулись в улыбку. На повороте, словно оторвавшись от ствола одряхлевшего дуба, выскочили три ополченца.
– Кто такой?!
– Разве по золотой папахе трудно догадаться? – старик насмешливо оглядел их и придержал ослика. – Почетный кма князя Шадимана.
На мгновение ополченцы опешили.
– Без твоей зурны признали! – озлился тот, что постарше. – Э-э, лазутчик князя, что везешь?!
– Сын у меня дружинником в Тбилиси, жена с утра до ночи плачет: люди уверяют, там от голода многие из тонких в толстых превратились.
Ополченцы разразились хохотом.
– Значит, похорошели?
– Чтоб Исмаил-хан так похорошел! Прислал в Марабду чапара. Как пролез, никому не сказал, только, обобрав с одежды цепкие колючки, сразу храбрость показал. «Хоть в мышь, – кричит, – надо превратиться, а в Тбилиси прошмыгнуть!» Вся деревня отказалась: ни как мыши, ни как орлы – не хотят попасть в лапы «барсам». Тут моя жена говорит: «Возьми еду, что для себя на зиму припасли, и отвези нашему несчастному Казару». Не выдержал я, рассердился – кровь давно не кипела, обрадовался случаю – и такое крикнул: «А жизнь мою ты жалеешь?!» Сразу жена совсем повеселела: «Если бы Моурави за такое убивал несчастных кма, народ к нему не сбегался б со всей Картли».
– Вот масхара, как гуда-ствири надул! – хохотал молодой ополченец. – А блестящего, как тело ханской хасеги, ишака тоже жена корзинами оседлала?
– Откуда имеем? Одна общипанная курица по двору бегает, петухов ловит. Потом такое случилось: как только управитель замка Марабды понял, что наконец догадался дурак кма, – это я, – что все равно от шашки саакадзевцев погибать или от плетей княжеского сборщика, – с удовольствием одолжил лучшего ишака. Коня тоже предлагал, но побоялся я: конь не такой упрямый, как ишак, может до Тбилиси не дотащиться.
Скучающие ополченцы становились все веселее.
– А кроме еды, несчастному Казару что везешь?
– Сразу должны догадаться, почему управитель подобрел… Вести везу счастливому князю Шадиману от шаха Аббаса, чтоб ему на этом свете подавиться блестящей хасегой.
Ополченцы так и упали на траву, катаясь от смеха. Надвинув папаху, старший нарочито громко спросил, какие вести везет лазутчик.
– Очень хорошие, чтоб святой Евстафий каждый день всем ханам и князьям такие на закуску посылал! Шах доволен покорением Картли и Кахети, только еще требует собрать с народа большую дань: потом обещает прислать племянницу свою в жены царю Симону, – это пусть, их семейное дело; но совсем взбесился; непременно требует голову Георгия Саакадзе!..
– А что еще везешь?
– Тебе мало? Может, палача тоже в корзине должен для твоего удовольствия тащить?
– Ах ты, верблюд ободранный! Наверно, ишака обременяешь не палачом для себя, а монетами для Шадимана!
И помрачневшие ополченцы без церемоний повытряхнули из корзин содержимое, но, кроме сыра, лепешек, старого кувшина с домашним вином и двух тощих кувшинчиков с маслом и медом, ничего не нашли. Тщательно осмотрели и потник.
Не обращая внимания на ополченцев, старик принес в чаше воду из родника, разломил лепешку и кусок сыра и спокойно принялся за еду.
Не зная, как быть, ополченцы в нерешительности топтались на месте. Жаль стариков, собравших последнее для сына. У них тоже дома остались старики, и разве они не болеют за своих сыновей? Но можно ли с такими сведениями пропускать? А что нового в этих сведениях? Ничего. Но не умолчал ли о важном? Не похоже. Даже лишнее про голову Георгия старый козел наболтал.
Старик встал, вытер ладонью усы и спросил, как решили – вперед ему ехать или повернуть ишака назад к Марабде?
– А ты как хочешь?
– Мое желание ни при чем! Бог уже, наверно, решил, как ему удобнее.
– А может, черту такое дело ближе?
