Я дрожу, как от холода. Это молчание и эта темнота вселяют в меня страх.
– Дарма беспокоится?
– Нет, молчит.
– Это признак, что враг еще далеко. Пошли вперед!
Они снова пустились в путь между холодных и мокрых стен, поднимаясь и спускаясь по ступеням, натыкаясь головой на своды, шагая на ощупь, сопровождаемые тигрицей, которая не выказывала никакого беспокойства.
Так прошли еще минут десять, длинных, как десять часов. Охотники уже решили было, что взяли не то направление и хотели вернуться, как вдруг на повороте галереи увидели впереди пламя, горящий факел в дальнем ее конце. Рядом стоял полуобнаженный человек, опираясь на некое подобие копья с изображением таинственной змеи на конце.
Вздох облегчения вырвался из груди Тремаль-Найка.
– Наконец-то, – прошептал он. – А то я уже начинал бояться, что мы попали в необитаемую пещеру. Внимание, Каммамури!
– Ох! – воскликнул маратх, вздрогнув.
– Этот человек преграждает нам путь; мы убьем его.
– А как это сделать? Он закричит, поднимется шум, и все они бросятся на нас.
– Он стоит к нам спиной, а у Дармы неслышный шаг.
– Будь осторожен, хозяин.
– Я решился на все и не отступлю.
Тремаль-Найк наклонился к тигрице, которая свирепо смотрела на стоявшего возле факела человека, показывая острые когти и нервно размахивая хвостом.
– Иди и растерзай его! – приказал он, показывая на часового.
Дарма присела, почти касаясь животом земли, глаза ее расширились и, неслышно подавшись вперед, она, как тень, скользнула вдоль стены галереи.
Часовой ничего не видел и не слышал, повернувшись спиной к огню. Казалось, он спит, опираясь на копье.
Тремаль-Найк и маратх, с карабинами в руках, тревожно следили за действиями Дармы, которая, не спуская глаз с жертвы, осторожно продвигалась вперед. Их сердца учащенно бились от волнения. Достаточно было одного крика, чтобы в подземельях поднялась тревога, и все их отчаянное предприятие рухнуло, как карточный домик.
Страж все еще ничего не слышал, настолько бесшумен был шаг хищника. Вдруг зверь остановился и подобрался. Тремаль-Найк сильно стиснул руку Каммамури. Тигрица была всего в десяти шагах от туга.
Мгновение – и Дарма сделала страшный прыжок. Человек и животное упали на землю; послышался треск ломаемых костей. Часовой не успел издать даже стона – его гибель была мгновенной.
Тремаль-Найк и Каммамури устремились к факелу с карабинами наперевес.
– Молодец, Дарма, – Тремаль-Найк сдерживал рычавшего от возбуждения зверя. – Спокойно, спокойно!
Он подошел к часовому и приподнял его. Несчастный был залит кровью и не подавал признаков жизни. Тигрица разорвала ему горло зубами.
– Дарма не подвела, – сказал Тремаль-Найк, бросая его. – Увидишь, Каммамури, с такой сильной помощницей мы совершим большие дела.
– Я тоже так думаю, хозяин. Будет на что посмотреть, когда она кинется в гущу этой орды – они в ужасе разбегутся.
– А мы воспользуемся этим, чтобы похитить Аду.
– А куда мы отвезем ее?
– Сначала в нашу хижину; а там видно будет, в Калькутту или еще дальше.
– Тихо, хозяин!
– Что такое?
– Слушай!
Вдалеке раздался резкий звук трубы. Охотники сразу узнали его.
– Рамсинга!
Глухой, сильный рокот раздался в подземных коридорах и галереях и прокатился по ним несколько раз. Подобный же гул они слышали в ту ночь, когда впервые причалили к Раймангалу.
Тремаль-Найк затрепетал с головы до ног; его силы точно удесятерились.
– Полночь!.. – вскричал он безумным голосом. – Ада!.. О моя невеста!..
Он сделал тигриный прыжок вперед и бросился через галерею, сопровождаемый Каммамури и Дармой.
Казалось, это зверь, а не человек. Глаза его налились кровью, на губах выступила пена, в одной руке он зажал свой нож, в другой держал карабин. Он не боялся никого и ничего. Не было препятствия, способного остановить его безумный бег.
Барабан продолжал грохотать, будя эхо в пещерах и галереях. Вдали послышались резкие звуки рамсинги и неясный гул голосов. Страшный момент приближался; наступила полночь.
Тремаль-Найк прибавил скорость, уже не опасаясь себя обнаружить, не думая больше ни о чем.
– Ада!.. Ада!.. – хрипел он, и несся с яростью быка по галереям, которые следовали одна за другой.
Вдруг яркий огонь появился в глубине коридора; взрыв криков донесся оттуда и раскатился по всему подземелью.
– Вот они! – воскликнул Тремаль-Найк сдавленным голосом.
Каммамури бросился на него и, собрав все свои силы, удержал, зажав ему рот.
– Ни шагу дальше! – сказал он быстро.
