Иначе никакого «потом» ни у нее, ни у Ванра не будет, и станет не важно, чей страх оказался сильнее.
Энрисса никак не могла решить, переговорить ли ей с герцогом Квэ-Эро заранее, или подождать заседания совета. Семь лет назад она бы не задумываясь пригласила герцога побеседовать наедине, и убедила бы его в чем угодно, тогда юноша был безнадежно влюблен, но сейчас… Сейчас предстояло иметь дело со зрелым мужчиной, давно женатым, отцом семейства, полноправным правителем своих земель. Стоит ли рассчитывать на увлечения молодости? Ну почему из всех женщин империи герцог Квэ-Эро должен был выбрать Ивенну Аэллин? Энрисса предпочла бы сцепиться с любым другим лордом, пусть даже богаче и влиятельнее Квейга. Потому что слишком высокие ставки оказались на кону — она не потерпит никакого сопротивления. Благо империи превыше блага одного человека, пусть даже у него удивительно-синие глаза. Ну почему эти «благородные» ни в чем не знают меры: ни в любви, ни в ненависти, ни в верности, ни в измене! Любую клятву исполняют, не глядя на цену, каждый долг выплачивают до последнего гроша, отдают себя до конца во имя того, что считают правильным. Право же, она бы отдала Квейгу мальчика в обмен на книгу, но леди Ивенна… Вот уж кто не задумается о благе государства. Доверить ей воспитание герцога Суэрсен — отсрочить катастрофу на десять лет. Энрисса никогда не сможет оправдаться, а мальчик непременно пожелает отомстить. Наместница видела только один выход — воспитать его при дворе, и в будущем держать как можно дальше от управления герцогством. Был лишь один способ сделать это, не вызвав всеобщего возмущения — отдать маленького герцога в ученики к Хранителю. Никто не посмеет возражать против воли Аммерта, а если мальчик и в самом деле так жаден до знаний, как говорит Ванр, он сам не пожелает покинуть библиотеку, когда сможет принимать решения. Энрисса вздохнула — какая жалость, что генерал Айрэ не состоит в родстве с герцогами Суэрсен. Ему она бы безбоязненно доверила воспитание Леара Аэллин, но если необходимость королевской опеки еще можно как-то обосновать, то нельзя забрать мальчика у дяди-герцога, чтобы отдать соседу-графу. Она рассчитывала склонить Квейга к компромиссу — пусть сам передаст право опеки графу Инхор, иначе она найдет законный путь оставить мальчика под защитой Короны. Пусть даже герцог Квэ-Эро больше не верит наместнице, но генерал Айрэ по-прежнему остается вне всяких подозрений. Она просмотрела список завтрашних аудиенций, вычеркнула министра дорожного ведомства — хватит с него и вечернего доклада, и вписала имя графа Инхор. Быть может, на этот раз прямой путь окажется короче обходного, хотя обычно политика опровергала мудрость путешественников.
LXXXV
Высокий Совет в полном составе заседал в малом приемном зале, небольшой комнате с высоким сводчатым потолком и узкими окнами в самом старом крыле дворца. Если верить летописям, эту часть замка построили еще при Саломэ Первой и, похоже, с тех пор не ремонтировали. Стены покрывали выцветшие фрески в белесых проплешинах, окна-бойницы скупо пропускали дневной свет через пластинки горного хрусталя, даже в полдень приходилось зажигать свечи в бесчисленных канделябрах, и, несмотря на высокий свод, воздух быстро наполнялся удушливым чадом. Традиции империи, вне всяких сомнений, основа стабильности и благополучия государства, но к концу заседания даже лицо невозмутимого огненного мага приобретало нездоровый желчный оттенок. Достопочтенные советники сидели полукругом на высоком помосте, на черных стульях с резными спинками, спиной к окнам, перед ними стоял стол из такого же черного дерева, уникальной подковообразной формы. И стулья, и стол помнили еще первый Высокий Совет, и, судя по всему, предки отличались завидной выносливостью, твердостью неизвестное дерево не уступало пресловутому чешуйчатому дубу. Расположение мест также определялось традицией: в центре слева — наместница, сердце империи, справа — Хранитель, закон империи, за ним — магистр ордена Алеон, ибо закон, не ведающий милосердия — мертв, и бургомистр — народ, чья жизнь управляется законом. По другую руку от наместницы — магистр Дейкар и военачальник — сила империи. Энриссу всегда забавляло, как предусмотрительно первая наместница разделила закон и власть. Противопоставление сохранилось до сих пор — Хранитель провозглашал букву закона, в то время как наместница определяла суть, в случае необходимости подкрепляя свою точку зрения силой. Просители стояли по обе стороны входа, переминаясь с ноги на ногу, дела рассматривали в порядке очередности, самым невезучим приходилось ждать весь день, пока Хранитель призовет их обратиться к Совету. Тогда нужно было выйти на пустое пространство перед столом, изложить суть своего дела, ответить на вопросы Совета и ждать, пока они примут решение. Обычно вердикт выносился прямо на месте, и считался окончательным, даже наместница не могла отменить его без согласия всех членов Высокого Совета, но иногда советники не могли придти к соглашению, и объявляли решение через несколько дней, после дополнительных совещаний.
