Глубокая уверенность в своей особенности вселяет в меня иногда такую наглость, что я просто не сомневаюсь, что останусь в памяти, литературе и искусстве, что вся эта моя писанина не канет в лету, а будет кому-нибудь интересна, возможно. И в будущем кто-то (будущие поколения, потомки?) меня оценят и увлекутся моим мирочувствованием. И буду нужна по-настоящему. Боже мой, ну не гордыня ли? Может, и нет. Но необходимо настроиться на ожидание, почему-то все же, кажется, определенную долю признания получу при жизни. А состояться? Так уже состоялась. Собой, самоощущением себя, себя как таковой и себя в сравнении с окружающими.
Извожу бумагу. Тешусь самоупоением. А стихи, такие, как раньше, писать больше не буду. Спадает старая оболочка и образ, новое вот уже совсем рядом. Имидж свой изменять не буду, только добавлю желаемое и выдам за настоящее. Оно постепенно и станет им. И внешне я стану, какой хочу.
Вот перечитала только что мартовские дневниковые записи времен знакомства со Славой. (Странное совпадение, мелькнуло вдруг – слава). И почти что физически ощущала, как в меня входило то распрекрасное самочувствие, энергетика тех дней осталась на листочках тетради и теперь снова возвращается ко мне. Вспомнила Славку, Макдональдс, ЦДРИ, проводы в Питер и 4 месяца разлуки. Потом вспышка: случайная встреча на вокзале, безумные 3 часа, горение, порыв, любование друг другом и снова вынужденная разлука. Но вот я в Москве, он тоже, и вся нелепость в том, что я не могу дозвониться ему. И – молчание. Но мне не грустно. Странно. Возникли аналогии с тем состоянием в марте, когда начиналось с неблагополучия и неопределенности, но самочувствие победило, и такая удивительная легкость и удача.
Мне не грустно. У меня захватывает дух, мне боязно и пьяняще.
С тревогой думаю о пятнице и предстоящем чтении рецензии. Заранее не хочу ею заниматься, подкорректирую непосредственно перед пятницей. Надо, как в омут. Не поймут – черт с ним. Начнут грызть, пираньями растаскивать на кусочки – ерунда, их проблемы. У меня будет репутация странной? Но что же делать с моей неприкаянной душой? Такая я, и быть другой не могу и не желаю.
Никогда не думала, что проблемой для меня сейчас может стать общение. С 15 лет казалось, что добилась необходимой свободы и раскованности в своих внешних проявлениях. Видимо, нет. Что-то во мне дало сбой.
Рецензия должна сама по себе представлять ценность, как независимое самобытное явление. Она не должна давать оценку: это плохо, хорошо, противоречиво, глупо или умно. Нужно передать настрой, суть, которую ты почувствовал. У каждого главное – свое. Но хотелось бы не навязываться, а делиться ощущениями. Не расчленять, а соединять несопоставимое, на первый взгляд, субъективное видение и авторский взгляд, подсознательное и реальное, телесное. В умении тонко, трепетно передать невесомую душу спектакля – основной талант рецензента. Рецензии, ныне существующие, неизбежно уйдут в прошлое. Это вчерашний день. В большинстве своем, это поверхностный взгляд. Можно говорить серьезно, и умно, и глубоко о спектакле, передать образно его строй и фактуру, но современная театроведческая школа безнадежно отравлена атеистическими представлениями о жизни, самим восприятием ее. Даже не столь тут дело в неверии в Бога, можно верить и отрицать, я говорю о способе мышления, статичности исходных данных. Жизнь, как и театр, нужно воспринимать в движении, постоянно изменяющимися и изменяющими окружение.
Читатель, знакомясь с откликом на спектакль, не должен чувствовать свою ущербность от невидения постановки, но хорошо бы, если у него возникнет стойкое желание пойти и посмотреть. Читая статью, важнее наслаждаться ощущением эстетического понимания вещей, о которых там говорится. Это лишь эскиз на тему, созвучие на тему, пластически озвученная акварель. Нелепо? Возможно, для большинства. Но прекрасно и ново. И уверена, за этим – будущее.
Я знаю, что в моей власти писать легко и передавать настроение. У меня даже было занятие такое, записывала: настроение – и через двоеточие: поток сознания, цепь ассоциаций, весь бред, нелепость, алогичность, все, что в данный момент лезло в голову. Получалось сумбурно, безумно, но довольно точно. Не по смыслу, по напряженности переживания. Слов не искала, они сами подхватывали меня и несли в неведомое, но зовущее.
Чего хочу? Достигнуть виртуозной техники передачи на бумаге своих мыслей и чувств, сохранить умение смотреть на мир непосредственно и искренне, ощущать душу образа, движение его в пространстве и сознании, жить своим творчеством, не становясь холодной и равнодушной. Мое кредо – предельная искренность. И талант, конечно же. Это как само собой разумеющееся. Многие желают, но мало кому удается осуществиться личностью незаурядной и яркой.
14.10. У актеров и поэтов много общего. Их искренность и их фальшь одного свойства. Если они не настроены на определенный душевный лад, даже если снизошло вдохновение, талантливой игры (произведения) не получится, личность в плену штампов, уже наработанных, запомнившихся. Есть плохое актерское самочувствие вместо творческого (как их различал К.С.). Но и у поэтов – то же. Есть состояние графоманское, когда силишься выжать из себя нечто значительное, а от этого получаемое – пресно и фальшиво, но в редкие мгновения душевной гармонии можно истинно творить. Вопрос в том, что настоящий поэт тем отличается от графомана (в любом виде искусства), что он умеет вызвать в себе это состояние вдохновения, умеет уловить в себе, да и извне, то странное, не поддающееся пониманию разумом, что составляет сущность искусства. Не насиловать, а возвышать свою душу. Это сложно. Но как же прекрасно.
15.10. Иногда чувствуешь свою полную беззащитность перед судьбой. Не так, так иначе все перевернет, поставит с ног на голову и все сделает по-своему. Вчера, вернувшись с вокзала, не смогла открыть дверь, застревал замок, мучилась около получаса. Время примерно – полдесятого. Записной книжки с телефонами и адресами с собой нет. В Москве идти абсолютно некуда, ехать в Подмосковье в такое время – безумие, бессмысленная трата времени и сил. И тут – бредовая мысль. И все-таки я ее осуществила, хоть понимала абсурдность некоторую. Поехала в высотку МГУ, прямиком направилась в свой «родной» корпус Г (везде, кстати, меня беспрепятственно пропускали), поднялась на 6 (свой когда-то) этаж и уселась в кресло. Решила, что ночь проведу здесь. Пусть трудно и не очень удобно, зато не на улице, а в относительном тепле. Просидела часа полтора, и тут судьба послала свою вестницу. Девушка, хотя нет, ей 35, но выглядит замечательно. Сейчас там на каждом этаже сидит дежурный, и здесь сидел мужчина и читал, периодически уходил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158