Но все-таки обворожительно счастливой и завораживающей этим счастьем лучших. Спасибо, королева.
Какое странное захватывающее, восторженное чувство от Олега. От его присутствия. Вообще. Не во мне. В пространстве.
Описываю свою жизнь через мельтешение событий, лиц, своих и чужих чувств.
К Паше – через иронию, спокойствие и понимание, что мы – не.
К Олегу – с восхищением от его отношений с жизнью, с непреодолимостью, неодолимостью тяги к нему. Я не знаю, что со мной. И мне это нравится.
Описываю себя и других. Я знаю, понимаю, что не писать не смогу. Это сильнее меня. Мне сейчас нет дела до того, кто и как отнесется к этим писаниям. Просто они уже есть. И что-то значат для меня. И не только для меня.
Я рада, что заколдована. Нет, расколдована от сна жизни. Я никогда не скажу, что он – случайность. И он не скажет. Напротив, слишком много в нас судьбы. Судьбы быть разными. Судьбы быть не вместе. Это тоже сила. Но магия эта не опасна. А чувство опасности? Ну да, в ритме, совпадающем, как и стрелки часов в полдень и в полночь. В нас так же мало общего, как в этих полюсах времени. И мы так же необратимы, как то мгновение, когда они замирают в одной точке.
13.12. Новый год подарит тебе праздник. Ты поймешь себя. Будет и горе. Но справишься.
Крепись, будут потери. Я не скажу. Но крепись. Декабрь твой, летай, это очень редко случается, чтобы так благоприятствовали звезды. Не все, но всё.
Я пропаду? Нет, останешься. И имя у тебя будет.
Мое пробуждение временно? Нет, это единственно возможный путь. Ты сама выбрала. И поняла. Не бойся не бояться. Бойся не быть собой. Сейчас главное – победить скверну, и тогда сама увидишь, как по-новому все обернутся на тебя. И оценят. Ты уже на пути исправления. Но постарайся быть терпимой. И еще раз терпимой.
Твое беспокойство небезосновательно. Но не томись. Декабрь благословит. И рассудит всех. И всем – по делам их. Мастер.
14.12. Наконец-то дома. Приняла ванну и успокоилась. На каком краю оказалась я по своей вине! Не хотела ведь садиться в машину, увидев эту морду. Но села. Как удалось выпутаться, что меня спасло – сама не пойму. Спасибо, Господи, что спас. Спасибо, что не хуже, но и то, что случилось, – до чего мерзость. Может, у меня нервный шок, и я не могу опомниться, но странно спокойна. Ни слез, ни отчаяния. Унижение понимаю. И жить с этим дальше придется. И я уже после этого стала другая. И прежней быть не сумею. Но спасибо, говорю себе. И это единственная мысль. Спасибо, что не хуже.
«А завтра она снова выйдет из дома, и снова будет ловить попутку». Циничный город усмехнется, скажет: «Неугомонная». Я не спорю с тобой, столица, и ничего не доказываю. Я просто явилась такая, какая есть, и ты ничего не в силах сделать с этим. Женщине нужно многое испытать. Когда все слишком благополучно, жди опасности. Неважно какой. Она придет. И уведет за собой покой. Не обязательно в личной жизни. Но где-то да порвется. Закон равновесия. Закон жизни.
16.12. Что за странное легкомысленное отчаянное состояние? Я буду вылетать из вуза и буду улыбаться. Потом осознаю, возможно. Но, боже мой, ничего ведь не изменилось: я веду себя так же, и всё и все со мной как раньше. И нет, все странным образом перевернулось, изменилось, стало по-другому. В чем дело, не пойму. И не в каких-то конкретных людях, хотя многим благодарна, что были милы со мной. И не в приступе самоуверенности. Не только в них. Не надо искать ответов, не надо их придумывать. Я не знаю, что со мной. И все равно мне это нравится.
Вот только окно и сумасшедшие глаза, которые не видела две недели. И мое отчаянное веселье. И что, что мне со всем этим делать?
Отчаяние грозит перейти в истерику. Меня занесло на такую ликующую высоту самочувствия, что отказали все тормоза и системы управления. Возможно, я лечу уже по инерции. И срыв неизбежен. Это вопрос времени. А сейчас – смутные позывные судьбы. Я ее ощущаю сейчас близостью. И то самое чувство необратимости. Оно продолжается. Иногда кажется: все они отвернулись от меня. Но что-то растет в душе сильное и несокрушимое. И они смотрят на меня глазами прохожих. И остаются со мной. И оставляют меня. А что дальше? Необратимость. Довольно гадкого. Я про-консервировалась долго во внутренних тех годовалой давности депрессиях. И отчаянно кинулась во вновь открывшуюся жизнь. Меня предупредили: осторожней. Мимо. Предупредили еще раз. Но я уже неслась на полном ходу в расставленную собой же ловушку. Она прищемила мне душу, но я вырвалась, зареванная и ошалевшая. Добал-делась Могло быть хуже. Опять пожалели и предупредили. В последний раз.