С утра успели разобрать несколько мелких земельных тяжб, Энрисса с тщательно скрываемым удовольствием настояла на воистину драконовских решениях — ни один из спорщиков не получил желаемого. И поделом — не будут в следующий раз отвлекать Высокий Совет на мелочи, которые может решить любой окружной судья. Затем почти два часа ушло на запутанное дело о наследовании: двоюродный дед герцога Луэрон умудрился в один день написать три противоречащих друг другу завещания, и теперь никто не знал, какое из них было подписано последним. Согласно показаниям свидетелей, покойник не страдал старческим маразмом, зато отличался специфическим чувством юмора. Шутка и впрямь удалась на славу — наследники судились между собой уже третий год, наконец, дойдя до Высокого Совета. К концу обсуждения Энрисса испытала огромный соблазн изъять спорное наследство в пользу государства, и построить на эти деньги школу при храме Хейнара, может, хоть там судей научат справляться со своими обязанностями. Но не в ее нынешнем положении ссориться с герцогом Луэрон. Действительным признали то завещание, по которому большую часть наследства получал правящий герцог. Пусть он теперь сам умиротворяет возмущенную родню.
Наконец, очередь дошла до Квейга. Он вышел вперед, стал посередине зала, поклонился наместнице и Совету. Энрисса опустила ресницы, чтобы скрыть заинтересованный взгляд. Герцог вырос. Юношеское очарование уступило место зрелой мужской красоте, плечи развернулись во всю ширь, золотистый загар больше не окрашивался румянцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Энрисса никак не могла решить, переговорить ли ей с герцогом Квэ-Эро заранее, или подождать заседания совета. Семь лет назад она бы не задумываясь пригласила герцога побеседовать наедине, и убедила бы его в чем угодно, тогда юноша был безнадежно влюблен, но сейчас… Сейчас предстояло иметь дело со зрелым мужчиной, давно женатым, отцом семейства, полноправным правителем своих земель. Стоит ли рассчитывать на увлечения молодости? Ну почему из всех женщин империи герцог Квэ-Эро должен был выбрать Ивенну Аэллин? Энрисса предпочла бы сцепиться с любым другим лордом, пусть даже богаче и влиятельнее Квейга. Потому что слишком высокие ставки оказались на кону — она не потерпит никакого сопротивления. Благо империи превыше блага одного человека, пусть даже у него удивительно-синие глаза. Ну почему эти «благородные» ни в чем не знают меры: ни в любви, ни в ненависти, ни в верности, ни в измене! Любую клятву исполняют, не глядя на цену, каждый долг выплачивают до последнего гроша, отдают себя до конца во имя того, что считают правильным. Право же, она бы отдала Квейгу мальчика в обмен на книгу, но леди Ивенна… Вот уж кто не задумается о благе государства. Доверить ей воспитание герцога Суэрсен — отсрочить катастрофу на десять лет. Энрисса никогда не сможет оправдаться, а мальчик непременно пожелает отомстить. Наместница видела только один выход — воспитать его при дворе, и в будущем держать как можно дальше от управления герцогством. Был лишь один способ сделать это, не вызвав всеобщего возмущения — отдать маленького герцога в ученики к Хранителю. Никто не посмеет возражать против воли Аммерта, а если мальчик и в самом деле так жаден до знаний, как говорит Ванр, он сам не пожелает покинуть библиотеку, когда сможет принимать решения. Энрисса вздохнула — какая жалость, что генерал Айрэ не состоит в родстве с герцогами Суэрсен. Ему она бы безбоязненно доверила воспитание Леара Аэллин, но если необходимость королевской опеки еще можно как-то обосновать, то нельзя забрать мальчика у дяди-герцога, чтобы отдать соседу-графу. Она рассчитывала склонить Квейга к компромиссу — пусть сам передаст право опеки графу Инхор, иначе она найдет законный путь оставить мальчика под защитой Короны. Пусть даже герцог Квэ-Эро больше не верит наместнице, но генерал Айрэ по-прежнему остается вне всяких подозрений. Она просмотрела список завтрашних аудиенций, вычеркнула министра дорожного ведомства — хватит с него и вечернего доклада, и вписала имя графа Инхор. Быть может, на этот раз прямой путь окажется короче обходного, хотя обычно политика опровергала мудрость путешественников.
