Полубезумным взглядом заблудившегося в своем времени гения. Как вывести его из лабиринта невозможностей?
Как Ахматовой не давала покоя поэма. Ее лучшая. Чудеснейшая. Живая. Приходила. Стучалась. Или входила без стука. Умоляла. Или требовала. Но всегда присутствовала в жизни. Напоминала о себе любой мелочью. Так меня измучили приходы гениальнейшего из танцовщиков. Он является со свитой всех своих тайн, безумств, вдохновений. И смотрит на меня, будто зовет. Или хочет получить ему по праву принадлежащее. Я должна ему многое. О нем. Про него, для него. Он приходит. И не отстанет, я знаю. Я еще не готова. Я уже готова. А мне будет знак. Я начну сразу же.
Еще. Прикосновение к Ахматовской «Поэме без героя» меня странно волнует. Страшно сознаться себе в зарождающихся замыслах о ее театральном двойнике. Жутко даже. Мне нужно подтверждение равности масштабов. Иначе я не имею права браться за эту величину. Как помыслилось такое?
14.06. Как же так? Дядю Сашу похоронили. Что же делается на земле? – так просто, буднично. Долго отказывалась верить. Сын родился. А он ушел. Больно и пусто.
15.06. Всегда меня притягивает Судьба. Вот именно – с большой буквы. Все в состоявшейся творческой биографии. Но смешно скрупулезно разбираться в событиях бывших и мнимых. Я не собираюсь быть историком. Знание это дает мне нужное самочувствие. Некий импульс. Не обязательно это прямой толчок к собственному творчеству, но сохраняется ощущение человека в его судьбе. У каждого – своя. Атмосфера неповторимости влечет и ворожит.
Я влюблена в «Поэму без героя», перечитываю раз седьмой. Действительно, музыка. Что-то балетное. Крылатое. И томительное вместе с тем. Томительное не от боли. А от сладкой жути разгадки вдруг.
16.06. Разговаривали в нашей «театралке» около двух часов. В.М. пошутил: «Лена, зачем вам так много таланта. Поделитесь. Продайте. Давайте заключим сделку. Заверим у нотариуса. Продадите?». Я: «Ни капельки». Он: «Талант может уничтожить человека, когда его слишком много. Особо талантливые долго не живут. Зачем Вам это? Я, может быть, и живу столько, что не талантлив по-настоящему. Не достает. Талант может действительно погубить. Человек не выдерживает его величины. Соглашайтесь». Я: «Я бы не хотела подвергать Вас этой опасности. Останусь при своем. Значит, судьба». Он: «Надо думать о себе. Сэкономить хотя бы несколько лет. Я-то за себя уже не боюсь, а Вам жить». И что-то в этом духе. Разговор шутливый и очень серьезный. Я еще не в полной мере его осознала. В.М. что-то волнует сейчас. Он будто в прострации временами. Говорили о церковных обрядах. Я вчера спьяну сказала, что через полгода тоже выйду замуж. Он меня сегодня по этому поводу пытал. Я спросила: «Неужели я так громко про это кричала?» он: «Кто надо, услышал». Я, как могла, отшилась. Надо же было «сморозить» вчера такую глупость. Сказала, что хотела бы венчаться. Его почему-то эта тема сильно задела. Довольно резко сказал, что венчаться – это всерьез, раз и навсегда, нельзя, как в загсе: расписался – развелся. Я сказала, что вполне это осознаю. Это настоящее. Поэтому и привлекает. Но он меня уже плохо слушал, скользя по волне своих рассуждений. Потом вообще о церковных обрядах: православных и других религий. О ветхости, патриархальности нашей церкви. Что это меняет?
Читала пьеску Мариши. Довольно смелые выкладки о взаимоотношениях женщины и мужчины. В.М. потом добивался ответа на вопрос: что же хочет женщина (эта) от (этого) мужчины. Никто ответить не мог. Он настаивал. Я не совсем понимала, чего он хочет. Позже Варя предположила, что это обобщенный характер: что вообще нужно от мужчины женщине. В жизни. В любви. Всегда. Отвечать надо метко. Или совсем не отвечать. Я согласна. Для него это было крайне важно.
Пьеска (один акт) для меня распадается на отдельные красивости. Искусно сделанные, не содержащие никакой глубины, единства даже не мысли, атмосферы. Эстетически тонко, красочно. Запоминается, но пусто. М. так хочется выразить, но что, она не знает пока. Она перспективна, безусловно. Но не самобытна. Для меня ясно.
Вечером поехали в Киноцентр на «Лестницу». Была жуткая очередь. Мы с огромным трудом все же попали на фильм. Минут 40 «уламывали» администраторов. Плели о брони, о договоренности, о театроведении и просто необходимости первостепенной посмотреть этот фильм именно сегодня. Лед тронулся. Нас пропустили. Я снова в очаровании этой картиной, талантом Олега и своей любви. Жизнь, но масштабнее. Так хочется писать про это. И все же боюсь еще. Фильм сложен. К тому же про Олега «зреет» материал. Это – надежда и утешение. Но и боль и опасность. Опасность за себя и за реальность того, что еще не написано.
