– Говори, приказывай, наша жизнь принадлежит тебе.
– Нас никто не слышит?
– Никто, – сказал Палаван.
– Где капитан Макферсон?
– В каюте; он еще спит.
– Вы знаете, куда направляется фрегат?
– Этого не знает никто. Капитан Макферсон сказал, что сообщит это, когда прибудем к месту назначения.
– Значит, даже офицеры ничего не знают?
– Абсолютно ничего.
– Ну что ж, значит, со смертью капитана исчезнет и эта тайна.
– Без сомнения. Но мы опасаемся, что фрегат направляется на Раймангал, чтобы напасть на наших братьев.
– Вы не ошибаетесь. Но фрегат не высадит там своих людей.
– Но как?.. Почему?..
– Он взлетит на воздух, прежде чем достигнет острова.
– Если ты прикажешь, мы подожжем порох.
– Когда мы прибудем на Раймангал, по вашим расчетам?
– Ближе к полуночи.
– Сколько человек на борту?
– Около сотни.
– Ну что ж, ближе к полуночи я убью капитана. Потом мы взорвем корабль и попытаемся добраться до берега. Но нужно, чтобы в одиннадцать капитан крепко спал.
– Я подолью ему снотворного в графин с водой, – сказал Палаван.
– А ты сможешь проникнуть в его каюту незаметно?
– Да, я изготовлю отмычку, и дверь будет открыта.
– Хорошо. В одиннадцать приходите ко мне сюда. И принесите какое-нибудь оружие. Действовать нужно тихо, но наверняка.
И Тремаль-Найк снова принялся за еду. Он съел огромный бифштекс, способный насытить трех человек, опустошил одну за другой несколько чашек превосходного джина, потом взял трубку и растянулся на койке, шепча: «Без крайней надобности выходить на палубу не стоит: капитан все-таки может узнать меня».
Он постарался уснуть, но сон не шел – он был слишком взволнован. Множество мыслей беспорядочно теснилось в его голове. Он думал о своей прошлой жизни, о своей обожаемой Аде, о том моменте, когда наконец после стольких мучений, стольких опасностей, он снова увидит ее, он думал о том последнем ударе, который готовился нанести. И снова, как и всякий раз, когда он думал об этом убийстве, какое-то странное, ужасное чувство овладевало его душой. Он и стремился убить капитана, и в то же время боялся это совершить. Макферсон не только не казался ему врагом, в нем даже ощущалось что-то родное. Что это было, Тремаль-Найк не мог сказать, но словно какой-то внутренний голос предостерегал и внушал ему это, сомнениями мучил его.
Он знал, что все равно убьет Макферсона, и в нужный момент рука его не дрогнет, но чем дальше, чем больше казалось, что счастья ему это не принесет.
Так в бессоннице и сомнениях проходил час за часом. Никто не спускался в кубрик к нему, да и он сам не горел желанием появиться на палубе. Оба его сообщника больше не показывались.
Тремаль-Найк начал уже бояться, не случилось ли с ними какого-нибудь несчастья, не раскрыты ли их тайные замыслы.
В восемь часов, когда солнце зашло за горизонт и тьма быстро спустилась на голубые волны залива, Тремаль-Найк, снедаемый тревогой, поднялся по трапу и выглянул на палубу.
Солдаты и матросы столпились на баке, устремив глаза на восток; некоторые вскарабкались на ванты, пристально вглядываясь в горизонт. На корме несколько человек хлопотали возле шлюпок.
Он взглянул на мостик: четверо офицеров прогуливались там, куря и болтая. Капитана Макферсона среди них не было.
Тремаль-Найк вернулся на койку и стал ждать. В кубрике постепенно темнело. Склянки на борту пробили девять; потом десять; и, наконец, одиннадцать. Еще не замолк последний звук, как две тени спустились по трапу.
– Поторопись, – сказал один из них быстрым шепотом. – Нельзя терять ни минуты: уже показался Раймангал.
Тремаль-Найк узнал обоих своих сообщников.
– А капитан? – еле слышно спросил он.
– Спит, – ответил Биндур. – Он выпил наркотик.
– Пошли, – сказал Тремаль-Найк, и голос его задрожал. Во рту у него пересохло, его всего трясло.
Палаван открыл дверь в узкий темный коридор и, пройдя несколько трюмных помещений, остановился перед трапом, ведущим в каюту капитана.
– У вас хватит решимости? – спросил Тремаль-Найк.
– Мы предаем нашу жизнь в руки богини Кали.
– Вы боитесь?
– Мы не знаем, что такое страх.
– Тогда слушайте меня.
Оба туга приблизились с решительными лицами.
– Я сейчас убью капитана, – сказал он, преодолевая никогда доселе не испытанную им дрожь. – А ты, Биндур, спустишься в пороховой погреб и оставишь там горящий фитиль.
– А я? – спросил Палаван. – Что мне делать?
– Ты должен приготовить три спасательных круга, а потом вернуться ко мне. Идите, и пусть ваша богиня защитит вас.
Тремаль-Найк взял топор, принесенный Биндуром и, переступив порог, вошел в каюту, освещенную лишь слабым светом ночника.
Первое, что он увидел – было его собственное отражение в зеркале. Увидя его, он вздрогнул. Лицо в зеркальном проеме было страшно искажено и все блестело от обильного пота. Глаза, как у безумного, горели лихорадочным огнем.
Он опустил взгляд на постель, закрытую легким кисейным пологом, и до слуха его донеслось дыхание спящего.
«Странно, – подумал он. – Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного. У меня руки слабеют, и подошвы точно приклеились к полу».
С усилием он сделал еще шаг вперед и дрожащей рукой поднял полог.
Капитан Макферсон лежал на постели и улыбался во сне. Без сомнения, он видел что-то приятное.
«Этого хотят туги… « – прошептал, шатаясь, Тремаль-Найк.
Он поднял над спящим топор, но тут же опустил, точно силы внезапно оставили его. Он провел рукой по лбу – лоб был весь мокрый, крупный капли пота уже просто катились по его лицу. С глубоким ужасом он оглянулся вокруг.
«Что это? – спросил он себя, потрясенный. – Неужели я боюсь?.. Я, который никого и ничего не боялся… Кто для меня этот человек?.. Никто. Но что за страшное волнение трясет меня?.. «
Он снова поднял топор и вновь бессильно опустил его. Никогда не случалось с ним ничего подобного. Какой-то внутренний голос кричал ему, что этого делать нельзя, что человек этот для него неприкосновенен, что кровь, которую он готовился пролить, не чужая ему…
Это говорила, это внушала ему Ада – он словно воочию видел перед собой ее умоляющие глаза.
– Ада! Ада!.. – почти с яростью воскликнул он.
И вдруг побледнел, отпрянув назад.
Капитан быстро сел на постели и мгновенно раскрыл глаза.
– Ада?.. – воскликнул он с удивлением. – Кто здесь назвал мою дочь?..
Окаменелый, растерянный, Тремаль-Найк оставался недвижим.
– Ада?.. – повторил капитан. – Это имя моей дочери!.. Кто говорил здесь о ней?
И тут он заметил стоящего возле постели человека.
– Что ты здесь делаешь, в моей каюте? – удивленно спросил он. – Кто ты такой?
Ужасная мысль молнией сверкнула в мозгу Тремаль-Найка.
– О боги!.. – воскликнул он прерывающимся голосом. – О какой Аде вы говорите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71