– Карна, – сказал Суйод-хан, – унеси Деву пагоды и сторожи ее.
– Положись на меня, Сын священных вод Ганга.
– Эта Дева, возможно, попытается убить себя, но ты не допустишь этого. У нашей богини нет никого, кроме нее. Если она умрет, ты умрешь тоже.
– Я помешаю ей.
– Ты отберешь пятьдесят самых преданных нам людей и расположишь их вокруг пагоды. Этот человек не должен уйти от нас.
– В пагоде есть человек?
– Да, Тремаль-Найк, охотник на змей из Черных джунглей. Иди и в полночь будь здесь.
Индиец поднял бесчувственную Деву пагоды и вышел с ней на руках. Суйод-хан, или, как его называли здесь, Сын священных вод Ганга, подождал, пока затих звук его шагов, потом встал на колени перед мраморной чашей, в которой плавала золотая рыбка.
– О вестница богини! – воззвал он.
Рыбка, которая плавала на дне чаши, при этих словах всплыла на поверхность.
– О вестница богини, – продолжал жрец, – смертный человек, наш враг, устремил свой взор на Деву пагоды. Этот человек в наших руках: ты хочешь, чтобы он остался жив, или чтобы умер?
Рыбка помедлила и нырнула на дно. Суйод-хан резко встал, зловещая молния блеснула в его взгляде.
– Богиня осудила его, – сказал он мрачно. – Этот человек умрет!
Оставшись один, Тремаль-Найк опустился у подножия статуи, прижимая руки к сердцу, которое яростно билось, как будто стремясь выскочить из груди. Никогда еще подобное волнение не потрясало его; никогда не испытывал он такой радости в своей одинокой и дикой жизни среди джунглей и болот.
– Прекрасная моя!.. – восклицал он, забыв обо всем. – Ты будешь моей женой! Да, прекрасный цветок джунглей, я вырву тебя отсюда. Я предам огню и железу здесь все; я вступлю в схватку с этими извергами, которые заточили тебя здесь. Я вернусь к моим храбрым товарищам, и вместе мы похитим, спасем тебя. Твои стражи сильны и страшны, но я стану сильнее их и страшнее. Я заставлю их дорого заплатить за те слезы, которые ты проливала здесь передо мной. Любовь даст мне силы для этого.
Он встал и принялся ходить, взволнованный, судорожно сжав кулаки, не в силах оставаться в такую минуту неподвижным.
– Бедная Ада! – продолжал он с глубокой нежностью. – Какой рок тяготеет над тобой? Ты сказала, что смерть прервет твою жизнь в тот день, когда ты должна будешь стать моей женой; но я остановлю саму смерть. О я раскрою эту страшную тайну, и пусть тогда дрожат эти негодяи, которые похитили и заточили тебя здесь! Я сумею…
Он остановился, услышав резкие звуки рамсинги.
– Проклятая труба! Она возвещает несчастье! – воскликнул он с гневом. – Неужели они обнаружили меня? Или, может быть, Каммамури?
Он задержал дыхание и прислушался. Снаружи доносился смутный гул голосов.
– Что бы это значило? Перед пагодой люди. Неужели они сейчас ворвутся сюда?
Он огляделся вокруг с невольной растерянностью: он был совершенно один. Взглянул вверх – отверстие было открыто.
– Что-то должно случиться, я чувствую, – прошептал он. – Но я покажу им, на что способен.
Он осмотрел заряды в пистолетах и карабине, проверил лезвие своего верного кинжала, которое не раз окрашивалось в джунглях кровью змей и тигров, и спрятался за чудовищной статуей, сжавшись, как только возможно.
День тянулся страшно медленно для него, обреченного на почти полную неподвижность и усиливавшийся голод. Но понемногу вечерние сумерки заполняли самые темные углы пагоды. Постепенно они поднимались к куполу, а в девять тьма сделалась такой глубокой, что ничего не было видно и в двух шагах. На темном небе сверкала луна, отражаясь от большого золоченого шара и медной змеи с головой женщины.
Рамсинга прервала свои скорбные завывания, и гул голосов уже не был слышен. Везде царило таинственное молчание. Тем не менее Тремаль-Найк не осмеливался двинуться. Единственное движение, которое он сделал – это приложил ухо к холодным камням пагоды и прислушался.
Тайный голос приказывал ему бодрствовать и остерегаться, и очень скоро он понял, что этот голос не лгал. Ближе к одиннадцати, когда тьма совсем сгустилась, до его ушей донесся странный, пока еще не определенный шум. Казалось, кто-то спускается по веревке, на которой висела лампа. Из предосторожности он вытащил пистолет и тихо поднялся, опершись на одно колено.
В темноте раздалось металлическое позвякивание: его издавала лампа, которая колебалась. Без сомнения, кто-то спускался с высоты.
Тремаль-Найк не выдержал больше.
– Кто здесь? – крикнул он.
Никто не ответил на вопрос, но звяканье прекратилось.
«Может, мне показалось?» – спросил он сам себя.
Он встал и посмотрел вверх. Там, на куполе, луна продолжала отражаться в золоченом шаре, и виднелась часть витого каната, но человека он не увидел.
«Странно!» – сказал Тремаль-Найк, начиная беспокоиться.
Он снова забился в угол, продолжая прислушиваться и осматриваться вокруг.
Прошло минут двадцать, и лампа снова начала позвякивать.
– Кто здесь? – крикнул он, выходя из себя. – Откликнись – кто здесь?
Ответом ему было молчание. Тогда он схватился за ноги гигантской статуи, вскарабкался по рукам ее и, наконец, поставив ноги на ее голову, ухватился за лампу, сотрясая канат.
Взрыв смеха разнесся в темной пагоде.
– А! – вскричал Тремаль-Найк, чувствуя, что им овладевает бешеная ярость. – Там наверху кто-то смеется надо мной? Погоди же!
Он собрал все свои силы и отчаянным рывком оборвал канат.
Лампа рухнула на пол с неописуемым грохотом, который эхо храма повторило несколько раз.
Раздался второй взрыв смеха, но не сверху, а снизу, у входа в пагоду. Тремаль-Найк бросился вниз – и вовремя. Дверь распахнулась, и высокий худой индиец, богато одетый, с кинжалом в одной руке и смоляным факелом в другой, появился на пороге.
Это был сам Суйод-хан. Адская радость освещала его смуглое лицо, в глазах сверкали зловещие молнии.
С минуту он молча созерцал чудовищную статую, за которой стоял Тремаль-Найк, с кинжалом в зубах и пистолетами в руках, потом сделал несколько шагов вперед. За ним вбежали двадцать четыре индийца, двенадцать справа и двенадцать слева. Все были вооружены кинжалами и шелковыми шнурами с свинцовым шаром на конце.
– Дети мои! – сказал Суйод-хан устрашающим голосом. – Наступила полночь!
Индийцы воткнули факелы в углубления, сделанные в камнях, и быстро размотали шнуры.
– Мы готовы!
– Этот нечестивец осквернил пагоду нашей богини. Что заслуживает он?
– Смерти! – ответили индийцы.
– Тремаль-Найк, – воскликнул угрожающе Суйод-хан, – выходи!
Громкий смех был ему ответом. Одним прыжком охотник на змей выскочил из своей засады. Казалось, это тигр выскочил из джунглей. Яростная улыбка играла на его губах, лицо было жестоким, зубы оскалены. Дикий сын джунглей проснулся в нем, готовый рычать и кусаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71