Не ожидала, что «Лестница» вызовет такой ажиотаж. Конечно, много фанаток Олега, но все же не ожидала увидеть Киноцентр в таком тесном кольце «стреляющих» лишний билетик, желающих прорваться. Приятно за фильм и за нас, которые все же попали на явление его миру сегодня.
17.06. Множество снов сегодня. Разных. Живу под дурманом «их» (снов) жизни. Так перепутано все там. Хорошо. Логика умирает. Бред гениальный, страшный иногда, но чаще провидческий.
Я не хочу давать В.М. стихи, потому что не верю в искренность его оценки. Если не понравится, он, как принято у него уже, не покажет этого. Найдет выход, и все равно не скажет всего, что думает. Стихи для меня слишком всерьез, чтобы подвергать их боли фальши, тем более такого уважаемого мной человека. Пусть уж лучше ругают, чем обманывают. Вообще литература для меня – всерьез, и это не сейчас, не вдруг определилось. Но как губительно манит кино. Как магнит. С этой тягой трудно справиться. К театру – охлаждение. Но вспоминаю «Обезьянок», и тепло. Люблю бесконечно.
Многие мои ранние стихи громоздки, перегружены образами, наслоениями чувств и ассоциаций. И все же они всегда искренни. Не совершенны по форме, но живучи духовно. Мощь чувств, не умещающихся в скорлупки данностей. Отсюда иногда – эпатаж и «грузность». Но никогда – фальшь.
18.06. Г. говорит про меня, что я из декаданса. Утонченная. Еще, множество раз, что я поэтическая натура, что я романтическая натура. Это уже стало общим местом. Приклеился ярлык образа. Я не против. Каждый имеет право на свое видение. Но любое утрирование меня раздражает. Я больше суммы представлений обо мне. Как и всякий другой человек. Я так понимаю персонаж Олега в «Дюба». Невозможно довольствоваться навязанной тебе ролью, если сам прекрасно осознаешь рамки этого надуманного имиджа. Надуманного самим же или другими. Но зажившего и забирающего жизненные силы у настоящей природы человека, для которой никаких рамок не существует. Желание пробиться к своему естеству, соединиться с ним, толкает кого в творчество, кого в преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Как Ахматовой не давала покоя поэма. Ее лучшая. Чудеснейшая. Живая. Приходила. Стучалась. Или входила без стука. Умоляла. Или требовала. Но всегда присутствовала в жизни. Напоминала о себе любой мелочью. Так меня измучили приходы гениальнейшего из танцовщиков. Он является со свитой всех своих тайн, безумств, вдохновений. И смотрит на меня, будто зовет. Или хочет получить ему по праву принадлежащее. Я должна ему многое. О нем. Про него, для него. Он приходит. И не отстанет, я знаю. Я еще не готова. Я уже готова. А мне будет знак. Я начну сразу же.
Еще. Прикосновение к Ахматовской «Поэме без героя» меня странно волнует. Страшно сознаться себе в зарождающихся замыслах о ее театральном двойнике. Жутко даже. Мне нужно подтверждение равности масштабов. Иначе я не имею права браться за эту величину. Как помыслилось такое?
14.06. Как же так? Дядю Сашу похоронили. Что же делается на земле? – так просто, буднично. Долго отказывалась верить. Сын родился. А он ушел. Больно и пусто.
15.06. Всегда меня притягивает Судьба. Вот именно – с большой буквы. Все в состоявшейся творческой биографии. Но смешно скрупулезно разбираться в событиях бывших и мнимых. Я не собираюсь быть историком. Знание это дает мне нужное самочувствие. Некий импульс. Не обязательно это прямой толчок к собственному творчеству, но сохраняется ощущение человека в его судьбе. У каждого – своя. Атмосфера неповторимости влечет и ворожит.
Я влюблена в «Поэму без героя», перечитываю раз седьмой. Действительно, музыка. Что-то балетное. Крылатое. И томительное вместе с тем. Томительное не от боли. А от сладкой жути разгадки вдруг.
