Три года, три года заклятого ожидания, три года треклятого одиночества. Письма не спасали, расстояние казалось ощутимым — каждая верста добавочной мерой веса в невидимом камне, придавившем грудь. Иннуон ежедневно писал сестре подробный дневник: четкие картинки-зарисовки, дословные диалоги, меткие остроты, ядовитые суждения, затаенная нежность. Но из-за войны письма приходили редко, раз в несколько месяцев. Тогда Ивенна забирала драгоценные листы в спальню и читала по письму в день, живя жизнью брата, пусть и с опозданием. Их время впервые разошлось, и Ивенна осталась позади. Даже себе она не смогла признаться в главном страхе: что это навсегда, нить разорвана, они перестали быть единым целым, она — одна, навечно. И последнее радостное письмо брата не успокоило тайный ужас:
«Я еду, Ивушка, скоро буду дома, и все вернется на свои места. Первая ночь только твоя. Мы поедем на водопад слушать ветер, закутаемся в мех и будем жадно вдыхать колючий серебряный воздух. Как же я рад, что возвращаюсь зимой… Словно и не было этих трех лет: тот же лед на озере, тот же снег, тот же поющий ветер. Холод у нас в крови, как льдинки в глазах. Но они не мешают нам, никто не видит красоту лучше нас. А потом, утром, я вернусь для всех остальных. И устрою ослепительный бал белого цвета, а ты будешь прекрасной снежной королевой. Уже скоро, Ива, совсем скоро» .
Девушка спрятала письмо обратно в корсаж: если ничего нельзя изменить — нужно смириться. Если бы было можно бросить все и уехать на край света, если бы брат не был герцогом Суэрсэн, если бы брат не был… братом! Она прикусила губу, нет, такого и в мыслях нельзя пожелать. Даже свобода быть рядом не стоит их единства. «Творец Всемогущий, пусть у него родятся мальчики! Хватит меня одной, это слишком жестоко!»
Чья-то рука бесцеремонно раздвинула зеленые плети и перед молодой герцогиней предстала весьма решительная особа лет пятидесяти в ярко-красном платье:
— Ах, вот ты где! Опять прячешься, на обед не пришла, и ужин пропустить хочешь?
— Я не голодна.
— И что? Семья за столом не для еды собирается, а для приличия.
Ивенна вздохнула — да уж, за завтраком они с матерью разругались, соблюдая все приличия.
— Ты уверена, что матушка обрадуется, увидев меня за столом?
— Да она уже не сердится, два письма отправила, одно молодому герцогу, второе в Айн, и повеселела. Ты только помолчи за ужином, хватит на сегодня. Вот выйдешь замуж, будешь сама себе хозяйка, а пока что мать решает, что и как.
Ивенна грустно усмехнулась: няня Марион — единственная во всем замке, да, пожалуй, и во всем герцогстве — не сомневалась, что ее любимица выйдет замуж, дайте срок. Достойного жениха пока что не попадалось, а вот как найдется — так и сразу. Подумаешь, двадцать шесть лет! Да разве это возраст для знатной дамы? Вон, и кожа у нее, как у девочки: ни морщинки, ни пятнышка, пятнадцатилетняя позавидует, и руки белые, и шея без складочки! Ничего эти сплетники не понимают! Все это она с жаром выкладывала воспитаннице по пять раз за день, сильно испытывая терпение своей леди. Не желая обижать преданную ей женщину, Ивенна старалась избегать общества няни. Герцогиня послушно поднялась и отправилась в свои покои переодеваться.
II
Энрисса Вторая Златовласая, Ее Светлейшее Королевское Величество, Тридцать Вторая Наместница короля Элиана, правителя Империи Анра, правительница провинции Аллаор (ныне сохранившейся только в полном титуловании наместниц), герцогиня Нэй и прочая, прочая, прочая третью ночь подряд мучалась от бессонницы. Серпик молодой луны нахально завис над шпилем арсенала, словно сбившийся набекрень головной убор знатной дамы прабабкиных времен — и сна как не бывало. Она с детства не могла уснуть в новолунье. Наместница облокотилась о широкий подоконник: в окно можно было не смотреть — дворцовый сад она за три года успела изучить во всех подробностях так, что и солнечным днем не увидала бы ничего нового. Нужно было лечь в постель и закрыть глаза, но Энрисса знала — стоит подойти к кровати, где горит ночник — и она опять уткнется в книгу, уже до утра. Внезапно ей стало душно, привычные до незаметности благовония сдавили горло. Нервы, опять нервы… придворный целитель печально качал головой, осматривая наместницу: «Что вы хотите, госпожа моя, нервы, вам ведь так многим пришлось пожертвовать, а в природе все очень мудро устроено», — и заваривал успокоительный настой на меду. Настои не помогали.
