Лучше бы это были три бородатых разбойника! Я
решил изобразить, что никого нет дома. Но Брешущего Пса не так легко
обмануть. Он приходил достаточно часто и знал нашу страшную тайну.
Кто-нибудь всегда дома.
Я открыл:
- Что тебе надо?
- Прошло больше недели, Гаррет. Ты не берешь мои заметки.
Он протиснулся в коридор вслед за разгоняющими врагов защитными
ароматами, на пол потекла дождевая вода. Он вытащил последний отчет.
- Ты пишешь всемирную историю?
- Что мне еще делать? Дождь не прекращается. Я не люблю, когда на меня
льется вода.
- Я это заметил.
- Что?
- Ничего. Ничего. Одиночество расшатало мои нервы. Может, тебе стоит
поработать над стилем своих речей? Дождь не может идти без конца.
- Не может и не идет. Каждые сутки льет только днем. Ты обратил
внимание? Дождь идет только в дневное время. Почему погода так испортилась,
Гаррет?
Я хотел подкинуть ему идею насчет Кантарда и управления ураганами, но
боялся, что он разразится новой безумной теорией.
- Можно подумать, что сами боги мешают мне распространять правду.
- Боги, пожалуй, мешают даже больше, чем смертные.
Я промолчал, точнее, не успел ничего сказать. Брешущий Пес оцепенел.
Глаза его округлились, дыхание участилось. Он поднял руку
в жесте, призванном защитить его от сглаза. Он произнес:
- Чур меня! Чур! Чур! - и с визгом стал отступать к двери. - Это он! -
прохрипел Брешущий Пес. - Гаррет! Это он!
Он был капитан Туп, который, широко разинув рот, стоял на пороге
комнаты Покойника. Повернувшись к Амато, я увидел, как за ним закрывается
дверь.
- Чур! Чур! - показывая пальцами рожки, сказал я. - Что это было? Туп
спросил:
- Что здесь делал Амато?
- Они с Покойником приятели. Встречаются и сочиняют истории про тайные
сговоры. Удивительно, как они ладят друг с другом. Теперь ваша очередь.
Откуда вы знаете Брешущего Пса?
У Тупа дернулась щека. Вид у него был такой, будто он не знает, где
находится.
- В ходе моей работы я был вынужден ограничить свободу мистера Амато
как приспешника тайных махинаторов, кукловодов, дергающих за веревки судей и
чиновников-марионеток.
Я рассмеялся:
- Вы его арестовали?
- Я его не арестовывал, Гаррет. Что бы он ни говорил. Я просто попросил
его пойти
и поговорить с человеком, которого огорчили его слова. Все было бы
прекрасно, если бы он заткнулся хоть на минуту. Но, увидев лучшую в своей
жизни публику, он не устоял и толкнул пламенную речь. Слово за слово, и мне
пришлось отвести его к судье, чтобы его официально предупредили, что он
может быть обвинен в клевете. Амато не успокаивался. У судьи Грома нет
чувства юмора. Он не считает Брешущего Пса забавным уличным персонажем. Чем
больше свирепел Гром, тем больше Амато распускал язык. Наконец Гром
взбесился и дал Амато пятьдесят пять дней за оскорбление суда. И во всем
виноват этот Пес. Как он ругался, когда его вели в Аль-Хар, вы в жизни не
слышали такой ругани! Черт возьми, если бы он хоть тогда попридержал язык, я
бы, возможно, скрепя сердце выпустил его. Но он обругал и меня.
- Другой взгляд на события, - сказал я. - Хотя его версия не особенно
отличается. Он тоже говорит, что сам виноват.
Туп усмехнулся, но мрачно.
- Жаль, что не все наши бунтовщики так безобидны.
- А?
- Принц полагает, что мы находимся на пороге хаоса; эта причина, среди
прочих, заставляет его относиться ко всему так серьезно. По его словам, если
Корона не проявит готовности в доступной и понятной форме выполнить
общественный договор, заключенный ею с карентийским народом, мы вступим в
период растущей нестабильности. Первым признаком этого будет появление в
округе групп, осуществляющих самосуд.
- В некоторых районах такие группы уже есть.
- Я знаю. Принц считает, что эти группы будут усиливаться и
политизироваться. И это будет происходить быстро, если только Слави
Дуралейнику не изменит счастье. Каждый раз, когда он оставляет нас в
дураках, все больше патриотов направляется в Кантард, чтобы помочь укротить
мятежника. Чем больше законопослушных граждан уезжает, тем меньше остается,
чтобы поддерживать порядок здесь.
