— Тот, кто верит в Семерых, должен верить и в Восьмого.
— Закономерное предположение. Разумеется, я верю в существование Ареда Проклятого, Восставшего, Проигравшего и Заточенного.
— Тогда вы должны верить в предсказания священных книг. Проклятый возвращается, генерал Айрэ, и в этом мире осталось слишком мало магов, чтобы встретить его. Тысячелетиями мы тратили свою силу на борьбу друг с другом, на противостояние богам, на пустопорожнее хвастовство. И теперь, на самой грани бытия — нас осталось слишком мало…
— Я не понимаю вас, госпожа магистр. — Он действительно не понимал. При чем тут Аред и магия, когда под воротами королевского замка стоит с войском Квейг Эльотоно, герцог Квэ-Эро?
— Предсказания в священных книгах верны по сути, но никто не знает подробностей. Вернее, никто не знал. Орден Дейкар получил силу от Семерых, чтобы бороться с Проклятым. Уже при жизни нынешнего поколения он вернется — и только Звездный Провидец сможет остановить его.
— Я по-прежнему не понимаю, о чем речь.
— О вашей дочери, граф, о Саломэ. Согласно предсказанию, она должна стать последней наместницей и второй королевой. А еще — матерью Звездного Провидца. Если этим утром герцог Квэ-Эро осуществит свои планы, то предсказание не сбудется. Ваша девочка сочетает в себе магическую силу обоих родителей. Она могла бы стать магистром ордена Алеон, не будь ей предначертана иная судьба. Сам король Элиан избрал ее своей королевой.
— Вы предлагаете спасать мир на основании детских мечтаний? Каждая девочка хочет стать королевой!
— И только одна — станет. Не лишайте свою дочь предначертания. Она будет несчастлива, случись ей из-за вашего неверия прожить чужую судьбу — не говоря уже о том, что именно маги встанут на пути Проклятого, даже если Звездный Провидец не сможет нам помочь.
— Вы с самого начала были против восстания, граф, помогите остановить кровопролитие, пока еще не поздно. Помогите нам сейчас — и ваша дочь станет моей преемницей, — слова наместницы отливали медью похоронных труб.
Все рушилось, осыпалось в бездну, прекращало существовать, и только одно оставалось незыблемым, неизменным, непоколебимым — королевский замок, накрывший землю каменными крыльями, удерживающий небо на вершинах своих шпилей. Там ласковым теплом светились окна, там, он знал это точно, все находилось на своих местах. И его место было в этих стенах; сейчас только стремление оказаться там оставалось в душе Квейга нетронутым — все прочее растворилось в кислоте пустоты… Он не помнил, что это за замок, он и собственного имени уже не мог вспомнить, не мог понять, где он и что его привело сюда, к этим стенам. Единственное, что он знал — за ними отступит пустота.
— Как вам без сомнения известно, граф, существует множество разнообразных магических артефактов. Некоторые из них могут использовать простые люди, без капли магического дара в крови, другие — оживают только в руках жрецов и магов, а самые редкие и мощные — в руках своих создателей. Вы обладаете магической силой, пусть неосознанной, но от того не менее могущественной. Сила Лаара, бога войны, по природе своей разрушает и подчиняет, преодолевает и захватывает. Неважно, что именно — вражескую страну, чужое войско, непокорную женщину, упрямого ребенка или несогласного друга. При правильном использовании эта сила всегда одерживает победу, если только ей не противопоставляют еще большую магическую силу.
«Несогласного друга» — Ланлосс уже знал, что хочет сказать ему Илана, и устало вслушивался в себя, пытаясь понять, почему не вскипает волной возмущение, не нарастает гнев, почему он с готовностью слушает ее, и не находит, да и не ищет возражений. Саломэ — королева, Саломэ — мать Звездного Провидца, Боги и Маги, Аред и Конец Времен — все такое огромное, необхватное, слишком большое для одного человека, даже для непобедимого Ланлосса Айрэ. А белая ведьма продолжала говорить:
— Но герцог Квэ-Эро — не маг. Сила огня выжжет его стремление сопротивляться, сила Эарнира усугубит отвращение к смертоубийству, сила Лаара соединит оба воздействия и сплетет сеть подчинения. Боя не будет — герцог сдастся сам. И только вы можете вложить силу Лаара в артефакт, только вас герцог подпустит достаточно близко, чтобы этот артефакт использовать.
— Зачем же так сложно? Он меня подпустит достаточно близко и для обыкновенного убийства, — с горечью заметил Ланлосс.
— Убийство вызовет всеобщее возмущение. Добровольное раскаянье — усмирит бурю. Я обещаю, что отнесусь к герцогу Квэ-Эро со всем возможным снисхождением, — но в холодном голосе наместницы не было и намека на снисхождение.
Смутное ощущение неправильности происходящего отступало, безнадежно проигрывая всепоглощающему противнику. Рубеж за рубежом обрушивались бастионы: детский смех, улыбка на загорелом лице, персиковый цвет, насмешливый взгляд серых глаз с едва заметными голубоватыми прожилками, расходящимися от зрачка. Дольше всех продержался парус, вызолоченный рассветным солнцем, выгнувшийся в попытке обогнать задиристый ветер. Но и он рассыпался в мелкую пыль.
Он стоял в круге силы, чувствовал, как странное покалывающее тепло пронизывает все тело, слышал, как сливаются в песню без слов голоса магистров, и слышал свой голос, вплетающийся в бессловесную паутину, видел, как «ничто» превращалось в «нечто», как из слова и жеста, песни и силы рождался заколдованный металл. А потом он протянул руку, и серебряный пояс послушно скользнул к нему, обхватил талию, с голодным лязгом защелкнул пряжку.
И герцог пошел к замку — медленно, отвоевывая каждый шаг у земли и неба, у пустоты и отчаянья. И когда у высоких ворот его подхватили чьи-то руки, пустота отступила, уступив место бархатной тьме.
XCVI
Наместница встретила Ланлосса Айрэ в своем кабинете. Там же ждали магистры и Хранитель; для них, несмотря на суматоху, принесли кресла. Ланлосс прикрыл за собой дверь, снял пояс и брезгливо кинул его на пол — будто не серебро держал в руках, а шелушащийся крысиный хвост. Магистр Илана вздохнула:
— Не начинайте все сначала, граф, — с ласковой укоризной, словно пеняя капризному малышу, сказала белая ведьма, — вы спасли тысячи жизней.
О, если бы он мог начать все сначала! Но серебряный пояс разорванной петлей лежал на полу — тусклый металл, исчерпавший себя до дна. Ланлосс смотрел на наместницу — Энрисса словно и не заметила, как он вошел — она по-прежнему сидела в кресле, прижавшись к спинке, не мигая глядя на стенную лампу — матовый янтарный плафон с прорезями. Внутри догорала свеча, и, казалось, для наместницы не существовало сейчас ничего важнее бьющегося о стекло огненного язычка. Ланлосс окликнул ее:
— Ваше величество, вы дали слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173