Но я почему-то уверен, что у тебя это получится.
Мелантэ моментально все поняла. Она посмотрела Цезариону в глаза, затем убрала руки с его плеч, взяла его левую кисть и провела пальцем по красному рубцу на запястье.
- Когда ты сделал это, - со всей серьезностью произнесла она, вглядываясь в его лицо, - я тоже почувствовала боль. Правда, не очень сильно, потому что тогда я не так о тебе беспокоилась. Но если ты сделаешь это снова, то я тоже почувствую, как нож пронзает мое сердце.
Она поднесла его кисть к губам и поцеловала шрам. Почувствовав прикосновение ее губ, Цезарион вздрогнул.
- Ты не должен этого делать, Арион. Ты мне очень дорог. Тебе нет никакой нужды уходить из жизни. Ты можешь вернуться на «Сотерию» и оставаться на ней, пока мы не уедем из Александрии. А уезжаем мы очень скоро. Отец, наверное, уже купил олово. Твой троюродный брат не знает, кто мы такие, и ничего не заподозрит. Если твои друзья захотят снарядить для тебя корабль, они могут написать моему отцу или Клеону. Никто даже не узнает, что ты у нас. Все будет хорошо.
- А для нашего друга Архибия будет совершенно естественным делом вложить деньги в корабль, - не преминул вставить Родон. - Он уже несколько раз вкладывал свои средства подобным образом.
Цезарион высвободил свою руку и строго приказал Мелантэ:
- Иди к женщинам и собирайся. Скажи им, пусть подыщут для тебя пеплос. Мне нужно обсудить все это со своим другом.
- Ты не должен убивать себя! - настойчиво повторила Мелантэ. - Я тебе не позволю этого сделать!
- Мне нужно поговорить с Родоном! - нетерпеливо сказал Цезарион, подталкивая девушку к двери.
Она вышла, но в последнюю секунду демонстративно обернулась, всем видом показывая, что не собирается уступать ему, если он вздумает настаивать на своем. Цезарион закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
Родон расхохотался.
- О Афродита, дочь Зевса! Ты самая великая из всех бессмертных богов! Даже царям не совладать с тобой!
Цезарион бросил на него гневный взгляд.
- Это несправедливо! Мелантэ не знает, кто я на самом деле, и даже не подозревает, чем она рискует!
- Ее это не пугает, - ответил Родон. - Она уже сделала свой выбор и поставила возле твоего имени крестик: хочу его! И тебе, позволь заметить, это очень нравится. Только не пытайся возражать: у тебя на лице все написано. К тому же ничего страшного в этом нет. Мне бы тоже было приятно, если бы в меня влюбилась такая смелая и красивая девушка. Если ради этого не стоит оставаться в живых, то для чего же тогда еще?
Он подошел ближе и положил футляр с письмом на стол.
- Напиши другое письмо, - настойчиво посоветовал он. - Скажи, что ты нашел купца, торгующего на Красном море, и он приглашает тебя в качестве партнера. Напиши, что через несколько дней ты уезжаешь из Александрии в Коптос, а дальше в Беренику. Предложи Архибию написать купцу и вложить деньги в корабль.
Цезарион не нашелся, что ответить. Его покорность судьбе улетучилась в тот момент, когда Мелантэ вышла из комнаты, и воображение предательски начало возводить еще одно шаткое строение: Ани с радушием приветствует своего нового партнера; Мелантэ улыбается и целует его, держа за руку; путешествие из Береники в южные страны, полные всяческих чудес...
- А разве Архибий не расстроится, подумав, что я опозорил себя тем, что опустился до торговли с купцом? - спросил он, снова пытаясь вернуться к мысли, что вся эта затея - сущая нелепица.
- А как ты думаешь, откуда у Архибия нашлись две тысячи талантов серебра, которые он не замедлил передать императору? - спросил Родон. - Конечно же, у него есть земли. Но помимо этого он всегда разумно вкладывал доходы от этих земель. У него нет предубеждений относительно торговли, но главное в том, что он хочет, чтобы ты, царь, не погиб. Он хочет знать, что в Египте еще течет кровь Лагидов, что, несмотря на смену порядка и власти, величие нашего наследия еще не до конца утеряно. Для него это представляет большую ценность, как и для меня тоже. Я попытаюсь убедить его в том, что тебе лучше вести активный образ жизни и справляться с опасностями, нежели предаваться праздности в поместье. И, я думаю, он согласится, поскольку прекрасно знает историю вашей семьи.
- Ариек...