Слушаюсь и повинуюсь. Но они-то знают все. И я, пропащая и счастливая, уже с именем. Прозвучавшим. И подарком будет. Не скажут. Но подумают. И я догадаюсь. Но тоже не скажу.
Она любила деревья мая. Она любила сниться тебе. Но когда опаздывают трамваи К полнолунию, ее судьбе Задают вопросы О наваждениях. Она-то знает,
Как с ними справиться.
Ей предлагают угощенья
Из всех окон кричат
«Красавица»
Но она пойдет одна
По Москве, Москве сомнений
И страсть свою
Ни одному из живущих ныне
Она не откроет.
Но это печаль?
Она не ответит. Молчит улыбка.
Ее позвали? Назвали имя?
Королева мая, к Рождеству
Вы встретитесь с памятью.
Но молчит.
И вас увидят те…
Кому уже не докажешь
Печаль и страх.
Но Вас позвали.
В моих руках
Ключи от самых страшных табу.
Она любила лица зимы
И уносила их в свое лето.
Но когда трамвай, наконец, пришел,
Она посмотрела ему в глаза
И сказала: «Прости, я уже не здесь»
Имя ее унеслось в века.
19.12. Еще раз про себя. Любимую и не очень.
Власть светских глаз. Ветер в голове. И рифмы, рифмы. Меня и ночи, меня и счастья, меня и безумия. Меня рифмуют с потерями, а я только улыбаюсь. Пропадать буду в печали и продолжать улыбаться. Улыбкой, не умеющей объяснять, назвавшей каждого из вас по имени. Ведь каждому из вас показалось, что она – ваша. Но она ничья. Даже не моя. Она приходит, непутевая. Нет, она врывается, забаламутив форточки, балконные двери и занавески. Она обрушивается наваждением. И я улыбаюсь вам, замечательные мои мужчины. И я ухожу от вас навсегда. Как же ненавистно мне это слово. Я смею только писать его, но не пускаю в речь, в свет, в жизнь. Оно не стоит их. А я? Любимая и не очень. Это «не очень» делает меня бурей, делает меня маской. Не совпадаем на самых крутых виражах. Не совпадаем в печали, в радости, в странностях. Ветер в голове и тот разный.
И тогда неистовствует молитва: «Не место мое – человек. Чужая я здесь. Отпустите»
Молчат. Болеют. Тревожатся. Не отвечают. Рифмуют меня с тишиной. Я иду мимо тишины. В праздник, карнавальное сумасшествие огней и цветов. Праздничная лихорадит жизнь. Страстная такая, беспечная.
Какой предстаю я взглядам, взглядам разных и чужих?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Какое странное захватывающее, восторженное чувство от Олега. От его присутствия. Вообще. Не во мне. В пространстве.
Описываю свою жизнь через мельтешение событий, лиц, своих и чужих чувств.
К Паше – через иронию, спокойствие и понимание, что мы – не.
К Олегу – с восхищением от его отношений с жизнью, с непреодолимостью, неодолимостью тяги к нему. Я не знаю, что со мной. И мне это нравится.
Описываю себя и других. Я знаю, понимаю, что не писать не смогу. Это сильнее меня. Мне сейчас нет дела до того, кто и как отнесется к этим писаниям. Просто они уже есть. И что-то значат для меня. И не только для меня.
Я рада, что заколдована. Нет, расколдована от сна жизни. Я никогда не скажу, что он – случайность. И он не скажет. Напротив, слишком много в нас судьбы. Судьбы быть разными. Судьбы быть не вместе. Это тоже сила. Но магия эта не опасна. А чувство опасности? Ну да, в ритме, совпадающем, как и стрелки часов в полдень и в полночь. В нас так же мало общего, как в этих полюсах времени. И мы так же необратимы, как то мгновение, когда они замирают в одной точке.
13.12. Новый год подарит тебе праздник. Ты поймешь себя. Будет и горе. Но справишься.
Крепись, будут потери. Я не скажу. Но крепись. Декабрь твой, летай, это очень редко случается, чтобы так благоприятствовали звезды. Не все, но всё.
Я пропаду? Нет, останешься. И имя у тебя будет.
Мое пробуждение временно? Нет, это единственно возможный путь. Ты сама выбрала. И поняла. Не бойся не бояться. Бойся не быть собой. Сейчас главное – победить скверну, и тогда сама увидишь, как по-новому все обернутся на тебя. И оценят. Ты уже на пути исправления. Но постарайся быть терпимой. И еще раз терпимой.
Твое беспокойство небезосновательно. Но не томись. Декабрь благословит. И рассудит всех. И всем – по делам их. Мастер.
14.12. Наконец-то дома. Приняла ванну и успокоилась. На каком краю оказалась я по своей вине! Не хотела ведь садиться в машину, увидев эту морду. Но села. Как удалось выпутаться, что меня спасло – сама не пойму. Спасибо, Господи, что спас. Спасибо, что не хуже, но и то, что случилось, – до чего мерзость. Может, у меня нервный шок, и я не могу опомниться, но странно спокойна. Ни слез, ни отчаяния. Унижение понимаю. И жить с этим дальше придется. И я уже после этого стала другая. И прежней быть не сумею. Но спасибо, говорю себе. И это единственная мысль. Спасибо, что не хуже.