Энрисса яростно рванула оконную задвижку, распахивая тяжелые рамы. Через узорную решетку ворвался ледяной зимний ветер, молодая женщина глотала его залпом, с отчаянной решимостью, не сомневаясь, что завтра расплатится потерянным голосом и колючей болью в горле. Наконец она почувствовала холод и захлопнула окно. Наместница не может позволить себе серьезно заболеть, особенно сейчас, когда закончилась война. За три года Энрисса сделала то, что дура Амальдия не смогла за тринадцать — острова принадлежат империи. На удивление бесполезное приобретение! А нужно наградить отличившихся воинов, предоставить островам налоговые льготы, иначе жди восстания в ближайшее время, а предоставишь — будут недовольны свои, исконные земли: чужакам дали, а им нет. И нужно что-то делать с дворянами: победа окончательно вскружила им головы, а толку от дворянских ополчений на настоящей войне — никакого, только на провинциальные парады и годятся. Ланлоссу придется отдать Инхор — земли всё равно остались беспризорными. Старый граф умер, а наследничку нельзя доверить и скотный двор, не то, что графство. Впрочем, он все равно скоро умрет, желтая травка сводит в могилу за пару лет. Проклятое зелье выращивали в Инхоре испокон веку, целебное оно, мол. Целебное, когда в настоях да мазях, а если курить… Вот пусть новоиспеченный граф и поборется с дурманом, а не сумеет (а что не сумеет, так никакого сомнения), с него и спросим. А судьба молодого графа послужит уроком остальным. Уже несколько столетий, как наместницы подтверждали право наследования дворянских семей: привилегия стала правом. В мирное время Ланлосса Айрэ лучше держать от армии подальше. В Высоком Совете должны быть вернейшие из верных, хватит с нее и магов. Наградить его Кинжалом Чести и отправить подальше, ах да, он еще и хромает после ранения… Боги всемогущие, ну почему именно она должна думать обо всем этом! Энрисса знала ответ: видит Творец, она не стремилась к власти, но, получив ее — не станет игрушкой в чужих руках! Должна же быть в мире хоть какая-то справедливость!
Первые двадцать три года её жизнью управлял отец. Каждый день герцог Нэй напоминал дочери, что раз уж ей не посчастливилось родиться мальчиком и достойным наследником славного рода, единственное, чем она может искупить свою вину — стать наместницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
«Я еду, Ивушка, скоро буду дома, и все вернется на свои места. Первая ночь только твоя. Мы поедем на водопад слушать ветер, закутаемся в мех и будем жадно вдыхать колючий серебряный воздух. Как же я рад, что возвращаюсь зимой… Словно и не было этих трех лет: тот же лед на озере, тот же снег, тот же поющий ветер. Холод у нас в крови, как льдинки в глазах. Но они не мешают нам, никто не видит красоту лучше нас. А потом, утром, я вернусь для всех остальных. И устрою ослепительный бал белого цвета, а ты будешь прекрасной снежной королевой. Уже скоро, Ива, совсем скоро» .
Девушка спрятала письмо обратно в корсаж: если ничего нельзя изменить — нужно смириться. Если бы было можно бросить все и уехать на край света, если бы брат не был герцогом Суэрсэн, если бы брат не был… братом! Она прикусила губу, нет, такого и в мыслях нельзя пожелать. Даже свобода быть рядом не стоит их единства. «Творец Всемогущий, пусть у него родятся мальчики! Хватит меня одной, это слишком жестоко!»
Чья-то рука бесцеремонно раздвинула зеленые плети и перед молодой герцогиней предстала весьма решительная особа лет пятидесяти в ярко-красном платье:
— Ах, вот ты где! Опять прячешься, на обед не пришла, и ужин пропустить хочешь?
— Я не голодна.
— И что? Семья за столом не для еды собирается, а для приличия.
Ивенна вздохнула — да уж, за завтраком они с матерью разругались, соблюдая все приличия.
— Ты уверена, что матушка обрадуется, увидев меня за столом?
— Да она уже не сердится, два письма отправила, одно молодому герцогу, второе в Айн, и повеселела. Ты только помолчи за ужином, хватит на сегодня. Вот выйдешь замуж, будешь сама себе хозяйка, а пока что мать решает, что и как.