Тремаль-Найк обернулся к нему, оскалив зубы.
– Что это значит? – спросил он с бешенством.
– Если тебе дорога жизнь твоей Ады, ни шагу дальше, – повторил маратх, удерживая его.
– Пусти меня, Каммамури, пусти меня! Я горю… я в бреду!
– Именно поэтому я и не хочу, чтобы ты шел вперед. Если ты ворвешься в эту пещеру раньше времени, мы погибнем. Остановись, хозяин, мы спасем ее все равно.
– Ты уверен? У меня сердце страшно колотится и кровь кипит. Я готов кулаками разбить эти стены и похоронить под обломками всех этих извергов. Ты слышишь?.. Разве ты не слышал этот душераздирающий крик?
– Я ничего не слышал; тебе показалось.
– Мне показалось? Нет, я слышу ее голос.
– Это бред. Успокойся, хозяин! Возьми себя в руки, если хочешь спасти ее.
Каммамури отпустил Тремаль-Найка, и они углубились в пещеру. Вскоре они остановились за огромной колонной, откуда могли все видеть, оставаясь сами незамеченными.
Странное зрелище предстало их взорам.
Перед ними открылась обширнейшая пещера, выдолбленная в красном граните, наподобие наземного храма. Двадцать четыре колонны, украшенные причудливыми скульптурами богов и диких зверей, поддерживали своды ее.
По четырем углам пещеры стояли статуи Шивы, а посередине – чудовищная богиня с красным языком, высовывающимся изо рта, и ожерельем из черепов, подобная той, какую Тремаль-Найк видел в пагоде.
Со свода, покрытого барельефами, представляющими сражения, свисали многочисленные бронзовые лампы, рассеивающие какой-то бледный, голубоватый, мертвенный свет.
Сорок полуобнаженных индийцев с одинаковой татуировкой в виде змеи на груди, и шелковыми арканами вокруг бедер, сидели вокруг нее, скрестив ноги, безмолвно уставившись на это чудовищное бронзовое божество. Рядом с одним из них лежал на полу огромный барабан, в который он ударял время от времени, заставляя его глухо рокотать под сводами пещеры.
– Ада!.. – прошептал Тремаль-Найк, окидывая взглядом пещеру. – Где моя Ада?..
Луч радости сверкнул в его глазах.
– Жертвоприношение еще не началось! – воскликнул он. – Хвала Шиве!
– Не говори так громко, хозяин, – прошептал Каммамури, сжимая шею тигрицы. – Если все туги, которые живут в подземельях, уже здесь, то похитить твою Аду нам будет нетрудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Дарма беспокоится?
– Нет, молчит.
– Это признак, что враг еще далеко. Пошли вперед!
Они снова пустились в путь между холодных и мокрых стен, поднимаясь и спускаясь по ступеням, натыкаясь головой на своды, шагая на ощупь, сопровождаемые тигрицей, которая не выказывала никакого беспокойства.
Так прошли еще минут десять, длинных, как десять часов. Охотники уже решили было, что взяли не то направление и хотели вернуться, как вдруг на повороте галереи увидели впереди пламя, горящий факел в дальнем ее конце. Рядом стоял полуобнаженный человек, опираясь на некое подобие копья с изображением таинственной змеи на конце.
Вздох облегчения вырвался из груди Тремаль-Найка.
– Наконец-то, – прошептал он. – А то я уже начинал бояться, что мы попали в необитаемую пещеру. Внимание, Каммамури!
– Ох! – воскликнул маратх, вздрогнув.
– Этот человек преграждает нам путь; мы убьем его.
– А как это сделать? Он закричит, поднимется шум, и все они бросятся на нас.
– Он стоит к нам спиной, а у Дармы неслышный шаг.
– Будь осторожен, хозяин.
– Я решился на все и не отступлю.
Тремаль-Найк наклонился к тигрице, которая свирепо смотрела на стоявшего возле факела человека, показывая острые когти и нервно размахивая хвостом.
– Иди и растерзай его! – приказал он, показывая на часового.
Дарма присела, почти касаясь животом земли, глаза ее расширились и, неслышно подавшись вперед, она, как тень, скользнула вдоль стены галереи.
Часовой ничего не видел и не слышал, повернувшись спиной к огню. Казалось, он спит, опираясь на копье.
Тремаль-Найк и маратх, с карабинами в руках, тревожно следили за действиями Дармы, которая, не спуская глаз с жертвы, осторожно продвигалась вперед. Их сердца учащенно бились от волнения. Достаточно было одного крика, чтобы в подземельях поднялась тревога, и все их отчаянное предприятие рухнуло, как карточный домик.
Страж все еще ничего не слышал, настолько бесшумен был шаг хищника. Вдруг зверь остановился и подобрался. Тремаль-Найк сильно стиснул руку Каммамури. Тигрица была всего в десяти шагах от туга.
Мгновение – и Дарма сделала страшный прыжок. Человек и животное упали на землю; послышался треск ломаемых костей. Часовой не успел издать даже стона – его гибель была мгновенной.