– Непременно так. Один раз было такое: дед моего отца сто раз рассказывал, пока все семейство на сто лет, как свою фамилию, не запомнило… Кто не знает, какое доброе сердце держат князья к крестьянам, особенно к бедным кма? Сборщик, чтоб ему на этом слове в блестящего ишака превратиться, так старается для князя, для себя тоже, что, как ни дели муку, все равно с ползимы голодаем… Посмотрела бабушка моего отца в кидобани и застонала; на дворе лишь вчера снег растаял, а муки и на три дня не хватит. Думали, думали: к князю пойти – прогонит, одно твердит: «Так делите долю, чтобы до нового года хватило», а как делить, на своем хлебе не показывает. Тогда бабушка моего отца говорит дедушке моего отца: «Знаешь, Варам, не иначе, как придется тебе пойти к брату, он, наверно, может одолжить мешок муки». – «Откуда знаешь, что может? Или его князь с ума сошел и на всю зиму долю дал?» – «Князь… не знаю, – говорит бабушка моего отца, – а сборщик хорошо свое дело знает». Сговорились и такое придумали: сборщик лишнее дает, потом с ним потихоньку пополам делят… «Разве не помнишь, пять пасох назад твой брат тоже нам муки полмешка подарил». – «Откуда знаешь, что и сейчас щедрость покажет?» – недовольно дунул в усы дедушка моего отца. «Поспеши, Варам, пока на дорогу мою выделить пол-лепешки!» – крикнула бабушка моего отца. Видит, плохо дело – хоть волчком кружись, не поможет, ибо бабушка моего отца вместо муки в трех кидобани нрав свой хранила.
Ночь прокряхтел, утро стоном встретил, в полдень все же пошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215
И Саакадзе повел…
Взобравшись на самую высокую башню, Автандил водрузил знамя Картли и расправил атлас. В бледно-розовом воздухе заколыхалось знамя победы…
Не особенно довольный приказом Саакадзе, старый Квливидзе остался со своими дружинами укреплять крепость для азнаурской обороны… Молодой Квливидзе, Нодар, вместе с Автандилом бросились догонять войско Георгия Саакадзе.
И… уже никто не помнил, как и когда пали сильно укрепленные персами Викантбери, Али, Сурами, Кехви, Ацквери, Пала Паравани, пали большие и малые сомхийские укрепления Хосро-мирзы.
Месхети была очищена от персидских войск…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Шаркая дырявыми чувяками и поминутно прикрывая плечи грязными лохмотьями, старик открыто шел посередине дороги. Подбадриваемый хворостиной ослик понимающе мотал головой, но не менял намеченной им с начала пути скорости хода. Если же хворостина слишком часто взметывалась, ослик ехидно останавливался и лягался задними ногами. Тогда старик беспокойно хватался за края перекинутой через седельце корзины, стараясь удержать равновесие, что, впрочем, не мешало ему беспрестанно поглядывать по сторонам.
Он отказался от обычного сейчас способа путешествия, ибо ползать на животе по оврагам и цепляться за колючки и неудобно и бесполезно: ведь саакадзевские щенки и на дне реки видят ползающих раков. Тогда почему не выскакивают из засады? Разве он комар, что не замечают? Старик даже обиделся, но внезапно губы его растянулись в улыбку. На повороте, словно оторвавшись от ствола одряхлевшего дуба, выскочили три ополченца.
– Кто такой?!
– Разве по золотой папахе трудно догадаться? – старик насмешливо оглядел их и придержал ослика. – Почетный кма князя Шадимана.
На мгновение ополченцы опешили.
– Без твоей зурны признали! – озлился тот, что постарше. – Э-э, лазутчик князя, что везешь?!
– Сын у меня дружинником в Тбилиси, жена с утра до ночи плачет: люди уверяют, там от голода многие из тонких в толстых превратились.
Ополченцы разразились хохотом.
– Значит, похорошели?
– Чтоб Исмаил-хан так похорошел! Прислал в Марабду чапара. Как пролез, никому не сказал, только, обобрав с одежды цепкие колючки, сразу храбрость показал. «Хоть в мышь, – кричит, – надо превратиться, а в Тбилиси прошмыгнуть!» Вся деревня отказалась: ни как мыши, ни как орлы – не хотят попасть в лапы «барсам». Тут моя жена говорит: «Возьми еду, что для себя на зиму припасли, и отвези нашему несчастному Казару». Не выдержал я, рассердился – кровь давно не кипела, обрадовался случаю – и такое крикнул: «А жизнь мою ты жалеешь?!» Сразу жена совсем повеселела: «Если бы Моурави за такое убивал несчастных кма, народ к нему не сбегался б со всей Картли».