Принц думает, что группы линчевателей могут объединиться в своего рода
неофициальную милицию. А потом эти группы из-за политических разногласий
начнут разбивать друг другу головы.
- Ясно. Некоторые даже могут захотеть избавиться от теперешних властей.
- Королевская семья может оказаться в одном ряду с уличными шайками.
Я промолчал и очень этим гордился. В целом мы, карентийские обыватели,
не проявляем интереса к политике. Мы хотим только, чтобы нас оставили в
покое. Мы избегаем платить налога, но все- таки расстаемся с деньгами в
надежде, что власти нас защитят. Немножко денег туда, немножко сюда, бандиты
из налогового управления не отбирают всего. Насколько я могу судить, таковы
традиционные отношения обычного гражданина с государством, если только этот
гражданин сам не является государственным жуликом. Я сказал:
- Надо как следует присмотреться к этому принцу, если он действительно
считает, что Корона - это. не только механизм для вытягивания денег из
населения и кормежки привилегированных классов.
Я вложил в свои слова слишком много язвительности. Туп не уловил, что я
просто циник и зубоскал, а не бунтовщик. Он одарил меня чрезвычайно гадким
взглядом.
Я добавил:
- Возможно, мне стоило обратить больше внимания на басню о длинном
языке Брешущего Пса.
- Возможно, Гаррет.
- Что вы делали там?
Этот вопрос понятен каждому ветерану. А в Танфере все взрослые
человеческие существа мужского пола, которые могут стоять на ногах, и
множество тех, кто уже не может, - ветераны. Корона хорошо умеет лишь
признавать всех мужчин годными для военной службы.
- Я был в армии. Сначала в боевой пехоте, затем в дальней разведке.
После ранения меня перевели в военную полицию. Однажды я спас одного
баронета и таким образом получил этот пост.
Герои! Но это ничего не значит. Почти все, кому удается прожить
достаточно долго и выкарабкаться, совершают когда-нибудь героический
поступок. Даже такие отъявленные подонки, как Краск, щеголяют медалями. В
Кантарде другой мир. Иная реальность. Мужчины, будь они герои или злодеи, с
гордостью показывают свои награды.
Противоречивость. Человек полон противоречий. Я знал убийц, которые
были артистическими натурами, и артистических натур, которые были убийцами.
Художник, написавший портрет Элеоноры, был гением и в той, и в другой
области.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
решил изобразить, что никого нет дома. Но Брешущего Пса не так легко
обмануть. Он приходил достаточно часто и знал нашу страшную тайну.
Кто-нибудь всегда дома.
Я открыл:
- Что тебе надо?
- Прошло больше недели, Гаррет. Ты не берешь мои заметки.
Он протиснулся в коридор вслед за разгоняющими врагов защитными
ароматами, на пол потекла дождевая вода. Он вытащил последний отчет.
- Ты пишешь всемирную историю?
- Что мне еще делать? Дождь не прекращается. Я не люблю, когда на меня
льется вода.
- Я это заметил.
- Что?
- Ничего. Ничего. Одиночество расшатало мои нервы. Может, тебе стоит
поработать над стилем своих речей? Дождь не может идти без конца.
- Не может и не идет. Каждые сутки льет только днем. Ты обратил
внимание? Дождь идет только в дневное время. Почему погода так испортилась,
Гаррет?
Я хотел подкинуть ему идею насчет Кантарда и управления ураганами, но
боялся, что он разразится новой безумной теорией.
- Можно подумать, что сами боги мешают мне распространять правду.
- Боги, пожалуй, мешают даже больше, чем смертные.
Я промолчал, точнее, не успел ничего сказать. Брешущий Пес оцепенел.
Глаза его округлились, дыхание участилось. Он поднял руку
в жесте, призванном защитить его от сглаза. Он произнес:
- Чур меня! Чур! Чур! - и с визгом стал отступать к двери. - Это он! -
прохрипел Брешущий Пес. - Гаррет! Это он!
Он был капитан Туп, который, широко разинув рот, стоял на пороге
комнаты Покойника. Повернувшись к Амато, я увидел, как за ним закрывается
дверь.
- Чур! Чур! - показывая пальцами рожки, сказал я. - Что это было? Туп
спросил:
- Что здесь делал Амато?
- Они с Покойником приятели. Встречаются и сочиняют истории про тайные
сговоры. Удивительно, как они ладят друг с другом. Теперь ваша очередь.
Откуда вы знаете Брешущего Пса?
У Тупа дернулась щека. Вид у него был такой, будто он не знает, где
находится.
- В ходе моей работы я был вынужден ограничить свободу мистера Амато
как приспешника тайных махинаторов, кукловодов, дергающих за веревки судей и
чиновников-марионеток.