Тремаль-Найк и Каммамури устремились к факелу с карабинами наперевес.
– Молодец, Дарма, – Тремаль-Найк сдерживал рычавшего от возбуждения зверя. – Спокойно, спокойно!
Он подошел к часовому и приподнял его. Несчастный был залит кровью и не подавал признаков жизни. Тигрица разорвала ему горло зубами.
– Дарма не подвела, – сказал Тремаль-Найк, бросая его. – Увидишь, Каммамури, с такой сильной помощницей мы совершим большие дела.
– Я тоже так думаю, хозяин. Будет на что посмотреть, когда она кинется в гущу этой орды – они в ужасе разбегутся.
– А мы воспользуемся этим, чтобы похитить Аду.
– А куда мы отвезем ее?
– Сначала в нашу хижину; а там видно будет, в Калькутту или еще дальше.
– Тихо, хозяин!
– Что такое?
– Слушай!
Вдалеке раздался резкий звук трубы. Охотники сразу узнали его.
– Рамсинга!
Глухой, сильный рокот раздался в подземных коридорах и галереях и прокатился по ним несколько раз. Подобный же гул они слышали в ту ночь, когда впервые причалили к Раймангалу.
Тремаль-Найк затрепетал с головы до ног; его силы точно удесятерились.
– Полночь!.. – вскричал он безумным голосом. – Ада!.. О моя невеста!..
Он сделал тигриный прыжок вперед и бросился через галерею, сопровождаемый Каммамури и Дармой.
Казалось, это зверь, а не человек. Глаза его налились кровью, на губах выступила пена, в одной руке он зажал свой нож, в другой держал карабин. Он не боялся никого и ничего. Не было препятствия, способного остановить его безумный бег.
Барабан продолжал грохотать, будя эхо в пещерах и галереях. Вдали послышались резкие звуки рамсинги и неясный гул голосов. Страшный момент приближался; наступила полночь.
Тремаль-Найк прибавил скорость, уже не опасаясь себя обнаружить, не думая больше ни о чем.
– Ада!.. Ада!.. – хрипел он, и несся с яростью быка по галереям, которые следовали одна за другой.
Вдруг яркий огонь появился в глубине коридора; взрыв криков донесся оттуда и раскатился по всему подземелью.
– Вот они! – воскликнул Тремаль-Найк сдавленным голосом.
Каммамури бросился на него и, собрав все свои силы, удержал, зажав ему рот.
– Ни шагу дальше! – сказал он быстро.
Тремаль-Найк обернулся к нему, оскалив зубы.
– Что это значит? – спросил он с бешенством.
– Если тебе дорога жизнь твоей Ады, ни шагу дальше, – повторил маратх, удерживая его.
– Пусти меня, Каммамури, пусти меня! Я горю… я в бреду!
– Именно поэтому я и не хочу, чтобы ты шел вперед. Если ты ворвешься в эту пещеру раньше времени, мы погибнем. Остановись, хозяин, мы спасем ее все равно.
– Ты уверен? У меня сердце страшно колотится и кровь кипит. Я готов кулаками разбить эти стены и похоронить под обломками всех этих извергов. Ты слышишь?.. Разве ты не слышал этот душераздирающий крик?
– Я ничего не слышал; тебе показалось.
– Мне показалось? Нет, я слышу ее голос.
– Это бред. Успокойся, хозяин! Возьми себя в руки, если хочешь спасти ее.
Каммамури отпустил Тремаль-Найка, и они углубились в пещеру. Вскоре они остановились за огромной колонной, откуда могли все видеть, оставаясь сами незамеченными.
Странное зрелище предстало их взорам.
Перед ними открылась обширнейшая пещера, выдолбленная в красном граните, наподобие наземного храма. Двадцать четыре колонны, украшенные причудливыми скульптурами богов и диких зверей, поддерживали своды ее.
По четырем углам пещеры стояли статуи Шивы, а посередине – чудовищная богиня с красным языком, высовывающимся изо рта, и ожерельем из черепов, подобная той, какую Тремаль-Найк видел в пагоде.
Со свода, покрытого барельефами, представляющими сражения, свисали многочисленные бронзовые лампы, рассеивающие какой-то бледный, голубоватый, мертвенный свет.
Сорок полуобнаженных индийцев с одинаковой татуировкой в виде змеи на груди, и шелковыми арканами вокруг бедер, сидели вокруг нее, скрестив ноги, безмолвно уставившись на это чудовищное бронзовое божество. Рядом с одним из них лежал на полу огромный барабан, в который он ударял время от времени, заставляя его глухо рокотать под сводами пещеры.
– Ада!.. – прошептал Тремаль-Найк, окидывая взглядом пещеру. – Где моя Ада?..
Луч радости сверкнул в его глазах.
– Жертвоприношение еще не началось! – воскликнул он. – Хвала Шиве!
– Не говори так громко, хозяин, – прошептал Каммамури, сжимая шею тигрицы. – Если все туги, которые живут в подземельях, уже здесь, то похитить твою Аду нам будет нетрудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71