Они меня гипнотизируют.
Я уже не маленькая, не наивная. Не теряю голову от чего-то необычного, нового, пусть перспективного. Как когда-то было с Б. Потрясти меня теперь не так-то просто. Почему же ты так много значишь для меня? Почему не в силах признать, что лучше – врозь, не вместе? Почему мысль, что мы больше не увидимся, причиняет мне боль?
И все-таки хорошо. Несмотря ни на что – хорошо. Этот ритм – он во мне. И он сопротивляется старому внешнему течению дней. Лихорадка внутри – и внешнее спокойствие. Вот какая странность.
16.01. И чувство опасности в чувстве ритма. Ритма бешеного и нежного. Ритма моей жизни, диктующего не только события и настроения, но даже случайности. Неужели ты – это только случайность? Разве я посмела бы когда-нибудь сказать тебе это в лицо. Ты несешься по жизни в машине, окруженный победами и грехами. У тебя всегда много денег, дела и женщин. У тебя всегда много тебя. Твои сумасшедшие глаза гипнотизируют меня. Но мне нелегко с тобой. Ты ведешь партию, ведешь игру. У тебя самочувствие победителя, убедившего жизнь стать именно такой. Единственно возможной и достойной тебя. Тебе надоедает кутерьма лиц и тел. Ты на бешеной скорости ведешь машину пьяный и пьяный невыносимо. Никогда не зная, что ты выдумаешь в следующее мгновение, играешь с женскими тревожными сердцами. Но они не нужны тебе. Так же как и свое собственное. Иногда мне кажется, ты нарываешься на опасность сознательно, приближаешь гибель, даешь ей больше шансов жить.
Но, бесподобный мой игрок, почему я ни секунды не понимаю в наших сумасшедших стремительных отношениях? Сумасшедших, как твои глаза и моя печаль.
Тебя выбрала судьба и зацеловала. И прокляла. И бросила. И бросается на шею. Каждый новый твой роман – обречен. Она не отпустит тебя. Но посмотри ей в глаза. Она не любит. Ей просто нравится быть при тебе. И не быть тобой.
То, что происходит с нами – необратимость. Мы – наваждение и наказание друг для друга. И еще – чувство опасности. Если риск для меня – единственный выход, почему я так неправдоподобно долго не прикасалась к твоему лицу и не ехала в твоей машине. На бешеной скорости. На бешеной высоте.
Ты хватал меня за руку и срывался в пропасть ночи, в пропасть пьяных гулянок и светских раутов. Я любовалась твоей грацией, гордый барс. Дитя гор и солнца. Ночью тебя охватывает невыносимая мутная тоска. Ты меняешь постели, женщин и кабаки. Ты меняешь развлечения и проблемы. Но она сильнее тебя. И она – единственное, с кем ты никогда не сыграешь в открытую. А значит – не выиграешь. Ее так много во мне. Но я не люблю говорить об этом. Когда ты догадался… А когда ты догадался?
Нас потянуло друг к другу в неотвратимость часовых стрелок, встречающихся в полночь. Время рока и время пустоты, отрицающее самое себя. И мы отрицаем себя друг в друге. И смотрим на это несуществующее лицо. Но стрелки встречаются и в полдень. И мы целуем воспоминания, существующие в наших лицах.
«Бывшие до тебя», что они знают обо мне? Заколдованное место на Октябрьской площади лежит в снегу и живет памятью о нашем знакомстве. Мы встретились. Мы расстались. Мы встретились. Мы придумали себя. И нам не было страшно за наши маски, которые вдруг взбунтовались, ожили и ужалили в сердце. И убежали, держась за руки, в снежную равнодушную Москву. Мы посмотрели им вслед. Мы посмотрели друг на друга. Нам не было страшно. Нам не было легко. Мы посмотрели друг на друга.
И чувство опасности. Оно всегда со мной. Ведь это ты. Ты переворошил мою жизнь. Ты смял ее конфетной оберткой. Это была чужая жизнь. И конфета была невкусная.
А мы, мы хорошо смотримся? Мы хорошо разыграли день и ночь. Нам аплодировали эстеты и чернь. Мы тронули сердца всех, всех без исключения.
Но мне не нужны ни твои грехи, ни твои победы. Ни твои деньги. А тебе не нужна моя печаль. Тебе не нужна Вечность. А когда я улыбаюсь, то похожа на нее чуть-чуть. Вместе? Навсегда? Это нонсенс. И что мне делать с нашим оригинальным знакомством?
Так вот, мы посмотрели друг на друга. И нам стало все равно. И еще – чувство опасности. В чувстве ритма. Мы посмотрели друг на друга. И посмотрели друг на друга еще раз. И даже сейчас. Ритм. Тот самый. И мне все равно. Но он неистребим. И не навязывается. Я сама выбрала этот цвет. Если риск – единственный выход, почему ты не позвонил мне и не соскучился по запаху моих волос? А если я не нужна тебе, то все БДТ поздравят себя. Ты не болел мной. А я могла болеть только небом. И чувством опасности. В чувстве ритма.