- Он не так велик! Поверь, если уж я решил пойти на это, да и Архибий тоже, то девочка тем более сомневаться не будет. Запомни: ты мертв, твой прах находится в той урне. Я не думаю, что все наши приготовления вызовут у кого-то подозрения, а Кинесиад уж точно не станет докладывать властям о встрече с тобой. Да, в Александрии тебя могут узнать, но за пределами города ты будешь в безопасности. А через год-два, когда у тебя отрастет борода, можешь вообще не волноваться. - Родон вынул из футляра письмо и поднес его к лампе. - Разреши мне это сжечь, - попросил он, - и напиши старику новое послание. Оставайся в живых. Дай этой девочке то, чего она так страстно желает. Она обещает тебе жизнь и любовь. Зачем тебе думать о смерти? Цезарион до крови закусил губу.
- Я не буду просить их о помощи, оставляя в неведении, - наконец прошептал он. - Я отведу Мелантэ домой и скажу Ани всю правду. И только тогда, если он согласится, я приму решение.
Родон улыбнулся и поднес папирус к пламени. Он мгновенно вспыхнул и задымился. Родон аккуратно поворачивал его, пока лист не сгорел почти полностью, затем бросил оставшийся клочок на грубый деревянный пол каюты и растоптал пепел ногой. Цезарион достал другой лист папируса, обмакнул стилос в чернила и принялся писать...
Закончив, он положил его в футляр, затем приготовил еще один чистый лист папируса и аккуратно написал:
Я, царь Птолемей Цезарь, Theos Philometor Philopater, в знак уважения перед своим учителем Родоном, сыном Никанора, постановляю отныне его детей, рожденных от свободной женщины Вельвы, считать законными. Данное постановление разрешает им называться гражданами Александрии и наследовать имущество их отца. Заверено на двадцать восьмой день июля, в двадцать второй год правления царицы Клеопатры, который является пятнадцатым годом моего царствования.
Второй свидетель:
Он протянул бумагу Родону.
- У меня нет царской печати, - сказал юноша. - Но если ты решишь воспользоваться этой бумагой, попроси от моего имени Архибия, чтобы он поставил свою подпись как свидетель. Ты тоже можешь подписаться, и этого будет достаточно, чтобы убедить судей. Вполне вероятно, что римляне попытаются его аннулировать, но они уже признали множество царских постановлений и указов, к тому же у них нет причин, чтобы отклонить твою просьбу. Родон в изумлении посмотрел на бумагу, его лицо побледнело.
- А как же дата? - прошептал он.
- Это случилось незадолго до того, как мы выехали из Александрии, - пожав плечами, ответил Цезарион. - Запоминай все, что я сейчас скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Мелантэ моментально все поняла. Она посмотрела Цезариону в глаза, затем убрала руки с его плеч, взяла его левую кисть и провела пальцем по красному рубцу на запястье.
- Когда ты сделал это, - со всей серьезностью произнесла она, вглядываясь в его лицо, - я тоже почувствовала боль. Правда, не очень сильно, потому что тогда я не так о тебе беспокоилась. Но если ты сделаешь это снова, то я тоже почувствую, как нож пронзает мое сердце.
Она поднесла его кисть к губам и поцеловала шрам. Почувствовав прикосновение ее губ, Цезарион вздрогнул.
- Ты не должен этого делать, Арион. Ты мне очень дорог. Тебе нет никакой нужды уходить из жизни. Ты можешь вернуться на «Сотерию» и оставаться на ней, пока мы не уедем из Александрии. А уезжаем мы очень скоро. Отец, наверное, уже купил олово. Твой троюродный брат не знает, кто мы такие, и ничего не заподозрит. Если твои друзья захотят снарядить для тебя корабль, они могут написать моему отцу или Клеону. Никто даже не узнает, что ты у нас. Все будет хорошо.
- А для нашего друга Архибия будет совершенно естественным делом вложить деньги в корабль, - не преминул вставить Родон. - Он уже несколько раз вкладывал свои средства подобным образом.
Цезарион высвободил свою руку и строго приказал Мелантэ:
- Иди к женщинам и собирайся. Скажи им, пусть подыщут для тебя пеплос. Мне нужно обсудить все это со своим другом.
- Ты не должен убивать себя! - настойчиво повторила Мелантэ. - Я тебе не позволю этого сделать!
- Мне нужно поговорить с Родоном! - нетерпеливо сказал Цезарион, подталкивая девушку к двери.
Она вышла, но в последнюю секунду демонстративно обернулась, всем видом показывая, что не собирается уступать ему, если он вздумает настаивать на своем. Цезарион закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
Родон расхохотался.
- О Афродита, дочь Зевса! Ты самая великая из всех бессмертных богов! Даже царям не совладать с тобой!
Цезарион бросил на него гневный взгляд.
- Это несправедливо! Мелантэ не знает, кто я на самом деле, и даже не подозревает, чем она рискует!
