ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Белый слон, украшенный золотым паланкином, необходим везиру, как Моурави – горностай. Возвращение в Стамбул с победоносным ятаганом дало бы ему, Осман-паше, преимущество над игрушечной саблей юного падишаха».
«Предприимчивый Осман-паша блещет остроумием, – усмехнулся Саакадзе, перебирая в памяти свой разговор с Дато. – Он рассчитывал на мою помощь в захвате престола Османов и за это обещал способствовать мне захватить престол Багратиони».
Метехи бурлил. Каждый придворный старался негодовать громче других. Царь Теймураз поспешил воспользоваться неудачами посольства, отправленного в Стамбул еще до его воцарения, отклонил предложение Моурави – сообща наметить дальнейшие пути внешней политики и, возмущенный, выехал в Телави.
А в Тбилиси день ото дня становилось тревожнее: в крепости, прикрываясь персидским знаменем, как заноза в сердце, продолжал сидеть Симон. Метехский замок пустовал, из янтарного ларца была вынута печать царства и увезена в Телави. Мдиванбеги, может быть, по этой, а может, по иной причине, но стали уклоняться от утверждения любых начинаний Моурави, неизменно ссылаясь на отсутствие царя. Не перед кем было оспаривать своеволие высшего Совета. Католикос заперся в своих палатах и якобы погрузился в церковные дела. Воины с обожанием смотрели на Моурави, но содрогались, не видя в Тбилиси царя. И майдан вздрагивал, вслушиваясь в разговоры чужеземных купцов о военных сборах шаха Аббаса, и все чаще пустовали под навесом весы большой торговли.
Такое положение вынудило Саакадзе торопливо принять от чеканщика Ясе новый щит, долженствующий напомнить царю Теймуразу о персидской опасности. Вновь оседлав коня, Моурави повернул на Кахетинскую дорогу.
Не замечал Саакадзе ни караван-сараев, с некоторых пор возникших по обеим сторонам дороги и услужливо распахивающих свои ворота для князей, мечущихся между Тбилиси и Телави, не замечал и придорожных водоемов с прохладной водой. Он стремительно мчался в стольный город царя Теймураза, сверкая щитом с предостерегающим грифоном.
Подобно молнии сверкнул щит Великого Моурави в тронном зале, вызвав у придворных князей неприятное ощущение перемены досель безоблачной погоды.
Стража едва успевала вскидывать копья с золочеными наконечниками, выказывая Моурави положенный почет, а слуги, распахивая двери, едва успевали застыть в поклоне…
Царь встретил Моурави с присущей ему сдержанной любезностью. Но Саакадзе, торопливо проговорив приветствия, не остановился на этот раз на выражении чувства восхищения и преданности. Кратко обрисовав опасное положение Картли, он решительно настаивал на немедленном переезде царя в Метехский замок, удел главенствующих Багратиони, дабы наконец наступило умиротворение в объединенном царстве.
Опершись рукой о подоконник, Теймураз, поблескивая красноватыми глазами, вглядывался в тенистый сад.
Там сквозь сетку ветвей виднелась высокая решетка, за которой на искусственной скале гордо стоял только вчера пойманный тур. Он еще не осознал позора плена и недоумевал: почему так ограничен простор, почему любоваться солнцем стало так тревожно? Клубились белые облака, окаймляя небесные озера.
Царь заговорил о любезной его сердцу Кахети.
Ни одним словом не прервал Саакадзе напыщенную речь. И когда Теймураз счел нужным замолкнуть и удобно расположиться в резном кресле, он осторожно заговорил о своем намерении защищать не одну Картли. Но если царь твердо решил не покидать Кахети, то не разумнее ли будет отныне ему, Моурави, с разрешения царя не покидать Картли, сосредоточив свое внимание на возведении укреплений по новому расчету и сторожевых башен, способных выдержать сокрушительный огонь шахских пушек.
Теймураза словно порывом ветра подбросило в спокойном кресле. «Как, Моурави замыслил самолично распоряжаться богом данным ему, царю Теймуразу, царством?!»
И тут Саакадзе не без удовольствия заметил ревнивое беспокойство упрямого кахетинца: «Кажется, цель достигнута», – и с еще большим притворством принялся сокрушаться: архангел Михаил свидетель, что только из желания угодить царю он, Саакадзе, уже неделю назад разослал своих «барсов» гонцами в Самегрело, Имерети, Гурию и Абхазети с напоминанием о клятве, данной в кутаисской Золотой галерее, – вступить в военный союз с Картли и Кахети.
Невольный страх подкрался к сердцу Теймураза. Он уже сожалел, что согласился выслушать Моурави наедине. Недаром Чолокашвили не одобрял такой уступки домогательствам мятежного ностевца. Необходимо сегодня же ночью в тайной беседе с ближайшими князьями найти способ укротить дерзкого.
Заметив бурые пятна, покрывшие лицо царя, Саакадзе облегченно вздохнул: «Богоравный упрямец очень скоро пожалует в Тбилиси. Тогда на высшем Совете безусловно решится: или Теймураз останется в Метехи, или… или Моурави получит полную возможность действовать в пределах Картли».
Когда поздней ночью, после дипломатического ужина с Моурави, в покоях Теймураза, озаренных светом синих и красных лампад, первые советники выслушали встревоженного царя, они дружно принялись описывать щит Саакадзе, с которым ностевец посмел въехать в царствующий город кахетинских Багратиони, и, удваивая тревогу, посоветовали царю выбить из рук Саакадзе его предостерегающий щит, – и не в Телави, где такое действие не достигнет желанной цели, а в Тбилиси, где картлийский католикос поможет повелителю двух царств обуздать зазнавшегося «барса».
В тенистом саду тихо журчит в канавках вода, садовник молча подрезывает виноградные лозы. На плоской крыше ковровщик чинит ковер с изображением свирепого льва, которого продырявил своей шашкой Иорам. А чуть ниже, на широком резном балконе, девушки из Носте старательно вышивают новое платье для Русудан. На этом настояла Дареджан: не подобает жене Великого Моурави появляться в Метехи в прошлогодних нарядах. Вот платье цвета спелого винограда, разве не восхищают глаз жемчужные звезды? А вот платье цвета алой розы, затканное разноцветным бисером. А это – для встречи царя, оно цвета весенней тучи с золотыми зигзагами молний.
На доводы верной Дареджан гордая Русудан отвечает покорной улыбкой. И то верно – жена Моурави должна делать многое, к чему не лежит сердце. Разве не приятнее было бы никогда на появляться в тронном зале Метехи, где владычествует не светлый Луарсаб, а коварный Теймураз? Или после гибели Паата прельщает ее платье другого цвета, кроме как цвета ночи, затканное печалью? Но она надевает блестящие одежды, ибо под бархатом и атласом удобнее прятать тревогу за Георгия, за будущее «барсов» и тоску по невозвратному… И она прикалывает к густым волосам фату, расшитую серебряными кручеными нитками, поясную ленту из синего атласа с золотистыми блестками, она прикрепляет к платью цвета весенней тучи застежку с выпуклым жуком, как бы выползающим из голубоватой лавы, и украшает лоб бархатным обручем с алмазной луной посередине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215