Изумительно! На последних кадрах меня трясло, как в ознобе, но это не от начинающейся простуды, а от силы фильма. Одно из сильнейших впечатлений в жизни. Сказала Варе, что после таких фильмов хочется взорвать, перевернуть себя и окружающее, не потому даже, что оно не годится, а просто желание переворота. Оставаться в своих прежних рамках невозможно. Какие-то границы рушатся, и оказываешься один на один с лучшим, что в тебе есть. Пусть это длится недолго. Но было. И я не могу оставаться прежней. Не получится.
Ну, как писать о таких гениальных фильмах? Жан Пьер Лео чем-то напоминает Меньшикова. Пока разобраться не могу. Но чую интересный образ.
16.09. Снова простудилась.
Интересно, что сейчас с Алешей. Топит воск ранней осени? Лепит стихи или льстит чьей-то красе? Когда едет крыша, несусветности – везде.
Нижинский – Меньшиков, снова Меньшиков – Нижинский. Опять. Но без прежнего надрыва. Но с прежней одержимостью. Без внешних взбрыков. С бездонностью недовоплощенного.
До чего плохо болеть. В аудиториях с открытыми окнами можно превратиться в ледышку. Дома чуть-чуть получше, но тоже мерзко. Нет конца моим простудам. Полмесяца только продержалась.
Вся я – больная. Надолго ли меня хватит в жизни? Да еще с моей манией значительности. А если действительно, не выдержу внешнего давления жизни и зачахну, не успев воплотиться во многое и многих? И все, что во мне таится и ждет выхода, так и погибнет? Когда болеешь, особенно страшно думать о смерти.
17.09. Под утро снился Гр. Сюжет довольно криминальный. Во сне все хорошо. Открываю глаза – холодная квартира, лежу в постели. Закрываю глаза – снова ласковый плен. До чего восхитительно!
Сегодня «двойная доза» Г. Первая лекция – наша, на вторую, 1 курса, ходили с Варей. В.М. совершенно неотразим, когда забывает о времени и несется в свободной импровизации. Все же более раскован с первокурсниками. Это объяснимо, он – человек, падкий на все новое, жажда очаровывать в нем огромна. Он «заводится». Когда же человек узнан получше, новизна восприятия исчезает. Мало кому удается пробиться в его «круги», стать своим. М., например, он почти не замечает. Она сидит и молчит. Настолько близка, что как бы растворяется в его поле и перестает существовать как независимая личность. Все правильно – «близкое знакомство порождает презрение». Можно не так резко, но все же очень редко оно закрепляет чувство, а не отталкивает от человека.
С Дуб. отношения такие же. С Вер. – не лучше. Разные. Слишком. В данных случаях это не является стимулом к воодушевлению. Я хочу сказать, что иногда различие поощряет к каким-то открытиям. Человека непохожего хочется понять и если не согласиться с ним, то хотя бы разобраться в его и своих, кстати, странностях.
Наше занятие отвратительно. Снова вспомнил под конец лекции про Пушкина. Спросил меня, читала ли. Да, говорю (куда я денусь?). Ну, как? – спрашивает. Я – понравилось. Смех. Я сказала так специально. Каков вопрос, таков ответ. Он же полументорски-полушутливо стал объяснять, почему нельзя говорить безликое слово – понравилось. Ладно, пролетели. Зацепил, конечно, слегка. Но я привыкла к его иронии. Я восхищаюсь им, когда он, отстраненный, витает в своих воспоминаниях и восторгах, рассказывает, показывает, забывается. Это деликатнейший человек. Чуткий. Осторожный. И он – очень холодный, настороженный. Варя очень мучается от его противоречий. Я сейчас уже научилась смотреть сквозь пальцы на них. Я бесконечно ему благодарна. Но он – не мой учитель.
Так вот я отвлеклась. Занятие было гадким не из-за мелочной этой выходки, а потому что вели себя отвратительно. Шептались, хихикали, елозили. Вер., См. и Дуб. Они сильны, когда вместе. Влияют друг на друга, и результат: хохмачество, полупошлое-полубогемное. То, что меня больше всего раздражает. Не легкомыслие – легкоумие. И это во всем. Они могут какие угодно глубокие работы писать (предположим), суть не меняется. Это особый тип людей.
По крайней мере, я не строю иллюзий. Ни от кого помощи не жду. Чуда разве что. От Бога?
В моем сознании роль и настоящий Нижинский настолько слились, что возникло какое-то совершенно безумное сочетание – Олег Нижинский. Они всегда – одно. Лицо, судьба, любовь. Отгоняю от себя это наваждение. Отгоняю.
Вырвалась на хореографический театр Пины Бауш. Две постановки: «Кафе Мюллер» и «Весна священная». Если честно – не мое. Недостаточную эстетику на сцене мне заменяла эстетика кулуаров в антракте. Был полный бомонд. Большей частью – молодые. Почти вся известная критическая тусовка Москвы, Фоменки, артисты, одна из Кутеповых, кстати, была с артистом Моссовета Яценко. Очень он ее обхаживает, профессиональный Дон-Жуан. Оказывается, уже седеет. Она – сама свежесть, милая, прелестная, видно, что познакомились недавно, и он хочет произвести впечатление. Смотрит на нее глазами, полными тихого обожания (так знакомо!). Сплетничать нехорошо, но не могу отказать себе в этом удовольствии.
Фланировали с Варей по этажам. Я попивала ликер. Рюмку «уперли» для театралки. Бяки! Надо видеть разное, даже отталкивающее. Размах «Весны священной» я оценила. Но все же главное – музыка. Сама хореография, признаю, своеобразна, выразительна, но вся она – антиэстетика, обезэстетичивание женского тела. Волосатые ноги и подмышки, вспотевшие тела меня шокировали. Я не могла воспринимать сюжет в отрыве от этого внешнего пусть но, как мне кажется, не менее важного аспекта. Приятней все же было «вращаться в обществе». Такая я богемная дрянь. Каюсь.
Есть в этом театре все же свой стиль. Свой «голос»: неумолимый, надрывный, беспомощный. Женская природа образа, скажу не в обиду хореографу, фиксирую как данность. Мужчина все же больше бы уделил внимания именно красоте женского тела. Это даже на подсознательном уровне работает. У Кресника, например, холодно, пронзительно, жестко, но притягательно и как-то наважденчески трагично в своем антиэстетизме. Это только мое мнение, конечно. У Пины иная стихия. Есть претензия сделать ее первобытной, утробной, слепой в своем роковом накале. Но все эти слова я поберегу для кого-нибудь другого, от творчества которого почувствую пламя искренней любви и обожания.
До чего хорошо, все-таки я не пошла на компромисс и не оставила рецензию в редакции «СиШ». Они бы убили ее, а я бы после этого не смогла жить. Жить в ладу с миром. Содрогаюсь при мысли об этом. И бесконечно благодарна небу за правильность сделанного мною шага.
Про Олега хочется писать страстно. Но я подумала, что, в сущности, видела мало его ролей. И в кино, и в театре. Несерьезно? Но если угадать? Для меня это жуткая ответственность.
Меньшиков – это каламбур. Игры и вдохновения. Мнимая легкость от каламбурящей стихии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158