16.06. Разговаривали в нашей «театралке» около двух часов. В.М. пошутил: «Лена, зачем вам так много таланта. Поделитесь. Продайте. Давайте заключим сделку. Заверим у нотариуса. Продадите?». Я: «Ни капельки». Он: «Талант может уничтожить человека, когда его слишком много. Особо талантливые долго не живут. Зачем Вам это? Я, может быть, и живу столько, что не талантлив по-настоящему. Не достает. Талант может действительно погубить. Человек не выдерживает его величины. Соглашайтесь». Я: «Я бы не хотела подвергать Вас этой опасности. Останусь при своем. Значит, судьба». Он: «Надо думать о себе. Сэкономить хотя бы несколько лет. Я-то за себя уже не боюсь, а Вам жить». И что-то в этом духе. Разговор шутливый и очень серьезный. Я еще не в полной мере его осознала. В.М. что-то волнует сейчас. Он будто в прострации временами. Говорили о церковных обрядах. Я вчера спьяну сказала, что через полгода тоже выйду замуж. Он меня сегодня по этому поводу пытал. Я спросила: «Неужели я так громко про это кричала?» он: «Кто надо, услышал». Я, как могла, отшилась. Надо же было «сморозить» вчера такую глупость. Сказала, что хотела бы венчаться. Его почему-то эта тема сильно задела. Довольно резко сказал, что венчаться – это всерьез, раз и навсегда, нельзя, как в загсе: расписался – развелся. Я сказала, что вполне это осознаю. Это настоящее. Поэтому и привлекает. Но он меня уже плохо слушал, скользя по волне своих рассуждений. Потом вообще о церковных обрядах: православных и других религий. О ветхости, патриархальности нашей церкви. Что это меняет?
Читала пьеску Мариши. Довольно смелые выкладки о взаимоотношениях женщины и мужчины. В.М. потом добивался ответа на вопрос: что же хочет женщина (эта) от (этого) мужчины. Никто ответить не мог. Он настаивал. Я не совсем понимала, чего он хочет. Позже Варя предположила, что это обобщенный характер: что вообще нужно от мужчины женщине. В жизни. В любви. Всегда. Отвечать надо метко. Или совсем не отвечать. Я согласна. Для него это было крайне важно.
Пьеска (один акт) для меня распадается на отдельные красивости. Искусно сделанные, не содержащие никакой глубины, единства даже не мысли, атмосферы. Эстетически тонко, красочно. Запоминается, но пусто. М. так хочется выразить, но что, она не знает пока. Она перспективна, безусловно. Но не самобытна. Для меня ясно.
Вечером поехали в Киноцентр на «Лестницу». Была жуткая очередь. Мы с огромным трудом все же попали на фильм. Минут 40 «уламывали» администраторов. Плели о брони, о договоренности, о театроведении и просто необходимости первостепенной посмотреть этот фильм именно сегодня. Лед тронулся. Нас пропустили. Я снова в очаровании этой картиной, талантом Олега и своей любви. Жизнь, но масштабнее. Так хочется писать про это. И все же боюсь еще. Фильм сложен. К тому же про Олега «зреет» материал. Это – надежда и утешение. Но и боль и опасность. Опасность за себя и за реальность того, что еще не написано.
Не ожидала, что «Лестница» вызовет такой ажиотаж. Конечно, много фанаток Олега, но все же не ожидала увидеть Киноцентр в таком тесном кольце «стреляющих» лишний билетик, желающих прорваться. Приятно за фильм и за нас, которые все же попали на явление его миру сегодня.
17.06. Множество снов сегодня. Разных. Живу под дурманом «их» (снов) жизни. Так перепутано все там. Хорошо. Логика умирает. Бред гениальный, страшный иногда, но чаще провидческий.
Я не хочу давать В.М. стихи, потому что не верю в искренность его оценки. Если не понравится, он, как принято у него уже, не покажет этого. Найдет выход, и все равно не скажет всего, что думает. Стихи для меня слишком всерьез, чтобы подвергать их боли фальши, тем более такого уважаемого мной человека. Пусть уж лучше ругают, чем обманывают. Вообще литература для меня – всерьез, и это не сейчас, не вдруг определилось. Но как губительно манит кино. Как магнит. С этой тягой трудно справиться. К театру – охлаждение. Но вспоминаю «Обезьянок», и тепло. Люблю бесконечно.
Многие мои ранние стихи громоздки, перегружены образами, наслоениями чувств и ассоциаций. И все же они всегда искренни. Не совершенны по форме, но живучи духовно. Мощь чувств, не умещающихся в скорлупки данностей. Отсюда иногда – эпатаж и «грузность». Но никогда – фальшь.
18.06. Г. говорит про меня, что я из декаданса. Утонченная. Еще, множество раз, что я поэтическая натура, что я романтическая натура. Это уже стало общим местом. Приклеился ярлык образа. Я не против. Каждый имеет право на свое видение. Но любое утрирование меня раздражает. Я больше суммы представлений обо мне. Как и всякий другой человек. Я так понимаю персонаж Олега в «Дюба». Невозможно довольствоваться навязанной тебе ролью, если сам прекрасно осознаешь рамки этого надуманного имиджа. Надуманного самим же или другими. Но зажившего и забирающего жизненные силы у настоящей природы человека, для которой никаких рамок не существует. Желание пробиться к своему естеству, соединиться с ним, толкает кого в творчество, кого в преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158