Я рассмеялся:
- Вы его арестовали?
- Я его не арестовывал, Гаррет. Что бы он ни говорил. Я просто попросил
его пойти
и поговорить с человеком, которого огорчили его слова. Все было бы
прекрасно, если бы он заткнулся хоть на минуту. Но, увидев лучшую в своей
жизни публику, он не устоял и толкнул пламенную речь. Слово за слово, и мне
пришлось отвести его к судье, чтобы его официально предупредили, что он
может быть обвинен в клевете. Амато не успокаивался. У судьи Грома нет
чувства юмора. Он не считает Брешущего Пса забавным уличным персонажем. Чем
больше свирепел Гром, тем больше Амато распускал язык. Наконец Гром
взбесился и дал Амато пятьдесят пять дней за оскорбление суда. И во всем
виноват этот Пес. Как он ругался, когда его вели в Аль-Хар, вы в жизни не
слышали такой ругани! Черт возьми, если бы он хоть тогда попридержал язык, я
бы, возможно, скрепя сердце выпустил его. Но он обругал и меня.
- Другой взгляд на события, - сказал я. - Хотя его версия не особенно
отличается. Он тоже говорит, что сам виноват.
Туп усмехнулся, но мрачно.
- Жаль, что не все наши бунтовщики так безобидны.
- А?
- Принц полагает, что мы находимся на пороге хаоса; эта причина, среди
прочих, заставляет его относиться ко всему так серьезно. По его словам, если
Корона не проявит готовности в доступной и понятной форме выполнить
общественный договор, заключенный ею с карентийским народом, мы вступим в
период растущей нестабильности. Первым признаком этого будет появление в
округе групп, осуществляющих самосуд.
- В некоторых районах такие группы уже есть.
- Я знаю. Принц считает, что эти группы будут усиливаться и
политизироваться. И это будет происходить быстро, если только Слави
Дуралейнику не изменит счастье. Каждый раз, когда он оставляет нас в
дураках, все больше патриотов направляется в Кантард, чтобы помочь укротить
мятежника. Чем больше законопослушных граждан уезжает, тем меньше остается,
чтобы поддерживать порядок здесь.
Принц думает, что группы линчевателей могут объединиться в своего рода
неофициальную милицию. А потом эти группы из-за политических разногласий
начнут разбивать друг другу головы.
- Ясно. Некоторые даже могут захотеть избавиться от теперешних властей.
- Королевская семья может оказаться в одном ряду с уличными шайками.
Я промолчал и очень этим гордился. В целом мы, карентийские обыватели,
не проявляем интереса к политике. Мы хотим только, чтобы нас оставили в
покое. Мы избегаем платить налога, но все- таки расстаемся с деньгами в
надежде, что власти нас защитят. Немножко денег туда, немножко сюда, бандиты
из налогового управления не отбирают всего. Насколько я могу судить, таковы
традиционные отношения обычного гражданина с государством, если только этот
гражданин сам не является государственным жуликом. Я сказал:
- Надо как следует присмотреться к этому принцу, если он действительно
считает, что Корона - это. не только механизм для вытягивания денег из
населения и кормежки привилегированных классов.
Я вложил в свои слова слишком много язвительности. Туп не уловил, что я
просто циник и зубоскал, а не бунтовщик. Он одарил меня чрезвычайно гадким
взглядом.
Я добавил:
- Возможно, мне стоило обратить больше внимания на басню о длинном
языке Брешущего Пса.
- Возможно, Гаррет.
- Что вы делали там?
Этот вопрос понятен каждому ветерану. А в Танфере все взрослые
человеческие существа мужского пола, которые могут стоять на ногах, и
множество тех, кто уже не может, - ветераны. Корона хорошо умеет лишь
признавать всех мужчин годными для военной службы.
- Я был в армии. Сначала в боевой пехоте, затем в дальней разведке.
После ранения меня перевели в военную полицию. Однажды я спас одного
баронета и таким образом получил этот пост.
Герои! Но это ничего не значит. Почти все, кому удается прожить
достаточно долго и выкарабкаться, совершают когда-нибудь героический
поступок. Даже такие отъявленные подонки, как Краск, щеголяют медалями. В
Кантарде другой мир. Иная реальность. Мужчины, будь они герои или злодеи, с
гордостью показывают свои награды.
Противоречивость. Человек полон противоречий. Я знал убийц, которые
были артистическими натурами, и артистических натур, которые были убийцами.
Художник, написавший портрет Элеоноры, был гением и в той, и в другой
области.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70