– Вот масхара, как гуда-ствири надул! – хохотал молодой ополченец. – А блестящего, как тело ханской хасеги, ишака тоже жена корзинами оседлала?
– Откуда имеем? Одна общипанная курица по двору бегает, петухов ловит. Потом такое случилось: как только управитель замка Марабды понял, что наконец догадался дурак кма, – это я, – что все равно от шашки саакадзевцев погибать или от плетей княжеского сборщика, – с удовольствием одолжил лучшего ишака. Коня тоже предлагал, но побоялся я: конь не такой упрямый, как ишак, может до Тбилиси не дотащиться.
Скучающие ополченцы становились все веселее.
– А кроме еды, несчастному Казару что везешь?
– Сразу должны догадаться, почему управитель подобрел… Вести везу счастливому князю Шадиману от шаха Аббаса, чтоб ему на этом свете подавиться блестящей хасегой.
Ополченцы так и упали на траву, катаясь от смеха. Надвинув папаху, старший нарочито громко спросил, какие вести везет лазутчик.
– Очень хорошие, чтоб святой Евстафий каждый день всем ханам и князьям такие на закуску посылал! Шах доволен покорением Картли и Кахети, только еще требует собрать с народа большую дань: потом обещает прислать племянницу свою в жены царю Симону, – это пусть, их семейное дело; но совсем взбесился; непременно требует голову Георгия Саакадзе!..
– А что еще везешь?
– Тебе мало? Может, палача тоже в корзине должен для твоего удовольствия тащить?
– Ах ты, верблюд ободранный! Наверно, ишака обременяешь не палачом для себя, а монетами для Шадимана!
И помрачневшие ополченцы без церемоний повытряхнули из корзин содержимое, но, кроме сыра, лепешек, старого кувшина с домашним вином и двух тощих кувшинчиков с маслом и медом, ничего не нашли. Тщательно осмотрели и потник.
Не обращая внимания на ополченцев, старик принес в чаше воду из родника, разломил лепешку и кусок сыра и спокойно принялся за еду.
Не зная, как быть, ополченцы в нерешительности топтались на месте. Жаль стариков, собравших последнее для сына. У них тоже дома остались старики, и разве они не болеют за своих сыновей? Но можно ли с такими сведениями пропускать? А что нового в этих сведениях? Ничего. Но не умолчал ли о важном? Не похоже. Даже лишнее про голову Георгия старый козел наболтал.
Старик встал, вытер ладонью усы и спросил, как решили – вперед ему ехать или повернуть ишака назад к Марабде?
– А ты как хочешь?
– Мое желание ни при чем! Бог уже, наверно, решил, как ему удобнее.
– А может, черту такое дело ближе?
– Непременно так. Один раз было такое: дед моего отца сто раз рассказывал, пока все семейство на сто лет, как свою фамилию, не запомнило… Кто не знает, какое доброе сердце держат князья к крестьянам, особенно к бедным кма? Сборщик, чтоб ему на этом слове в блестящего ишака превратиться, так старается для князя, для себя тоже, что, как ни дели муку, все равно с ползимы голодаем… Посмотрела бабушка моего отца в кидобани и застонала; на дворе лишь вчера снег растаял, а муки и на три дня не хватит. Думали, думали: к князю пойти – прогонит, одно твердит: «Так делите долю, чтобы до нового года хватило», а как делить, на своем хлебе не показывает. Тогда бабушка моего отца говорит дедушке моего отца: «Знаешь, Варам, не иначе, как придется тебе пойти к брату, он, наверно, может одолжить мешок муки». – «Откуда знаешь, что может? Или его князь с ума сошел и на всю зиму долю дал?» – «Князь… не знаю, – говорит бабушка моего отца, – а сборщик хорошо свое дело знает». Сговорились и такое придумали: сборщик лишнее дает, потом с ним потихоньку пополам делят… «Разве не помнишь, пять пасох назад твой брат тоже нам муки полмешка подарил». – «Откуда знаешь, что и сейчас щедрость покажет?» – недовольно дунул в усы дедушка моего отца. «Поспеши, Варам, пока на дорогу мою выделить пол-лепешки!» – крикнула бабушка моего отца. Видит, плохо дело – хоть волчком кружись, не поможет, ибо бабушка моего отца вместо муки в трех кидобани нрав свой хранила.
Ночь прокряхтел, утро стоном встретил, в полдень все же пошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215