- Ее это не пугает, - ответил Родон. - Она уже сделала свой выбор и поставила возле твоего имени крестик: хочу его! И тебе, позволь заметить, это очень нравится. Только не пытайся возражать: у тебя на лице все написано. К тому же ничего страшного в этом нет. Мне бы тоже было приятно, если бы в меня влюбилась такая смелая и красивая девушка. Если ради этого не стоит оставаться в живых, то для чего же тогда еще?
Он подошел ближе и положил футляр с письмом на стол.
- Напиши другое письмо, - настойчиво посоветовал он. - Скажи, что ты нашел купца, торгующего на Красном море, и он приглашает тебя в качестве партнера. Напиши, что через несколько дней ты уезжаешь из Александрии в Коптос, а дальше в Беренику. Предложи Архибию написать купцу и вложить деньги в корабль.
Цезарион не нашелся, что ответить. Его покорность судьбе улетучилась в тот момент, когда Мелантэ вышла из комнаты, и воображение предательски начало возводить еще одно шаткое строение: Ани с радушием приветствует своего нового партнера; Мелантэ улыбается и целует его, держа за руку; путешествие из Береники в южные страны, полные всяческих чудес...
- А разве Архибий не расстроится, подумав, что я опозорил себя тем, что опустился до торговли с купцом? - спросил он, снова пытаясь вернуться к мысли, что вся эта затея - сущая нелепица.
- А как ты думаешь, откуда у Архибия нашлись две тысячи талантов серебра, которые он не замедлил передать императору? - спросил Родон. - Конечно же, у него есть земли. Но помимо этого он всегда разумно вкладывал доходы от этих земель. У него нет предубеждений относительно торговли, но главное в том, что он хочет, чтобы ты, царь, не погиб. Он хочет знать, что в Египте еще течет кровь Лагидов, что, несмотря на смену порядка и власти, величие нашего наследия еще не до конца утеряно. Для него это представляет большую ценность, как и для меня тоже. Я попытаюсь убедить его в том, что тебе лучше вести активный образ жизни и справляться с опасностями, нежели предаваться праздности в поместье. И, я думаю, он согласится, поскольку прекрасно знает историю вашей семьи.
- Ариек...
- Он не так велик! Поверь, если уж я решил пойти на это, да и Архибий тоже, то девочка тем более сомневаться не будет. Запомни: ты мертв, твой прах находится в той урне. Я не думаю, что все наши приготовления вызовут у кого-то подозрения, а Кинесиад уж точно не станет докладывать властям о встрече с тобой. Да, в Александрии тебя могут узнать, но за пределами города ты будешь в безопасности. А через год-два, когда у тебя отрастет борода, можешь вообще не волноваться. - Родон вынул из футляра письмо и поднес его к лампе. - Разреши мне это сжечь, - попросил он, - и напиши старику новое послание. Оставайся в живых. Дай этой девочке то, чего она так страстно желает. Она обещает тебе жизнь и любовь. Зачем тебе думать о смерти? Цезарион до крови закусил губу.
- Я не буду просить их о помощи, оставляя в неведении, - наконец прошептал он. - Я отведу Мелантэ домой и скажу Ани всю правду. И только тогда, если он согласится, я приму решение.
Родон улыбнулся и поднес папирус к пламени. Он мгновенно вспыхнул и задымился. Родон аккуратно поворачивал его, пока лист не сгорел почти полностью, затем бросил оставшийся клочок на грубый деревянный пол каюты и растоптал пепел ногой. Цезарион достал другой лист папируса, обмакнул стилос в чернила и принялся писать...
Закончив, он положил его в футляр, затем приготовил еще один чистый лист папируса и аккуратно написал:
Я, царь Птолемей Цезарь, Theos Philometor Philopater, в знак уважения перед своим учителем Родоном, сыном Никанора, постановляю отныне его детей, рожденных от свободной женщины Вельвы, считать законными. Данное постановление разрешает им называться гражданами Александрии и наследовать имущество их отца. Заверено на двадцать восьмой день июля, в двадцать второй год правления царицы Клеопатры, который является пятнадцатым годом моего царствования.
Второй свидетель:
Он протянул бумагу Родону.
- У меня нет царской печати, - сказал юноша. - Но если ты решишь воспользоваться этой бумагой, попроси от моего имени Архибия, чтобы он поставил свою подпись как свидетель. Ты тоже можешь подписаться, и этого будет достаточно, чтобы убедить судей. Вполне вероятно, что римляне попытаются его аннулировать, но они уже признали множество царских постановлений и указов, к тому же у них нет причин, чтобы отклонить твою просьбу. Родон в изумлении посмотрел на бумагу, его лицо побледнело.
- А как же дата? - прошептал он.
- Это случилось незадолго до того, как мы выехали из Александрии, - пожав плечами, ответил Цезарион. - Запоминай все, что я сейчас скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113