Ивенна грустно усмехнулась: няня Марион — единственная во всем замке, да, пожалуй, и во всем герцогстве — не сомневалась, что ее любимица выйдет замуж, дайте срок. Достойного жениха пока что не попадалось, а вот как найдется — так и сразу. Подумаешь, двадцать шесть лет! Да разве это возраст для знатной дамы? Вон, и кожа у нее, как у девочки: ни морщинки, ни пятнышка, пятнадцатилетняя позавидует, и руки белые, и шея без складочки! Ничего эти сплетники не понимают! Все это она с жаром выкладывала воспитаннице по пять раз за день, сильно испытывая терпение своей леди. Не желая обижать преданную ей женщину, Ивенна старалась избегать общества няни. Герцогиня послушно поднялась и отправилась в свои покои переодеваться.
II
Энрисса Вторая Златовласая, Ее Светлейшее Королевское Величество, Тридцать Вторая Наместница короля Элиана, правителя Империи Анра, правительница провинции Аллаор (ныне сохранившейся только в полном титуловании наместниц), герцогиня Нэй и прочая, прочая, прочая третью ночь подряд мучалась от бессонницы. Серпик молодой луны нахально завис над шпилем арсенала, словно сбившийся набекрень головной убор знатной дамы прабабкиных времен — и сна как не бывало. Она с детства не могла уснуть в новолунье. Наместница облокотилась о широкий подоконник: в окно можно было не смотреть — дворцовый сад она за три года успела изучить во всех подробностях так, что и солнечным днем не увидала бы ничего нового. Нужно было лечь в постель и закрыть глаза, но Энрисса знала — стоит подойти к кровати, где горит ночник — и она опять уткнется в книгу, уже до утра. Внезапно ей стало душно, привычные до незаметности благовония сдавили горло. Нервы, опять нервы… придворный целитель печально качал головой, осматривая наместницу: «Что вы хотите, госпожа моя, нервы, вам ведь так многим пришлось пожертвовать, а в природе все очень мудро устроено», — и заваривал успокоительный настой на меду. Настои не помогали.
Энрисса яростно рванула оконную задвижку, распахивая тяжелые рамы. Через узорную решетку ворвался ледяной зимний ветер, молодая женщина глотала его залпом, с отчаянной решимостью, не сомневаясь, что завтра расплатится потерянным голосом и колючей болью в горле. Наконец она почувствовала холод и захлопнула окно. Наместница не может позволить себе серьезно заболеть, особенно сейчас, когда закончилась война. За три года Энрисса сделала то, что дура Амальдия не смогла за тринадцать — острова принадлежат империи. На удивление бесполезное приобретение! А нужно наградить отличившихся воинов, предоставить островам налоговые льготы, иначе жди восстания в ближайшее время, а предоставишь — будут недовольны свои, исконные земли: чужакам дали, а им нет. И нужно что-то делать с дворянами: победа окончательно вскружила им головы, а толку от дворянских ополчений на настоящей войне — никакого, только на провинциальные парады и годятся. Ланлоссу придется отдать Инхор — земли всё равно остались беспризорными. Старый граф умер, а наследничку нельзя доверить и скотный двор, не то, что графство. Впрочем, он все равно скоро умрет, желтая травка сводит в могилу за пару лет. Проклятое зелье выращивали в Инхоре испокон веку, целебное оно, мол. Целебное, когда в настоях да мазях, а если курить… Вот пусть новоиспеченный граф и поборется с дурманом, а не сумеет (а что не сумеет, так никакого сомнения), с него и спросим. А судьба молодого графа послужит уроком остальным. Уже несколько столетий, как наместницы подтверждали право наследования дворянских семей: привилегия стала правом. В мирное время Ланлосса Айрэ лучше держать от армии подальше. В Высоком Совете должны быть вернейшие из верных, хватит с нее и магов. Наградить его Кинжалом Чести и отправить подальше, ах да, он еще и хромает после ранения… Боги всемогущие, ну почему именно она должна думать обо всем этом! Энрисса знала ответ: видит Творец, она не стремилась к власти, но, получив ее — не станет игрушкой в чужих руках! Должна же быть в мире хоть какая-то справедливость!
Первые двадцать три года её жизнью управлял отец. Каждый день герцог Нэй напоминал дочери, что раз уж ей не посчастливилось родиться мальчиком и достойным наследником славного рода, единственное, чем она может искупить свою вину — стать наместницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173