– Если твой раб осмеливается думать в твоем присутствии…
– Говори и знай: я люблю, когда мои рабы раньше думают, потом говорят.
– Осмелюсь сказать, я не совсем поверил Попандопуло…
Караджугай-хан облегченно вздохнул и строго спросил:
– Значит, грек умышленно ввел тебя в заблуждение?
– Нет, хан из ханов, я мастер опасных дел и не попадаюсь в шаткие ловушки, но разноречивость лазутчиков подсказала греку скупость. Осмелюсь думать, что в Картли больше десяти…
– Сосчитаем до двадцати, а тогда, испрося благословения святого Хуссейна, мне достаточно будет устремить одного Юсуф-хана с сорока тысячами сарбазов, чтобы разбить Саакадзе, как треснувший кувшин?
– Шах-ин-шах в своем милосердии разрешил мне говорить, и я осмелюсь сказать, – совсем тихо добавил Керим, – что и ста тысячам сарбазов найдутся дела в Картли и Кахети…
Караджугай снова облегченно вздохнул. Керим спасен, и царь Луарсаб не останется без защиты.
– Ты об этом говорил Али-Баиндуру?
– Говорил, и о многом еще говорил, всемогущий шах-ин-шах, но хан высмеял меня, – он верит греку, будто ни разу его не обманувшему, а мои сведения причислил к тревожному сну…
– Не хочешь ли ты переменить господина? – спросил милостиво шах.
– О сеятель правосудия! О свет истинной веры! О великий шах-ин-шах, неиссякаемый в своих щедротах! Да услышится мольба моя!.. Справедливый хан из ханов, Караджугай-хан…
– Знаю, знаю, мне мой сын Джафар передавал, ты ко мне просился в телохранители. Когда по велению святого Аали заблудившийся Луарсаб припадет к золотым стопам «солнца Ирана», я исполню твое желание.
Шатаясь, как пьяный, Керим радостно брел к домину деда. Он когда-то прощался с Исфаханом навеки, но подлый Баиндур снова приблизил его к подножию ада… Да возвысится имя аллаха! Он, Керим, вышел невредимым из поединка с могущественным шахом… Он сумел крепко держать колесо судьбы и не перешел черты, дозволенной его настоящим повелителем, который не цветистыми словами, а мечом добывает счастье беднякам.
Огромные черные тучи мечети ложатся на желтую площадь четырех углов. Керим теряется на ней, как песчинка в пустыне. Но, победив в страшном единоборстве, он словно обрел крылья, и они поднимают его над Исфаханом, над муравейником суеты и призраком величия.
«О господин мой Георгий Саакадзе! – размышляет Керим, ощущая прохладу облака на своей щеке. – Не ты ли удержал меня над пропастью, ибо, выведав сладчайшим голосом правду, шах не преминул бы отрубить мне голову… Но не нож палача передо мной, а бирюзовая тропа жизни. Если бы я был винопивцем, опорожнил бы сейчас целый кувшин. В Гулаби расскажу о подлости Юсуфа. Нет, я и в мыслях не заподозрю разбойника Али-Баиндура, иначе как дальше совместно с ним сокращать число дней? Это я говорю себе вслух, а думаю совсем тайно: как служить иначе светлому царю Луарсабу, как служить светлой царице?.. Но когда я просился к хану? Святой Хуссейн! Караджугай покровительствует мне!.. Ханум Гефезе по предопределению аллаха дружит с царственной сестрой царя Луарсаба. Не обе ли ханум приложили старание и нашли средство убедить Караджугая во имя царя Луарсаба защитить меня перед грозным шахом?.. Завтра пойду к Гассану, выведаю, намного ли шах приблизил Хосро-мирзу к его вожделениям; потом к ханум Гефезе, где застану ханум из ханум Лелу с посланием для светлого Луарсаба и… О, поспеши, Керим, ибо Юсуф-хан может не стерпеть второго поражения… Крылья опускаются». В поле зрения Керима попадает майдан. Запах лохмотьев, дынь, верблюжьего пота. Его обступают нищие. Далекое детство серой пылью застилает глаза. Он щедро раздает содержимое кисета, пожалев, что неизвестность заставила его оставить кувшин с золотыми монетами у деда. Вздохнув, он отдает вышитый бисером опустошенный кисет костлявой старухе и бредет дальше, а в ушах продолжает звенеть: «Я жив, я жив! Да будет солнце надо мною – я жив!»
– Не знаю, почему я еще жива? – восклицала Нестан. Она равнодушно предоставила прислужнице укладывать золотистые волны волос, продолжая стонать. В слезах ее застала вбежавшая Тинатин.
– О, сколь милостив Иисус! Сколь милосердна защитница страждущих влахернская божья матерь! – Тинатин осыпала поцелуями удивленную Нестан. – Ты не догадываешься о причине моей радости? О Нестан, шах-ин-шах разрешил тебе вернуться в Картли! Опусти же скорей в водоем забвения камень своей печали.
– Моя светлая Тинатин, сколько усилий ты приложила, вымаливая мне свободу! – Нестан бросилась целовать руки, плечи, колени царственной подруги.
– О моя сестра, моя красивая Нестан! Снова ждут тебя в дорогой Картли радость и счастье.
– Счастье? Счастье… – Нестан вдруг упала на ковер, и помутнели ее зеленые глаза. – Счастье!.. Кто даст его мне? Кем я вернусь в Тбилиси? Брошенная жена хуже отверженной возлюбленной… Пресвятая богородица, защити меня от насмешек княгинь, от жалости князей, от…
– Дева Мария!.. Но ты же вновь обретешь родных! Хорешани! Она ли не станет твоей хранительницей? А Русудан, а все «барсы»? О моя Нестан, как может птица, выпущенная на волю, предаваться тоске? Пусть бы мне изменили десять мужей, лишь бы увидеть Метехи, Луарсаба! – Тинатин испуганно умолкла, хотя в комнате никого не было и говорили они по-грузински. – Моя многострадальная, прекрасная из прекрасных, я бы жизни не пожалела, лишь бы осуществились твои пожелания! Не печалься, золотая Нестан, так богу угодно. Мой Сефи… да продлится жизнь шаха до конца света… но судьбы на чаше весов милосердного властелина неба… Я воспитала Сефи в любви к нашей Картли… Это ли не благо? Поговорим, дорогая, о твоем путешествии.
– О моем?.. – Нестан медленно провела ладонью по лицу. – Я остаюсь.
– Как ты сказала?!
– Здесь я любима тобою, живу, как царица, окруженная твоим вниманием, любовью Гефезе, Гулузар. Нет, к Русудан я не поеду, Зураб ее брат… К Хорешани тоже не могу: Дато связан с Зурабом, вместе собираются отразить нашествие… Я буду стеснять и отважных «барсов»… Монастырь? Нет, грешна я, не лежит мое сердце к тихой обители, сердце радости просит… Некуда мне ехать.
– Но разве Керим не передал надежды «барсов», Хорешани и даже Русудан увидеть тебя потому, что шаху незачем держать лишнюю заложницу? Как можешь сомневаться в нежности тебя любящих?
– Я все сказала… Не первую ночь думаю об этом… В Картли – на посмешище – не вернусь. Моя светлая, царственная Тинатин, если я еще не в тягость… оставь у себя…
– О чем ты просишь? Кто из безумцев может добровольно отказаться от совместной жизни с любимой подругой детских лет? Но да не воспользуюсь я твоим благородством!.. Шах уже повелел Караджугай-хану поручить Кериму сопровождать княгиню Нестан… в Тбилиси…
Нестан вскочила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215