Судьба преподносит, как в калейдоскопе, быстро сменяющие друг друга картинки, яркие, выразительные и бессмысленные. Для меня все сейчас не имеет смысла. Днем держусь, умеряюсь, даже интересно бывает и весело. Когда же остаюсь наедине с собой, все чаще осознаю полную и безоговорочную пустоту. Жизнь моя кажется всего лишь имитацией, всего лишь видимостью заполненности многим. Как безумно долго это длится, я постепенно приближаюсь к собственной гибели. Меня измучил ворох чувств внутри, испепелил, израсходовал. Жизненных сил все меньше. В момент откровенности от осознания своей ненужности все мертво, и я лишь – объект действительности, труп иллюзий и надежд. Могильный холмик над собственной душой.
Даже сейчас как бы играю, т е. со стороны смотрю на себя же. Не могу избежать литературности. Кошачьей мягкой походкой отчаяние прокралось. Заполнило все пространство в моей вселенной, весь воздух вокруг. Его так много, что я – уже перестала иметь какое-то значение, меня – уже зачеркнули. Ядовитые укусы буден не страшны, я пропитана до дна ядом более страшным, пытка пустоты длится бессмысленно долго. Я сдалась, а продолжают звучать призывы к разуму, к логике, правде. Я хотела быть другой, и я осталась другой. Но просто меня больше нет. Так плохо, что уже не страшно. Такое отчаяние, что уже жизнь покидает это грешное тело. Выверенность в моей игре всех деталей – та плюшевая кобра, о которой говорит с улыбкой человек, который не любит меня, но делает вид, что любит. Он тоже играет. Иногда фальшивит, преувеличивает страстность, но в целом я довольна его ролью. Мои же всегда смертельны. Так как это пьеса, разыгрываемая под открытым небом моего сердца, никто на самом деле не погибает, театр сохраняет свою условность, но меня все меньше.
Я знаю текст наизусть. Моя плюшевая кобра – послушная девочка. Я даже люблю ее. Глажу по головке и нахожу сочувствие. Но она становится мной по ночам. Она улыбается моей улыбкой и так же двигается, так же хрустит яблоком и так же любит сладкое. Когда-нибудь я проснусь в своем собственном сне и задушу ее. Она так беззащитна. Сколько раз я репетировала? Семь? Двенадцать? Я готовилась к этому всю жизнь. Я освобожусь от ее оболочки, от ее кожуры-кожи. Я успокоюсь, засну. Но театр останется, и я, оказавшись в нем совсем одна, буду мучить себя сомнениями и раскаянием. Я, испытавшая огромное счастье, самоуничтожусь. Успокойтесь, господа, это же поза, позиция фигур на шахматной доске. Ничья. Как обычно. Так принято в нашем мире, и никому не обидно. Все довольны. В конце концов, утешаю себя, погибать от счастья лучше, чем глупеть. «Кто знает», – отвечает не любимый, но желаемый Пьеро. Или это городская судьба аплодирует виртуозности, с которой я исполняю танец век. Танец тонких пальцев. Зрелище для аристократов. В стиле декаданса. Судьба города не раз напевала мне про мою избранность. Странные у нас отношения. От обожания к испепелению бесстрастностью и цинизмом. Я похоронила плюшевую кобру в глубине памяти. Она кроткая, до слез. Я живу с этой бесконечной виной. Но нет. Не живу, испытываю жизнь. Она не подставит мне ножку. Она ждет, когда же я сама выпаду с какого-то там этажа собственных мучений и предчувствий. И я сделаю это. Я обещаю. Я читала все произведения рока. Не так уж много там разнообразия. Главное – не смешивать жанры. Пустите меня. Это чужая станция. Чужая судьба. И здесь не получилось по-настоящему, обернулось фарсом. Призрачно поманило и растаяло. Нет никого вокруг.
На днях я пошла на могилку. А там запахи весны и чистый лист бумаги. Кобра жива. Я ищу ее. Будьте так добры, если встретите мою маленькую плюшевую зверушку, передайте, что я жду ее, жду, там же, в будущем.
Вот этюд на тему смерти. Или надежды? Всегда боялась затрагивать эту тему. А сейчас – все равно. Снова придумываю. В этом – вся. Вот и все.
Простилась со Славой. Навсегда? На всю свою тишину. Я ничего не знаю. Ничего не хочу. Понимаю, что тешу и лелею свою тоску, но поделать не в состоянии ничего. Где выход из этой пытки, пародирующей жизнь. Как безумно растрачиваю драгоценные минуты. «Ливнем буден загублен порыв». Я снова все поставила, только теперь не на любовь, а на душу. Снова ва-банк. Он окажется последним? В любом случае от исхода поединка зависят судьбы многих мира сего. Мира сего?
От будущей судьбы в будущую вечность. От беды до головокружения метелей, мелюзги поднебесной, от потерь, от преследований в «прости», в исповедоваться.
Плюшевая кобра кусает не больно. Она искушает возможностью ничего не делать, не сопротивляться, не противиться.
Кто кого уничтожил? Это я уничтожаю всех вокруг. Всех, кто захочет почувствовать меня. Я умерла. Такая пустыня.
А жесть желала жалеть. И перестала называться жестью. Я мечтала жаждать. И убила свои страсти. Хотела цинизма. А вышла шуточная история о плюшевых безумствах. Хотела высокой трагедии. А закончилось все тусклой высокопарностью.
Мне было так плохо, что все окружающее перестало иметь значение. Я сама была огромней самой жизни. Я исчезала на собственных глазах. Я снова осталась такой же безумной и бессчастливой, без права на уход. Так и придется мучиться.
Все снова станет разноцветным, все останется на своих местах. А моя боль воплотится, ну, хоть во что-нибудь. Меня назовут повелительницей. Танец век на рассвете. Вызовут на бис. И судьба снова рядом. Испытывает. Я выдержу. Я все смогу. Не плачется. А жизнь такая вокруг разная. Надоело казаться куклой. Я вся – противоестественность, противоживучесть. Нагрузила душу кипами красот и в засохшей луже своей свободы тщетно пытаюсь спрятаться, уйти, укрыть голову под крыло, как страус. А жизнь жалеть не любит, и я не люблю.
Но это не все. Нет. Нет. Не было ответа. Девять тактов тишины. И новая серия. На этот раз мелодрама. Раз-лу-у-у-ка. Рас-ста-ва-ние. Прости. Прости. Прости. Кап-кап. До………(нужное вписать).
Я знала, чем все кончится. Я знала это с самого начала. И все-таки не притворялась. Просто обряд такой. Называется – жизнь поэта. Не завидую тем, кто попробовал. Потому что это тоже талант.
Все кончилось. Все осталось. Все прошло мимо.
Похоронила себя. А заклятие снимет кто-то. Он должен быть. Он идет ко мне. Когда-нибудь я буду счастлива. А сейчас – проклятие собственных несовершенств. Они придавили мое лучшее надгробным камнем. И воцарились. Но это временно. «Сказки не заканчиваются слезами. Они рассказывают себя сами».
16.11. Спектакль «32 мая. Город мышей». Сегодня показалось слабее, то ли потому, что нет уже новизны восприятия, то ли оттого, что сидела в первом ряду, а может, Арх. со своим скепсисом портила настрой. Но это уже не то. Но я помню свои чувства после первого показа. Ощущение праздника и счастья. И влюбляюсь в них все больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158