Для кого-то это обычная жизнь. Но ко мне особенное требование. Я – избранная. Но как же я пренебрегаю моей особенностью. В конце концов, никакие духи-покровители не могут заставить меня писать. Это решаю я сама. И от того, что во мне победит, сумею ли я переломить свою лень или нет, зависит моя дальнейшая судьба.
Сложно. Много думать надо. Надо стать настоящей. А взрослой я никогда не хочу становиться.
О предназначении поэта
В особенно сложные моменты истории, в трудные для общества времена возникает идея необходимости места поэта (писателя) в социальной и политической жизни. Слышатся призывы к поэту как провозглашатаю каких-то лозунгов о занятии им места в общественной жизни, о том, чтобы все его творчество находилось во взаимосвязи с проблемами дня. В русской интеллигенции всегда было сильно чувство ответственности, вины перед народом, принято было ругать государство, обвинять его политические структуры в бедствиях народа, сам же народ выступал в роли обиженного и оскорбленного. В немалой степени так оно и было, но история не один раз опровергала такую однозначную, узкую точку зрения. Но сейчас, в который уже раз, звучат слова, что писатель должен к чему-то призывать, кого-то куда-то вести, вдохновлять на какие-то поступки и т. д. Но как можно творить, писать, с целью добиться своим произведением каких-то изменений в обществе? Когда об этом думаешь в процессе работы, не можешь быть искренним. Это опять же пресловутый заказ. Но если теперь не государственный заказ, то на злобу дня.
Искусство для общества, для народа только тогда истинное, когда оно «чистое». Как можно толковать о воспитании народа, о развитии его этими произведениями, когда они (произведения) подстроены под этот необходимый в данный момент уровень развития. Перспектив нет. Это развращает сознание.
Но когда поэт пишет, не думая о нуждах общества, не ставя перед собой каких-то конкретных целей, кроме своей обязательной – сказать то, о чем думаешь и сказать искренне, в этом и есть его предназначение. Сказать то, о чем не можешь молчать, и вложить в это свою душу. Тема не важна. Необходимы только дар свыше, труд и душа. И именно такими произведениями поднимается общий дух людей, пусть что-то сложно, но когда-нибудь все поймут, что это и есть настоящее.
С удовольствием приступаю к работе и с отвращением оканчиваю неполноценные и убогие строчки. Нет моей легкости, парадоксальности. Стихи тяжеловесны. Они не парят, а отдавливают ноги. Я не летаю, а тащусь по земле. Я – ничтожество. Приступаю с твердой уверенностью быстро и точно описать свои ощущения, но опять и опять терплю поражение. Не идет. Не выходит. Все, что пишу, настолько низменно по сравнению с прошлым, что меня всю охватывает такая невозможная тоска, такое необъятное презрение к себе! И желание убить саму себя, свои ничтожные язык, ум, руки за то, что они так низко пали и уродуют мысли и стремления. Сейчас я себя уничтожаю своим презрением, испытываю отвращение и омерзение к своей ничтожности и посредственности. Бездарь и обманщица.
4.07. Вроде потихоньку идет. Сейчас на шару взяла и попробовала написать, еще не зная, про что, и неожиданно что-то вышло. Не знаю, хорошо это или нет, но уже что-то есть. Процесс идет. Значит, я не застопорилась на одном месте.
Скоро еду в Москву. Любимый мой город. Сейчас мне легче, но у меня предчувствие, что полное освобождение будет именно в Москве. Я думаю, я верю, что так и будет.
6.07. Никак не могу успокоиться оттого, что никуда не поступаю. Отсюда волнение, неуверенность и нервозность. В Литературный не допустили, как и было предсказано, и не надо. На филологию не хочу. Сейчас в стране такое невозможное сумасшедшее неспокойство, нестабильность, не знаешь, что будет завтра, через неделю, месяц. Все это меня держит в постоянном напряжении, и нет освобождения. Не хочется жить на средства мамы и родственников, а добиваться чего-то самой, кажется, не хватит сил. Я злюсь на себя за эту неуверенность, за то, что я все понимаю и снова ничего не делаю. Как болото, меня засасывает в эту спокойную, равнодушную жизнь. Очень опасно. Твержу себе, что надо взять волю в кулак и на всех парах – вперед, в новую взрослую жизнь, но все остается, как было, и я топчусь на месте и не предпринимаю никаких шагов к осмыслению и изменению сложившегося положения. Вернее, я думаю и много, но все это так бесплодно. Творческий застой, застой в сердце, одиночество, вновь обостряющиеся комплексы и психозы. Я понимаю, за период счастья, плодотворной работы и удовольствий надо платить, и за удачами всегда следует спад, но главное – не зациклиться на этом, выдержать, пережить. И понять, и поставить точку, и искать новые пути. Эта жизнь – моя, это однажды, это судьба, навеки запечатленная в космическом календаре, это вера высшим силам – все это я, такая маленькая. Мгновение – и такая необъятная жизнь. Проявление жизни, этого гигантского Вселенского понятия, во мне. И если веришь в себя и Небу, если все сердце отдавать творчеству и любви, все у меня получится.
Вот ведь, кончила на такой мажорной ноте, а когда начинала, была такая безнадежность – в душе и теле. Что значит – думать с ручкой в руках и запечатлеть работу мысли как нечто независимо существующее, как бы со стороны наблюдать за записями.
Но полного освобождения и легкости пока нет. Жду Москвы как избавления, как очищения от этой стоячей, закисающей жизни, как свежего воздуха, как нового, пусть жесткого, не всегда приятного, но иного.
Я поймала себя на мысли, что постоянно откладываю работу, не хочу писать, что я просто боюсь взять в руки ручку. Боюсь новых неудач. Ничего не пишу два месяца. Это больно и опустошительно. Это оскорбляет и заставляет меня презирать саму себя за слабость.
Опять так странно себя ощущаю. Пустота. Непонятно что, такой непокой. Неужели я никогда не буду счастлива в любви? У меня такие громадные претензии! Это вредно и обломно. Отшиваю тысячи мужчин потому, что не нравится внешность, потому что вижу, что не интеллектуалы, потому что кажется, что слишком груб, потому что хочется только мажоров, в конце концов, потому что очень комплексую, не уверена в себе, не знаю, чего хочу, может быть, и не хочу отшивать, а язык сам говорит, губы сами кривятся в иронической усмешке, становлюсь гордой и высокомерной. Кому хочется с такой знакомиться? Виновата я сама. Многого хочу, а в результате – ничего. Не получается быть естественной. Надоело себя жалеть. Надоела эта жизнь затхлая, однообразная, незнание, чего же я хочу, и что из себя представляю. Я себя достала этими вопросами. Но и от этого копания в себе легче не становится.
7.07. Атмосфера старой тридцати-сороковой давности Москвы. Москва в моем сердце расцветает, всеми цветами и оттенками переливается, ширится, и нарастает чувство радости, то особенное «ощущение Москвы», которое из моих эмоций самое цельное и счастливое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158