LXXXV
Высокий Совет в полном составе заседал в малом приемном зале, небольшой комнате с высоким сводчатым потолком и узкими окнами в самом старом крыле дворца. Если верить летописям, эту часть замка построили еще при Саломэ Первой и, похоже, с тех пор не ремонтировали. Стены покрывали выцветшие фрески в белесых проплешинах, окна-бойницы скупо пропускали дневной свет через пластинки горного хрусталя, даже в полдень приходилось зажигать свечи в бесчисленных канделябрах, и, несмотря на высокий свод, воздух быстро наполнялся удушливым чадом. Традиции империи, вне всяких сомнений, основа стабильности и благополучия государства, но к концу заседания даже лицо невозмутимого огненного мага приобретало нездоровый желчный оттенок. Достопочтенные советники сидели полукругом на высоком помосте, на черных стульях с резными спинками, спиной к окнам, перед ними стоял стол из такого же черного дерева, уникальной подковообразной формы. И стулья, и стол помнили еще первый Высокий Совет, и, судя по всему, предки отличались завидной выносливостью, твердостью неизвестное дерево не уступало пресловутому чешуйчатому дубу. Расположение мест также определялось традицией: в центре слева — наместница, сердце империи, справа — Хранитель, закон империи, за ним — магистр ордена Алеон, ибо закон, не ведающий милосердия — мертв, и бургомистр — народ, чья жизнь управляется законом. По другую руку от наместницы — магистр Дейкар и военачальник — сила империи. Энриссу всегда забавляло, как предусмотрительно первая наместница разделила закон и власть. Противопоставление сохранилось до сих пор — Хранитель провозглашал букву закона, в то время как наместница определяла суть, в случае необходимости подкрепляя свою точку зрения силой. Просители стояли по обе стороны входа, переминаясь с ноги на ногу, дела рассматривали в порядке очередности, самым невезучим приходилось ждать весь день, пока Хранитель призовет их обратиться к Совету. Тогда нужно было выйти на пустое пространство перед столом, изложить суть своего дела, ответить на вопросы Совета и ждать, пока они примут решение. Обычно вердикт выносился прямо на месте, и считался окончательным, даже наместница не могла отменить его без согласия всех членов Высокого Совета, но иногда советники не могли придти к соглашению, и объявляли решение через несколько дней, после дополнительных совещаний.
С утра успели разобрать несколько мелких земельных тяжб, Энрисса с тщательно скрываемым удовольствием настояла на воистину драконовских решениях — ни один из спорщиков не получил желаемого. И поделом — не будут в следующий раз отвлекать Высокий Совет на мелочи, которые может решить любой окружной судья. Затем почти два часа ушло на запутанное дело о наследовании: двоюродный дед герцога Луэрон умудрился в один день написать три противоречащих друг другу завещания, и теперь никто не знал, какое из них было подписано последним. Согласно показаниям свидетелей, покойник не страдал старческим маразмом, зато отличался специфическим чувством юмора. Шутка и впрямь удалась на славу — наследники судились между собой уже третий год, наконец, дойдя до Высокого Совета. К концу обсуждения Энрисса испытала огромный соблазн изъять спорное наследство в пользу государства, и построить на эти деньги школу при храме Хейнара, может, хоть там судей научат справляться со своими обязанностями. Но не в ее нынешнем положении ссориться с герцогом Луэрон. Действительным признали то завещание, по которому большую часть наследства получал правящий герцог. Пусть он теперь сам умиротворяет возмущенную родню.
Наконец, очередь дошла до Квейга. Он вышел вперед, стал посередине зала, поклонился наместнице и Совету. Энрисса опустила ресницы, чтобы скрыть заинтересованный взгляд. Герцог вырос. Юношеское очарование уступило место зрелой мужской красоте, плечи развернулись во всю ширь, золотистый загар больше не окрашивался румянцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173