Мы не умеем быть нежностью? Мы будем цинизмом. Но мы будем, слышишь?
Он – это открытие целой эпохи во мне. Я изменилась. И что бы ни происходило со мной теперь, надо всем голос и жест необратимости. Его голос. Его замашки. И его выкрутасы. И где конец этому безумию? Я была знакома с печалью жизни, с ее высотой и болью, с ее лаской и насмешкой. Теперь мне открылось ее безумие. Я поняла, что эти линии на наших ладонях совпадают. И менять что-то слишком поздно. И не хочется менять.
Мир сошел с меня, как вылинявшая краска. Я лечу над его миражами, легкая. И люблю его миражи. Они никогда больше не будут моими. Я выросла.
Вы действительно в это поверили? Я разыгрываю каждую из эпох и каждое из имен. Я разыгрываю все свои страхи. Но меня позвали. Это твой голос. Ты позвал меня. И вышел за дверь, за мир, за его безумие. А я увидела все его камерное забытье. Но где твои сумасшедшие глаза? Неужели я могу соскучиться по ним?
Нет уж, оставьте. Никто и не обращается.
Почему мне всегда легче и понятнее все, когда выльется все в слова и примет определенную форму. И все диктует ритм, и слова, и форму. Олег – кратковременное знакомство, удивившее нас обоих нашим полным несходством, даже полярностью. Я для него непонятная, возможно даже нечто кунсткамерное. Он для меня тоже из другого мира. И все же, все же… Что-то запредельно притягательное.
18.01. И их осталось двое. Экзамен и зачет. Около часа проговорили с мамой. Она снова – ты так беспечна, когда ты опомнишься, возьмешься за ум.
Зачем? Зачем за него браться? Я не удостаиваю быть умной? Я к этому и не стремлюсь. Умная – Коткина.
У Нижинского спросили:
– Любите ли Вы поэзию?
Он ответил:
– Я сам поэзия.
Ум – нечто отвлеченное. И в то же время конкретное. Я могу временами быть весьма остроумной. А могу быть полной тупицей. Но в каждом миге я ощущаю себя целостностью. Я чувствую себя миром мига и мигом мира. Я ценю это состояние. Оно ни с чем не сравнимо. Если его нет, то ничего нельзя поделать. Это талант. Ум – тоже талант, но иной природы. Не надо их сравнивать. Это несопоставимо. Это дано. Нельзя рушить свою природу. Нельзя изменять ей. Мне не нужен ум. Мне нужно знание. Мне не нужна наука. Я создана для искусства. Я осуществляюсь только в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Я уже не маленькая, не наивная. Не теряю голову от чего-то необычного, нового, пусть перспективного. Как когда-то было с Б. Потрясти меня теперь не так-то просто. Почему же ты так много значишь для меня? Почему не в силах признать, что лучше – врозь, не вместе? Почему мысль, что мы больше не увидимся, причиняет мне боль?
И все-таки хорошо. Несмотря ни на что – хорошо. Этот ритм – он во мне. И он сопротивляется старому внешнему течению дней. Лихорадка внутри – и внешнее спокойствие. Вот какая странность.
16.01. И чувство опасности в чувстве ритма. Ритма бешеного и нежного. Ритма моей жизни, диктующего не только события и настроения, но даже случайности. Неужели ты – это только случайность? Разве я посмела бы когда-нибудь сказать тебе это в лицо. Ты несешься по жизни в машине, окруженный победами и грехами. У тебя всегда много денег, дела и женщин. У тебя всегда много тебя. Твои сумасшедшие глаза гипнотизируют меня. Но мне нелегко с тобой. Ты ведешь партию, ведешь игру. У тебя самочувствие победителя, убедившего жизнь стать именно такой. Единственно возможной и достойной тебя. Тебе надоедает кутерьма лиц и тел. Ты на бешеной скорости ведешь машину пьяный и пьяный невыносимо. Никогда не зная, что ты выдумаешь в следующее мгновение, играешь с женскими тревожными сердцами. Но они не нужны тебе. Так же как и свое собственное. Иногда мне кажется, ты нарываешься на опасность сознательно, приближаешь гибель, даешь ей больше шансов жить.
Но, бесподобный мой игрок, почему я ни секунды не понимаю в наших сумасшедших стремительных отношениях? Сумасшедших, как твои глаза и моя печаль.
Тебя выбрала судьба и зацеловала. И прокляла. И бросила. И бросается на шею. Каждый новый твой роман – обречен. Она не отпустит тебя. Но посмотри ей в глаза. Она не любит. Ей просто нравится быть при тебе. И не быть тобой.
То, что происходит с нами – необратимость. Мы – наваждение и наказание друг для друга. И еще – чувство опасности. Если риск для меня – единственный выход, почему я так неправдоподобно долго не прикасалась к твоему лицу и не ехала в твоей машине. На бешеной скорости. На бешеной высоте.