«А завтра она снова выйдет из дома, и снова будет ловить попутку». Циничный город усмехнется, скажет: «Неугомонная». Я не спорю с тобой, столица, и ничего не доказываю. Я просто явилась такая, какая есть, и ты ничего не в силах сделать с этим. Женщине нужно многое испытать. Когда все слишком благополучно, жди опасности. Неважно какой. Она придет. И уведет за собой покой. Не обязательно в личной жизни. Но где-то да порвется. Закон равновесия. Закон жизни.
16.12. Что за странное легкомысленное отчаянное состояние? Я буду вылетать из вуза и буду улыбаться. Потом осознаю, возможно. Но, боже мой, ничего ведь не изменилось: я веду себя так же, и всё и все со мной как раньше. И нет, все странным образом перевернулось, изменилось, стало по-другому. В чем дело, не пойму. И не в каких-то конкретных людях, хотя многим благодарна, что были милы со мной. И не в приступе самоуверенности. Не только в них. Не надо искать ответов, не надо их придумывать. Я не знаю, что со мной. И все равно мне это нравится.
Вот только окно и сумасшедшие глаза, которые не видела две недели. И мое отчаянное веселье. И что, что мне со всем этим делать?
Отчаяние грозит перейти в истерику. Меня занесло на такую ликующую высоту самочувствия, что отказали все тормоза и системы управления. Возможно, я лечу уже по инерции. И срыв неизбежен. Это вопрос времени. А сейчас – смутные позывные судьбы. Я ее ощущаю сейчас близостью. И то самое чувство необратимости. Оно продолжается. Иногда кажется: все они отвернулись от меня. Но что-то растет в душе сильное и несокрушимое. И они смотрят на меня глазами прохожих. И остаются со мной. И оставляют меня. А что дальше? Необратимость. Довольно гадкого. Я про-консервировалась долго во внутренних тех годовалой давности депрессиях. И отчаянно кинулась во вновь открывшуюся жизнь. Меня предупредили: осторожней. Мимо. Предупредили еще раз. Но я уже неслась на полном ходу в расставленную собой же ловушку. Она прищемила мне душу, но я вырвалась, зареванная и ошалевшая. Добал-делась Могло быть хуже. Опять пожалели и предупредили. В последний раз.
Слушаюсь и повинуюсь. Но они-то знают все. И я, пропащая и счастливая, уже с именем. Прозвучавшим. И подарком будет. Не скажут. Но подумают. И я догадаюсь. Но тоже не скажу.
Она любила деревья мая. Она любила сниться тебе. Но когда опаздывают трамваи К полнолунию, ее судьбе Задают вопросы О наваждениях. Она-то знает,
Как с ними справиться.
Ей предлагают угощенья
Из всех окон кричат
«Красавица»
Но она пойдет одна
По Москве, Москве сомнений
И страсть свою
Ни одному из живущих ныне
Она не откроет.
Но это печаль?
Она не ответит. Молчит улыбка.
Ее позвали? Назвали имя?
Королева мая, к Рождеству
Вы встретитесь с памятью.
Но молчит.
И вас увидят те…
Кому уже не докажешь
Печаль и страх.
Но Вас позвали.
В моих руках
Ключи от самых страшных табу.
Она любила лица зимы
И уносила их в свое лето.
Но когда трамвай, наконец, пришел,
Она посмотрела ему в глаза
И сказала: «Прости, я уже не здесь»
Имя ее унеслось в века.
19.12. Еще раз про себя. Любимую и не очень.
Власть светских глаз. Ветер в голове. И рифмы, рифмы. Меня и ночи, меня и счастья, меня и безумия. Меня рифмуют с потерями, а я только улыбаюсь. Пропадать буду в печали и продолжать улыбаться. Улыбкой, не умеющей объяснять, назвавшей каждого из вас по имени. Ведь каждому из вас показалось, что она – ваша. Но она ничья. Даже не моя. Она приходит, непутевая. Нет, она врывается, забаламутив форточки, балконные двери и занавески. Она обрушивается наваждением. И я улыбаюсь вам, замечательные мои мужчины. И я ухожу от вас навсегда. Как же ненавистно мне это слово. Я смею только писать его, но не пускаю в речь, в свет, в жизнь. Оно не стоит их. А я? Любимая и не очень. Это «не очень» делает меня бурей, делает меня маской. Не совпадаем на самых крутых виражах. Не совпадаем в печали, в радости, в странностях. Ветер в голове и тот разный.
И тогда неистовствует молитва: «Не место мое – человек. Чужая я здесь. Отпустите»
Молчат. Болеют. Тревожатся. Не отвечают. Рифмуют меня с тишиной. Я иду мимо тишины. В праздник, карнавальное сумасшествие огней и цветов. Праздничная лихорадит жизнь. Страстная такая, беспечная.
Какой предстаю я взглядам, взглядам разных и чужих?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158