Ты хватал меня за руку и срывался в пропасть ночи, в пропасть пьяных гулянок и светских раутов. Я любовалась твоей грацией, гордый барс. Дитя гор и солнца. Ночью тебя охватывает невыносимая мутная тоска. Ты меняешь постели, женщин и кабаки. Ты меняешь развлечения и проблемы. Но она сильнее тебя. И она – единственное, с кем ты никогда не сыграешь в открытую. А значит – не выиграешь. Ее так много во мне. Но я не люблю говорить об этом. Когда ты догадался… А когда ты догадался?
Нас потянуло друг к другу в неотвратимость часовых стрелок, встречающихся в полночь. Время рока и время пустоты, отрицающее самое себя. И мы отрицаем себя друг в друге. И смотрим на это несуществующее лицо. Но стрелки встречаются и в полдень. И мы целуем воспоминания, существующие в наших лицах.
«Бывшие до тебя», что они знают обо мне? Заколдованное место на Октябрьской площади лежит в снегу и живет памятью о нашем знакомстве. Мы встретились. Мы расстались. Мы встретились. Мы придумали себя. И нам не было страшно за наши маски, которые вдруг взбунтовались, ожили и ужалили в сердце. И убежали, держась за руки, в снежную равнодушную Москву. Мы посмотрели им вслед. Мы посмотрели друг на друга. Нам не было страшно. Нам не было легко. Мы посмотрели друг на друга.
И чувство опасности. Оно всегда со мной. Ведь это ты. Ты переворошил мою жизнь. Ты смял ее конфетной оберткой. Это была чужая жизнь. И конфета была невкусная.
А мы, мы хорошо смотримся? Мы хорошо разыграли день и ночь. Нам аплодировали эстеты и чернь. Мы тронули сердца всех, всех без исключения.
Но мне не нужны ни твои грехи, ни твои победы. Ни твои деньги. А тебе не нужна моя печаль. Тебе не нужна Вечность. А когда я улыбаюсь, то похожа на нее чуть-чуть. Вместе? Навсегда? Это нонсенс. И что мне делать с нашим оригинальным знакомством?
Так вот, мы посмотрели друг на друга. И нам стало все равно. И еще – чувство опасности. В чувстве ритма. Мы посмотрели друг на друга. И посмотрели друг на друга еще раз. И даже сейчас. Ритм. Тот самый. И мне все равно. Но он неистребим. И не навязывается. Я сама выбрала этот цвет. Если риск – единственный выход, почему ты не позвонил мне и не соскучился по запаху моих волос? А если я не нужна тебе, то все БДТ поздравят себя. Ты не болел мной. А я могла болеть только небом. И чувством опасности. В чувстве ритма.
Мы не умеем быть нежностью? Мы будем цинизмом. Но мы будем, слышишь?
Он – это открытие целой эпохи во мне. Я изменилась. И что бы ни происходило со мной теперь, надо всем голос и жест необратимости. Его голос. Его замашки. И его выкрутасы. И где конец этому безумию? Я была знакома с печалью жизни, с ее высотой и болью, с ее лаской и насмешкой. Теперь мне открылось ее безумие. Я поняла, что эти линии на наших ладонях совпадают. И менять что-то слишком поздно. И не хочется менять.
Мир сошел с меня, как вылинявшая краска. Я лечу над его миражами, легкая. И люблю его миражи. Они никогда больше не будут моими. Я выросла.
Вы действительно в это поверили? Я разыгрываю каждую из эпох и каждое из имен. Я разыгрываю все свои страхи. Но меня позвали. Это твой голос. Ты позвал меня. И вышел за дверь, за мир, за его безумие. А я увидела все его камерное забытье. Но где твои сумасшедшие глаза? Неужели я могу соскучиться по ним?
Нет уж, оставьте. Никто и не обращается.
Почему мне всегда легче и понятнее все, когда выльется все в слова и примет определенную форму. И все диктует ритм, и слова, и форму. Олег – кратковременное знакомство, удивившее нас обоих нашим полным несходством, даже полярностью. Я для него непонятная, возможно даже нечто кунсткамерное. Он для меня тоже из другого мира. И все же, все же… Что-то запредельно притягательное.
18.01. И их осталось двое. Экзамен и зачет. Около часа проговорили с мамой. Она снова – ты так беспечна, когда ты опомнишься, возьмешься за ум.
Зачем? Зачем за него браться? Я не удостаиваю быть умной? Я к этому и не стремлюсь. Умная – Коткина.
У Нижинского спросили:
– Любите ли Вы поэзию?
Он ответил:
– Я сам поэзия.
Ум – нечто отвлеченное. И в то же время конкретное. Я могу временами быть весьма остроумной. А могу быть полной тупицей. Но в каждом миге я ощущаю себя целостностью. Я чувствую себя миром мига и мигом мира. Я ценю это состояние. Оно ни с чем не сравнимо. Если его нет, то ничего нельзя поделать. Это талант. Ум – тоже талант, но иной природы. Не надо их сравнивать. Это несопоставимо. Это дано. Нельзя рушить свою природу. Нельзя изменять ей. Мне не нужен ум. Мне нужно знание. Мне не нужна наука. Я создана для искусства. Я осуществляюсь только в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158